- Нет. Он в прихожей, на рогах.
Катя поднялась из-за стола и побежала за свитером. Мама Зины поднялась вслед за ней.
- Можно, я к вам сегодня ещё приду? – спросила Катя, торопливо застёгивая пальто на пороге Зининой комнаты. – Сегодня попозже, с одним знакомым? Он тоже врач. В смысле, почти врач – он в ординатуре сейчас, занимается судебной медициной. Он это должен увидеть. Ему будет очень интересно. Очень. Мы с ним пока зелёные, нам общие картинки по барабану... И его научный руководитель... Я объясню потом. Можно мы придём, да? – Катя взглянула на часы. – Часов в... часов в шесть?
- Приходите, конечно, – мама Зины отступила в сторону, пропуская Катю к входной двери. Взрыв Катиной активности немного ошарашил её.
На лестничной площадке, нажав на кнопку лифта, Катя обернулась и несколько секунд морщила лоб.
- И вы не могли бы ещё попросить Ваню привезти эти записи? – наконец поймала она ускользавшую мысль. – И фотографии? Пожалуйста. Если он сегодня собирался приехать. Пусть он захватит всё.
- Хорошо, Катя, я позвоню ему, – сказала мама. – Я думаю, он сразу же прискачет. Я же говорю, он главный энтузиаст.
- Ну, тем более... Тогда отлично! Спасибо! До встречи! Мы обязательно придём, скоро!
Катя страстно помахала Зининой маме рукой и вскочила в подъехавший лифт.
Вот так всё и началось.57 57 Константин Смелый ЭТО ДАЖЕ НЕ УМРЁШЬ
ЧАСТЬ 2 ИНКУБАЦИОННЫЙ ПЕРИОД
Никита любил поговорить о своей оперативности, но в поисках Машеньки оперативность не проявила себя: Зина рассказала об инциденте в Таманской Швейцарии ещё в декабре, Братья слетали в посёлок Ильич сразу после Нового Года, точный старый адрес в Чехове был известен к православному Рождеству, а то, что Машенькина мама развелась с Машенькиным папой, нашла другого папу и переехала в дом, находившийся в семистах метрах от прежнего, почему-то выяснилось только под конец апреля.
- Я тебе объясню, почему, – бесстрастно сказал Жук, выслушав Никиту. – Я тебе охотно объясню, почему. Я не видел здесь никого из твоей кодлы, включая тебя, с двадцать третьего февраля, когда ты приехал сюда в офицерской фуражке и в жопу пьяный. Чтобы поздравить меня с праздником. Я в своё время носил кирзовые сапоги на сборах, и я высоко оценил твоё внимание. Но с двадцать третьего февраля и до настоящего момента я звонил тебе пятьдесят девять раз, всё отмечено в аутлуке, дозвонился из них двенадцать, не был сброшен восемь – и каждый из этих восьми раз выслушивал невыносимо гнилые отмазы, как вы их называете. При этом ты должен лично приезжать и лично общаться со мной раз в неделю. Три месяца я терпел и не звонил Егору Дмитричу. Три месяца. Так что без обид, договорились?
- Договорились, – буркнул Никита. – В общем, короче, как я сказал. Контакт наладили. Третьего её привезём. Вместе с мамой.
- То есть как это «с мамой»? – опешил Жук.
- А куда нам маму девать? – возмутился Никита. – Она над ней чахнет как курица над яйцом, бля. «Бедная моя Машенька, солнышко моё несчастное...»
- Курица с яйцом носится, – автоматически поправил его Жук. – Чахнет Кащей над златом. С мамой сделайте что-нибудь. Что-нибудь безболезненное, я имею в виду. Безобидное. Объясните, что закрытая кремлёвская клиника. Заинтересовалась уникальным случаем. Конфеты купите. Или торт бисквитный. Понимаешь? Или Егор Дмитрич должен объяснить?
З-го мая была пятница, законодательно вставленная в длинные выходные. Машеньку привезли к полудню. Нервную маму оставили в Чехове, с конфетами «Юбилей» и бисквитным тортом. Помимо кондитерских изделий и корня «кремль», успокоить её помог Машенькин отчим. Он долго тряс руки Братьям и сказал, чтобы там, в закрытой кремлёвской клинике, не торопились. Чтобы изучили всё как следует. Пусть Машенька послужит медицине, мы готовы пойти на жертвы. На лице отчима отражалась сбывающаяся мечта. Ему неоднократно снились сны, в которых Машенька покидала его двухкомнатную квартиру и навеки переезжала в интернат для умственно отсталых детей в отдалённом субъекте Российской Федерации.
Жук перенял Машеньку у Братьев на крыльце клиники и за руку провёл в свой кабинет. Выражение на лице девочки превзошло его ожидания. Вместо заледеневшего испуга-удивления он увидел полное отсутствие эмоций. Когда Машенька крутила глазами – чтобы смотреть в разные стороны – казалось, что она, по старой привычке, выполняет ритуал, давно утративший для неё смысл. В остальном её облик соответствовал полу и паспортному возрасту. Только ботинки, джинсы и кофточка смотрелись подозрительно гармонично для пятнадцати лет. Судя по всему, Машенька не принимала никакого участия в выборе своего гардероба.
