– Товарищ следователь, – вдруг вежливо спросил он, – а за что меня связали?
– За то, что буянил.
– Но ведь это нехорошо, – вкрадчиво возразил он. – Я ведь аккуратный парень, у меня же были чистые брюки...
Ядгар приподнял от стола утомленное лицо и сказал устало:
– А ну лежи, пожалуйста, а? Сейчас того лейтенанта позову, он врежет, не спросит, как зовут. – И снова опустил голову на руки.
Я помог Мишке подняться и усадил его на стул.
– Нет, скажите, почему вы нам не даете жить? – спрашивал он почти доброжелательно, глядя на меня злобными узкими глазами. – Я же человек! У меня хата есть, я же шесть дней как вернулся... Дайте мне упасть на свою постель и подумать о том, что я человек!
Во дворе показалась Люся с метлой и совком, медленно кружила по двору, обходила свои владения. То веревочку какую поднимет и в карман спрячет, то пустую пачку из-под сигарет подберет и заглянет внутрь – не завалялась ли штучка? Кружила по двору, как шаман в ритуальном танце. Сейчас будет костер жечь у забора.
– Или вы меня сажайте, или я домой пойду, – проговорил за моей спиной Мишка-Монгол.
Ядгар поднял голову и открыл глаза.
– Ну что, Саша, – спросил он, потирая мятое бледное лицо, – куда этого?
Я отвернулся к окну и промолчал.
– Аршалуйсяна с Геной спрошу, – вздохнул Ядгар и вышел из комнаты.
«А у меня дежурство кончилось, – мысленно ответил я всем. – Дайте мне упасть на свою постель, и подумать о том, что я человек...»
* * *
Домой невозможно было дозвониться. Значит, Маргарита опять висела на телефоне, играла «в милицию». Иногда я наблюдал за ней исподтишка. Маргарита, начиненная моими следовательскими историями, взволнованно кричала в трубку с бабкиной интонацией:
– Товарищ Киселев? Василий Степанович?! Ну, как ваши дела, родненький?
Василий Степанович был нашим соседом в старом доме. Баба время от времени позванивала ему и его прикованной к инвалидному креслу супруге.
– Как вы поживаете, голубчик?! – кричала Маргарита, тыча пальцем в номерной диск. – Что?! Что-о?! – Следовала трагическая пауза, полная ужаса постижения страшной новости, и дальше уже действие разворачивалось с уклоном в мою тематику. – Убили?! Вашу жену?! Кошмар! Одну минутку, я ей перезвоню... Але! Жена? Здравствуйте, родненькая. Это вас убивают? Да? Да?! Але, Василий Степанович, да, вашу жену убили, дорогой мой...
При этом было совершенно непонятно, как Маргарита представляет ситуацию. И почему Василию Степановичу и его якобы убиваемой жене нужно звонить по разным телефонам. Но если я пытался выяснить у Маргариты детали, она замыкалась, ее толстая физиономия затуманивалась и в глазах появлялось выражение необъяснимой обиды. Я горячился. Дело кончалось ссорой.
* * *
Маргарита услышала, как я открываю дверь, и примчалась в прихожую. Она всегда подстерегала мое появление после дежурства.
– Ой, Саша! А почему ты как поздно? В тебя стреляли? Ты за бандитом гнался?
– Дай-ка тапочки, – попросил я, – и достань из портфеля лимоны и окорок... А где баба?
– Баба на рынок ушла...
Я прошел в детскую и сказал в дверях:
– Повесь трубку на рычаг и не смей подходить к телефону. Совсем очумела, мать моя. Из-за твоих игр домой дозвониться невозможно.
Маргарита надулась и покорно прошлепала к телефону обиженной походкой. Я сказал ей вслед:
– Меня не трогать. Я отдыхаю...
Надо было поспать, но как всегда после дежурства я не мог уснуть сразу. Мелькали в уставшей голове ночные лица, тени, глухие переулки, свет фар по глиняным заборам в тупиках. Лежал на тахте, держа на животе гитару и пощипывая струны.
Над моим плечом пролетел легкий вздох, я оглянулся. Это Маргарита слушала треньканье и умильно созерцала меня своими сине-зелеными глазами. Я вывернул голову, чтобы лучше ее видеть.
– Маргарита, что за вид? – строго спросил я. – Как стоишь? Не грызи палец! Подбери живот! Когда ты на диету сядешь?
Она послушно втянула живот и миролюбиво спросила:
– А ты чего сейчас играл?
– Так, пустяки...
– А я себе буду братика родить... – вдруг поделилась она.
– Молодец...
Но Маргариту не удовлетворила такая кислая реакция. Она попыталась меня заинтересовать:
– Знаешь, как его будут звать?
– Мм... мм?
– Иван Петрович...
– Именно? Что так?
Она понурилась, разгладила краешек подушки, на которой лежала моя голова, и с тихим достоинством сказала:
– Ну, просто... Я решила... Рассказать тебе стишок? – предложила Маргарита:
Дядя Хрюшка, дядя Хрюшка
Из помойного ведра,
Я такого дядю Хрюшку
Ненавижу никогда.
