Брэнди извлекает из плетеной корзинки ленту белого с золотом, как в волшебном фокусе, слой легкого шелка с золотым, оформленным в греческом ключе тиснением, которым она оборачивает мне голову.
Из-под новой вуали окружающий мир кажется еще отдаленнее.
- Угадай, как делают оформление золотом, - предлагает Брэнди.
Ткань так легка, что вздувается спереди от моего дыхания, шелк ложится на ресницы, не сгибая их. Даже лицо, на котором у меня оканчивается каждый нерв тела, даже мое лицо не чувствует прикосновения.
"Группе индийских детей", - рассказывает Брэнди, - "Детишек возрастом четыре-пять лет, приходится целый день просиживать на деревянных скамьях, быть вегетарианцами, и выщипывать большую часть огромной кучи золотых швов, чтобы в итоге остался только золотой орнамент".
- За этой работой не увидишь детишек старше десяти лет, - говорит Брэнди. - Потому что к этому времени почти все они слепнут.
Одна только вуаль, извлеченная Брэнди из корзинки, площадью где-то в шесть футов. Пропавшее драгоценное зрение всех тех милых детишек. Пропавшие дни их хрупкого детства, проведенные за выщипыванием шелковых нитей.
Дайте мне жалость.
Вспышка!
Дайте мне эмпатию.
Вспышка!
Ох, мое бедное сердце сейчас разорвется.
Говорю:
- Всвф сйвс см эйувн синкс.
"Нет, все в норме", - отвечает Брэнди. Она не собиралась никого вознаграждать за эксплуатацию детей. Она взяла это на распродаже.
Я заперта в шелках, устроилась в личном облаке из органзы и жоржета, - а мысль о том, что я не могу делиться своими проблемами с другими, дает мне право плевать на их проблемы с высокой колокольни.
- Ах да, и не переживай, - говорит Брэнди. - Внимания тебе хватит. У тебя взрывная комбинация из грудей и задницы. Просто не надо ни с кем говорить.
Люди терпеть не могут не познать что-то, рассказывает она. В частности, мужчинам не вынести ни одну непокоренную вершину, ими все должно быть нанесено на карту. Все должно быть помечено. На каждое дерево нужно справить нужду, - а потом уже можно никогда не звать тебя обратно.
- За вуалью ты становишься великой неизвестностью, - говорит она. - Большинство парней будут бороться за то, чтобы узнать тебя ближе. Некоторые ребята будут отрицать, что ты настоящая, а некоторые предпочтут не замечать тебя.
Свято верящая. Атеистичная. Агностичная.
Даже если у кого-то повязка на глазу, всегда хочется заглянуть под нее. Посмотреть, не прикидывается ли он. Пират Карибского моря. Или увидеть под ней ужасное.
Фотограф у меня в голове говорит:
"Дай мне голос".
Вспышка!
"Дай мне лицо".
Ответом Брэнди были маленькие шляпки с вуалями. И большие шляпы с вуалями. Узкополые и широкополые шляпы, повсюду окаймленные облаками тюля и газа. Парящий шелк, или тяжелый креп, или плотная сеточка, усыпанная синельными помпонами.
- В мире нет ничего скучнее, - заявляет Брэнди. - Чем нагота.
Вторая по скучности вещь, говорит она, - называется честность.
- Считай, что это белье для соблазнения. Как дамское нижнее для лица, - рассказывает она. - Ночной халат-пикабу, под которым ты прячешь всю свою внутреннюю сущность.
Третья по скучности вещь во всем мире - твое вонючее унылое прошлое. Поэтому Брэнди никогда меня ни о чем не расспрашивала. Бульдозерно-всесокрушающая сука во всей красе, она снова и снова встречалась со мной в кабинете логопедши, и там Брэнди рассказывала мне все, что я должна была знать о себе.
Переключимся на Брэнди, укрывающую меня одеялом в Сиэтле. Та самая ночь Космической Иглы, ночь будущего, которого не случилось. На Брэнди многие ярды черного тюля, который оборачивает ей ноги, опутывает пояс в форме горлышка песочных часов. Черная вуаль пересекает торпедовидную грудь и закручивается, теряясь в золотисто-каштановой прическе. Вся мириада искорок, склонившаяся над кроватью, кажется пробной поделкой, моделью для которой служило настоящее летнее небо.
Крошечные искусственные бриллианты, - не те, которые гонят на калькуттской фабрике, а из австрийских кристаллов, ограненных эльфами в Темном лесу, - маленькие бриллианты в форме звездочек повсюду усыпают черный тюль. Лицо первой королевы - это луна в ночном небе, которая склоняется и целует меня, желая доброй ночи. Гостиничный номер погружен во тьму, а телевизор в футе от постели включен, поэтому рукотворные звездочки мерцают всеми цветами, которые он пытается нам показать.