В кабинете Жук усадил её на кушетку. Машенька принялась медленно тереть ладонью своё правое колено.
- Ты ушиблась? – спросил Жук.
Он согнулся над столом, поводил мышкой по прошлогоднему номеру Brain Research, запуская программу для аудиозаписи, и сел на табурет рядом с кушеткой. На его лице нарисовалось участие.
- Нет, – ответила Машенька.
- А почему ты трёшь коленку?
- Не знаю.
- Замечательно, – сказал Жук, увлечённо сцепляя пальцы. – Расскажи мне о себе.
Машенька равнодушно повернула глаза в его сторону и принялась тереть другую коленку.
- Меня зовут Мария, – ответила она. – Моя фамилия Тимохина.
- Сколько тебе лет?
- Мне пятнадцать лет.
- Ты учишься в школе?
- Номер два.
- В каком классе?
- В восьмом бэ.
- Ты уже второй раз в восьмом классе?
- Да... Дима Липецкий сейчас в девятом а. Он красивый, мне нравился в прошлом году. В восьмом а.
- Почему тебя оставили на второй год?
Машенька медленно покачала головой.
- Потому что ты плохо учишься?
- ... Не знаю.
- У тебя есть любимые предметы в школе?
- Не знаю... У меня есть кот Борис. Рыжий. Очень большой, – на пару мгновений она перестала тереть коленки и показала размеры кота. – Самый большой кот во дворе... У него большие усы.
На слове «усы» в её голосе проскользнула первая неясная эмоция.
- Хороший кот, - признал Жук. – А для чего люди ходят в школу?
- На уроки.
- А для чего уроки? Для чего люди получают образование?
- ... Это в университете, - Машенька заметно напряглась перед ответом.
- Что в университете?
- Там получают образование.
– Верно. А для чего его получают, ты не знаешь?
- Не знаю, – с готовностью отозвалась Машенька.
- Ага, – Жук хрустнул пальцами. – Маша, а вот скажи мне: как можно узнать, что человек врёт?
- Надо спросить, – ответила Машенька, не задумываясь.
- У кого спросить?
- ... Не знаю.
- Хорошо, – просиял Жук. – Тогда, Маша, такой вопрос, с твоего позволения. Чем отличаются юноши от девушек?
- Они разные.
- Точно. А в чём разница?
- Они не носят юбки.
- Мальчики?
- Юноши. Только Катыкин, на Новый год. На огонёк... У них есть член.
- Есть, – согласился Жук. – А ведут юноши и девушки себя одинаково?
- Когда, – спросила Машенька без вопросительной интонации.
От потирания колен она перешла к потиранию кушетки.
- Когда? – Жука удивил сам факт вопроса с её стороны. – На уроках, например.
- Не знаю.
- На переменах?
- ... Не знаю.
- На дискотеке?
- Я не хожу.
- Ага, – Жук понимающе кивнул, встал с табуретки и нашёл среди бумаг на столе список вопросов. Вопросы занимали полторы страницы формата А4.
- Я хочу есть, – сказала Машенька.
- Скоро будет обед, – пообещал Жук.
Он нажал кнопку на большом офисном телефоне, стоявшем на тумбочке. Послышалась далёкая радиомузыка, шаги и «да, Роман Романович».
- Вика, накрой, пожалуйста, в столовой. Через двадцать минут мы с девочкой придём обедать.
- Обедать? – гулко удивился голос Вики. – Есть? Перед анализами?
- Да. В данном случае не имеет значения. Накрой на троих. Эти ведь уехали уже?
- Да. Первое, второе и салат?
- И мороженое, – сказал Жук. Он оглянулся на Машеньку. – Маша, ты ведь любишь мороженое?
- С чем, - произнесла Машенька.
- С изюмом, – раздалось из телефона.
- Борис не ест мороженое. Я давала ему. На блюдечке.
- В общем, мороженое, – Жук отжал кнопку.
На его лицо легла внезапная тяжёлая мысль.
Ела Машенька молча и аккуратно. Доев мороженое, поднялась со стула и спросила, где можно помыть посуду. Вика хотела сказать, что не надо, она помоет сама, но Жук остановил её. Он показал Машеньке кухню и раковину. Все десять минут, пока она приносила со стола и мыла тарелки, чашки и столовые приборы, он непроницаемо следил за её действиями.
После обеда Машеньку привели в смотровую. Вика постелила на кушетку чистую простыню и полезла за инструментами для взятия мазков, но Жук остановил её и на этот раз. Вместо мазков и прочих формальностей он попросил Машеньку растянуться на кушетке и вколол ей слоновью дозу снотворного.