– Гениально, – сказал я. – Кто автор?
– Где? – доверчиво спросила она.
– Это ты сама сочинила?
– Сама, – скромно, но горделиво подтвердила она. Я оглядел ее всю, с вороха каштановых кудрей до маленьких клетчатых тапок, и вздохнул:
– Ой, Маргарита, боюсь, что ты сперла это незаурядное произведение у кого-то из своих талантливых сверстников.
– А? – спросила она. – Саша, ты какой?
– То есть? – не понял я.
– Ну, ты какой: грустный, веселый или нормальный?
– Грустный, – сказал я, вздохнув.
– А почему?
– Потому что ты крутишься перед глазами и не даешь мне отдохнуть.
Маргарита рассмеялась снисходительным смешком и сказала:
– Ой, Саша, вечно ты грустишь из-за всякой ерунды. – Потом просунула свою глупую кудрявую голову мне под мышку и попросила:
– Можно я посплю с тобой?
– Нет уж, Марго, ты совсем разошлась! Стоит мне после дежурства прилечь, как ты уже на голове сидишь.
– Я не буду на голове, я – рядышком... – а сама уже карабкалась на тахту, устраивалась под боком. Эта хитрюга надеялась вытянуть из меня какую-нибудь очередную ужасную историю.
– Саша, – прошептала она. – А кого сегодня убили?
– Тьфу, Маргарита, какая ты кровожадная девица! Лучше я тебе «Алису» почитаю. Когда проснусь.
Она поворочалась под боком, потолкалась коленками и затихла. Одна ее каштановая кудря щекотала мой подбородок. Я пригладил ее ладонью и закрыл глаза.
И почти сразу вышли мы с Маргаритой на летний луг, в полдень, и лежала в траве неподалеку телочка, привязанная веревкой к колышку. Телка лежала на боку и кротко смотрела на Маргариту большими темными глазами. Маргарита потрогала ее переднюю ногу в белом нарядном чулке, с аккуратным копытом и сказала весело:
– Холодец! Здравствуй, Холодец!
Я взмыл над Маргаритой, над кроткой телочкой, над летним лугом, и полетел выбивать кабель и трубы. Я летел кролем в прохладном голубом небе и ощущал такое блаженство, какого не знал никогда. «Кроме того – думал я, разводя руками в упругой толще неба, – отсюда удобнее наблюдать за теми, кто ворует мрамор на памятники...» Но этой важной мысли я не додумал, потому что внизу кто-то хрипло и длинно выругался, и Гришка Шуст позвал меня с земли громким шепотом:
– Саша!.. Саш...
– А? – я вздрогнул, очнулся и сел. Маргарита смотрела на меня исследовательски-задумчивым взглядом.
– Саша, – повторила она шепотом, – а почему у тебя сердце так громко стучит? Просто ужас!
– Вот дура ты, Марго... – пробормотал я, заваливаясь на подушку. – Ведь я живой... Оно и стучит...
Потом, сквозь тяжелый душный сон, над ухабами измотанного бессонной ночью сознания, появилась баба и парила над нами, и укрывала нас с Маргаритой красным клетчатым пледом.
* * *
Вечером пришел с работы дед и, не раздеваясь, не снимая туфель, крикнул из прихожей:
– Сынка, ну что – был в метро?
– Был.
– Ну, ну? – он так и стоял в плаще – маленький, с седыми щеками, в смешной, великоватой для него шляпе.
– Отказали. Я им не подхожу.
– Почему?! – возмутился он.
– Осанка недостаточно представительная, – сказал я.
– Как? – так же оскорбленно воскликнул он. – А ты сказал, что у тебя диплом с отличием? Что ты единственный из всего выпуска защищался на английском? Что ты в совершенстве...
– И что умею ушами шевелить, – перебил я его. Он сразу все понял, молча разделся и закрылся у себя. Глупая Маргарита, которая по молодости лет не чувствовала еще атмосферы в доме, увязалась за ним и стала канючить и напоминать, что дед обещал повести ее в кино.
– Оставьте меня в покое! Все! – крикнул дед и хлопнул дверью. Оскорбленная Маргарита умчалась в детскую, и сразу оттуда послышались тягучие рыдания. Я приоткрыл к ней дверь. Маргарита в исступлении била кулаками подушку. Я встал в двери, и она обернула ко мне зареванную физиономию.
– Правильно, дай ей как следует, – посоветовал я, – чтоб больше не смела. Выбей из нее дурь окончательно.
– Пойду по белу свету искать хорошую семью, – сказала Маргарита сопливым голосом.
– Дед, – крикнул я, стоя в дверях детской, – не переживай. Устроишь меня в ларек «Пиво-воды». – Повернулся к Маргарите и сказал: – Не расстраивайся, Марго. В субботу пойдем в гости к дяде Грише.
