В буфете, всё еще с пустыми витринами, виднелась скучающая блондинка.
«Я не должна была покидать вестибюль гостиницы», — думала Лариса, выходя из «Зарядья» и направляясь уже знакомым маршрутом в обратном направлении. Благо, таким близким.
На улице было всё также морозно. Или даже еще холоднее, чем при ее раннем выходе из гостиницы. Впрочем, возможно, Ларисе так показалось после выпитого ледяного томатного сока.
В вестибюле она сразу подошла к телефону и набрала номер Михаила. Но в ответ было молчание.
Пройти кордон, который преграждал путь к лифту, ей вряд ли бы удалось.
«Только бы он сейчас спал, и ничего с ним не случилось», — подумала женщина.
Она села в кресло, придвинула стопку журналов, которые лежали на столике, и остановила взгляд на красочной обложке издания «Вокруг света». Машинально перелистывая страницы, она всё время фиксировала внимание на публике, выходящей из лифтов. Михаила среди них не было.
Вдруг из одного подъемника вывалилась шумная и пестрая компания: два молоденьких милиционера и три расфуфыренные в мехах девицы, развязные манеры которых не оставляли ни малейшего сомнения в их занятии древнейшей профессией. Они все прошли к выходу, причем Лариса заметила, что в дверях один из стражей порядка обернулся на нее.
Женщина сквозь стекло видела, как вульгарные девицы садились в специальный автобус.
Один из милиционеров, докурив сигарету, вернулся в вестибюль и направился к журналистке.
Удивлению ее не была предела, когда он подошел к ней и, сделав под козырек, произнес: «Предъявите-ка документик».
Было в его заплывших и нагловатых глазах что-то мерзкое, а, особенно, в этой приставочке «ка». Предъявите-ка… И приказ, и пренебрежение и беспробудное хамство. Хамство, уже готовое обвинить ее в грехах, которые она не совершала…
Лариса не совсем аккуратно открыла дамскую сумочку, и оттуда сразу выпали на пол паспорт и удостоверение корреспондента ТАСС.
Блюститель порядка молча поднял документы. Он изучил сначала паспорт, потом — удостоверение. Глаза мужчины вдруг превратились в щелочки, и лицо исказила улыбочка хамелеона. Милиционер взял под козырек.
— Извините, работа…
Лариса невольно оторопела. «А если бы у меня был только паспорт с собою? Меня могли бы тоже загрести под одну гребенку сейчас вместе с этими в один автобус… До выяснения, так сказать. Наша милиция всё может».
Журналистка содрогнулась, представив, как инцидент с разбирательством в определенных органах, тут же стал бы известен на ее работе. И как бы возрадовался Кирюша, Кирилл Петрович, ее ненавистный начальник, который жутко боится, что вот эта, наглая и шустрая сослуживица его «подсидит». И не важно, как в том анекдоте: ты украл сапоги, или у тебя их украли, главное, что ты замешан в какой-то истории с сапогами. Уж он бы, наверняка, вывернулся наизнанку, смакуя историю о том, а что это их незамужняя сотрудница — Лариса Паллнна делала утром выходного дня в гостинице «Россия»? Ведь ясно, что не интервью брала…
Лариса снова подскочила к телефону: «Ну, отзовись. Ну, возьми же трубку, Мишель!»
Подняться к Михаилу, не привлекая к себе внимания, было невозможно. Но даже, если бы удалось случайно проскользнуть незамеченной в лифт, на этаже всё равно задержала бы дежурная, одарившая ее утром насмешкой. Хватит с нее знакомства с нашей милицией, которая нас бережет. Оставалось только ждать.
Лариса не могла бы сосчитать, после какого по счету ее звонка Михаил снял трубку.
— Лорик, куда же ты пропала? — спросил он так по родному и с недоумением в голосе.
— Да здесь я, в гостинице, в вестибюле, — наконец, вздох облегчения вырвался из Ларисиной груди. — Ты как?
— Нормально. Я съел все твои витаминные таблетки перед сном. Это, наверное, они меня так быстро в чувство привели.
— Ой, — испугалась Лариса. — Сразу все, наверное, нельзя…
— Я спускаюсь к тебе…
— Жду, — радостно отозвалась женщина.
Михаил бросился к Ларисе, обнял.
— Что случилось? Почему ты здесь, а не со мной? Может быть, я тебя чем-то обидел? — завалил он ее вопросами.
— Всё хорошо. Просто ты крепко спал, а у меня жутко разболелась голова. И я решила подышать свежим воздухом, а обратно уже никак было не пройти, — «во благо» соврала журналистка.
В самом деле, не рассказывать же ему, что она ходила в кинотеатр…
— А у меня от аспирина и от твоих кисленьких таблеток такое в желудке, — сказал Михаил. — Надо заесть скорее чем-нибудь…
— Ой, и я оголодала совсем, — искренне призналась Лариса.