Сэт прав, телевизор и впрямь делает меня Богом. Я могу наблюдать за кем угодно, и каждый час жизни меняются. А здесь, в реальном мире, далеко не всегда так.
- Я всегда буду любить тебя, - говорит королева ночных небес, и я понимаю, какую именно открытку она нашла.
Простыни в отеле - в точности как в больнице. С момента нашей встречи прошли сотни миль, а большие пальцы Брэнди по-прежнему поправляют одеяло в том месте, где у меня был подбородок. Мое лицо - это последнее, что парни и девчонки из движения захотят увидеть, когда придут покупать наркотики на темной аллее.
Брэнди говорит:
- Мы вернемся, как только все распродадим.
Силуэт Сэта очерчен на фоне открытой двери, ведущей в холл. Сейчас с моей кровати он выглядит как контур потрясного супермена на фоне зеленого, серого и розового неона пальмовых листьев на коридорных обоях. Его куртка, длинная черная кожаная куртка, в которую одет Сэт, плотно облегает его до талии, а потом расширяется книзу, поэтому кажется в контуре накидкой-плащом.
И может быть, целуя Брэнди Элекзендер в королевский зад, он не просто притворяется. Может, они занимаются любовью, когда меня нет рядом. Это будет уже не первый раз, когда я его теряю.
Склонившееся надо мной лицо, обрамленное черной вуалью, поражает расцветкой. Слишком розовая кожа вокруг рта в стиле "Незабудка", а глаза излишне темно-синие. Даже эти цвета кажутся сейчас чересчур кричащими, слишком насыщенными, слишком интенсивными. Мрачно. Сразу представляешь персонажей мультфильмов. Такая розовая кожа бывает у манекенов: тело словно обтянуто пластиком. Телесного цвета. Чересчур темно-синие глаза, скулы излишне подведены румянами "Дикая Роза". Ничто не оставлено для воображения.
Может быть, такое нужно парням. А мне нужно лишь одно - чтобы Брэнди ушла.
Хочу, чтобы ремень Сэта обвил мою шею. Хочу, чтобы пальцы Сэта очутились у меня во рту, его руки раздвинули мне колени, а потом его влажные пальцы вскрыли меня.
- Если хочешь чего-нибудь почитать, - говорит Брэнди. - У меня в номере лежит та книжка Роны Бэррет. Могу сбегать принести.
Хочу, чтобы щетина Сэта ободрала меня настолько, чтобы потом было больно мочиться.
Сэт спрашивает:
- Ты идешь?
Унизанная кольцами рука бросает мне в кровать пульт от телевизора.
- Пошли, принцесса Принцесса, - зовет Сэт. - Ночь все темнее.
И я хочу, чтобы Сэт подох. Даже хуже, чем подох: хочу, чтоб он был жирный, раздутый от воды, неуравновешенный и эмоциональный.
Если Сэт меня не хочет - тогда я тоже хочу не желать его.
- На случай полиции или чего-то такого, - говорит мне луна. - Все деньги у меня в косметичке.
Тот, кого я люблю, уже ушел, чтобы прогреть машину. Та, кто будет любить меня вечно, говорит:
- Крепких снов, - и закрывает за собой дверь.
Перенесемся в один миг в далеком прошлом, когда Манус, жених, который меня бросил, наш Манус Келли, полицейский детектив, рассказал мне, что предки для тебя как Бог, потому что тебе всегда нужно, чтобы они были на месте, и ты хочешь, чтобы они одобряли твою жизнь, чтобы ты мог позвонить им, когда у тебя беда и что-то требуется.
Переключимся на меня в постели в Сиэтле, наедине с пультом от телевизора, на котором я жму кнопку и отключаю звук.
В передаче показывают трех или четырех человек, сидящих на стульях на низком подиуме перед телеаудиторией. Передача похожа на рекламный марафон, только когда камера делает наезд и показывает каждого из них крупным планом, поперек груди у каждого появляется маленькая надпись. В надписи на крупном плане высвечивается имя, а за ним следуют три-четыре похожих на фамилию слова, вроде дословного "кто-они-есть-на-самом-деле", которым звали друг друга индейцы; только вместо Хитер Бегущий-С-Бизоном, там, Триша Охотится-При-Луне, здесь имена:
Кристи Пила Человеческую Кровь
Роджер Жил С Мертвой Матерью
Бренда Съела Своего Ребенка
Переключаю канал.
Переключаю канал.
Переключаю канал, и здесь три новых человека:
Гвен Работает Уличной Шлюхой
Нэвилль Был Изнасилован В Тюрьме
Брент Спал Со Своим Отцом
Люди вещают на весь мир, рассказывая свою единственную интригующую историю, и теперь их жизни превратились в преодоление только этого одного события. Теперь их жизни больше связаны с прошлым, чем с будущим. Жму кнопку и возвращаю Гвен Работает-Уличной-Шлюхой голос, до уровня легких отзвуков проститутских читок.