— Тогда, давай, по-быстрому, в буфет сходим, ресторан всё равно еще закрыт, — предложил он.
И они сели в лифт.
Выйдя на одном из этажей, направились в буфет. Зайдя туда, не обнаружили ничего, кроме разварившихся сосисок, черствого хлеба и кофе с молоком, который в народе давно прозвали «бурдой».
— И это всё ваше меню? — вежливо осведомился Михаил.
Буфетчица — типичная Маша или Глаша, раздобревшая к сорока годам на казенных харчах, с типичным рязанским акцентом парировала:
— А раньше вставать надо. Командировошные тоже разные бывают, — сказала она, с ухмылочкой поглядев на Ларису. — В ресторан вам дорожка, а еще лучше — в валютный бар…
У Михаила от такой наглости перехватило дыхание.
Но Ларисе палец в рот не клади. Она с ненавистью посмотрела на буфетчицу.
— Всё. Готовь билет на свою рязанскую электричку. Отъелась тут на казенных московских харчах, корова. — И она быстро достала журналистское удостоверение красного цвета, помахав им у буфетчицы перед глазами и, не давая ей возможности рассмотреть надпись. — Завтра жди проверку от ОБХСС, — а, может быть, даже уже сегодня, ближе к вечеру, — насмешливо сказала она, беря Михаила за руку и покидая буфет.
Буфетчица открыла рот, но слова застряли в горле, словно ей залепила рот галушка, как небезызвестному гоголевскому персонажу, в отличие от которого она так и не смогла ее проглотить.
— Гениально, — засмеялся Михаил. — И как правдиво, как натурально.
— Жизнь научила, — вздохнула женщина. — Это не твои интеллигентские заграницы. — Здесь каждый день приходится отвоевывать место под солнцем, даже, если это всего лишь место в троллейбусе, магазине или на работе. Потому что все орудуют локтями. С хамами надо говорить на их языке.
— Я знаю, где мы поедим. Здесь был один приличный буфет, я вспомнил, — сказал Михаил.
И они снова сели в лифт.
— Ну, наконец-то, — радостно вздохнул музыкант. — Здесь и запах еды вполне съедобный. Выбирай…
— Ой, нет, — сказала обессиленная Лариса. — Можно, я сяду? — А ты бери, что хочешь. Я всё съем…
Она села за свободный столик. И вскоре Михаил принес два подноса с едой. На них были слоеные пирожки с мясом, кефир, бутерброды с красной икрой и сыром, апельсиновый сок.
— А еще будет черный кофе с лимоном, — сказал мужчина. — Я его позже возьму, чтобы не остыл. — И добавил, — за что пьем?
Он вытянул руку, в которой был стакан с кефиром в сторону Ларисы.
Лариса протянула свой, и они чокнулись.
— Чтобы все были живы и здоровы, — выдохнула она.
Михаил сидел напротив, и ей хорошо были видны красные разводы на его шее там, где ворот рубашки выходил за горловину свитера. Хотя, на лице пятен почти не было видно.
Повинуясь чувству жалости и нежности, она невольно протянула руку к его шее, погладила.
— Не больно? Такой вид, как будто тебя высекли крапивой, — сказала журналистка, виновато опуская глаза.
— Не переживай. Это не больно, просто всё тело очень чесалось. Но я таблеток наглотался. Теперь нормально. Только всё время в сон клонит.
— А когда это всё в норму придет? — поинтересовалась женщина.
— О-о-о, — это теперь только моя любимая мамочка знает, — сказал Михаил. — Чем я быстрее вернусь в Ленинград и начну принимать специальные ванны из чистотела и других трав, которыми она меня лечит… Еще нужна будет строгая диета какое-то время.
— Боже, как мне стыдно, — Лариса закрыла лицо руками, — прости меня, пожалуйста…
— За что?
— За то, что я почти насильно влила в тебя это шампанское.
— Ну, если бы я сам этого не захотел… И потом, я слишком люблю «брют». Это мечта. Сказка… Могу же я себе иногда это позволить?
— И когда ты позволял себе эту сказку в последний раз и с… кем, если не секрет?
— Не секрет, — мужчина улыбнулся. — Четыре года назад на встрече выпускников Ленинградской консерватории.
Лариса вздохнула.
— Да о чем грустить, когда такие очаровательные пальчики напоили меня шампанским, — сказал мужчина и наклонился, чтобы поцеловать женщине руку.
Михаил немного замялся, но всё же спросил:
— Ты вот скажи мне, я ничем тебя не обидел случайно? Понимаешь, если я выпью, то у меня потом жуткий провал в памяти. Я ничего не помню. Расскажи, как всё было…
