Витька царственно вскинул голову и икнул. Веня в отчаянии прикрыл глаза. По опыту, стадия икоты наступала у Витьки в момент крайнего опьянения и была предпоследней, накануне полной отключки. А Вадик… пьяный Вадик, увидев цель, обычно шел к ней, не останавливаясь ни перед чем. В общем, теперь было абсолютно бесполезно что-то им втолковывать: оба пьяных идиота все равно уже закусили удила и неслись, не разбирая дороги. Тем не менее, Веня предпринял последнюю попытку.
— Ребята, дорогие, — проговорил он, вставая и с трудом удерживая равновесие. — Как вы себе это мыслите? Практически? Это ведь невозможно.
Витька величественно простер руку.
— Ты пьян, Вениамин! Сядь и не мешай процессу!
— Практически? — закричал Вадик. — Практически — как нефиг делать! Один вертолет для нас, с закуской и напитками. Бегемота брать? Витька, я тебя спрашиваю, ты у нас идеолог… Нет? Ладно, обойдемся без бегемота… А перед нами — вертолеты с группой захвата. Трех Ми-26 с двумястами человек хватит? Нет? Можно и больше, но тогда придется оголять границы нашей родины.
— Не надо оголять, — вдруг произнес Вовочка, поднимая голову. — И группы захвата не надо. Я его один захвачу, лично.
Лицо его сморщилось, он встал и смахнул слезу.
— Ребята… ребята… вы такие… такие… да вы мне… да я…
Витька тоже встал.
— Кончай, Вовик, — он удачно приспособил икание на последний слог, так что вышло даже кстати. — Четыре «В», сам понимаешь.
Заметно шатаясь, они двинулись обниматься навстречу друг другу и не разминулись только по недоразумению. Тем временем Вадик, чертыхаясь, шарил по карманам.
— Где же она, мать ее… Вить, ты не видел мою мобилу?..
— Разве сторож я мобиле твоей?
— Вовик?
— Не, не видел.
— Ну дай тогда свою. А иначе, как я, по-вашему, вертолет вызову?
Вовочка похлопал себя по карманам и развел руками:
— Нету. Я ее, наверное, у тебя оставил. Чтоб не мешали, гады.
Веня с надеждой приподнял тяжелую от хмеля голову. Он тоже не помнил, куда подевалась вадькина мобила, но ее отсутствие позволяло надеяться на то, что сегодня они уже никуда не полетят. А наутро все протрезвеют и можно будет забыть об этом сумасшествии. Главное — пережить нынешний скользкий момент.
— Ну и черт с ней, с мобилой, — сказал он. — Завтра найдется, завтра и полетим. Давайте лучше выпьем. Витек?
Витька подумал и махнул рукой.
— Давай!
Веня облегченно вздохнул. Все складывалось, как нельзя лучше. Сейчас Витька выпьет еще полстакана и отрубится, а Вадик без мобилы и, главное, без «идеолога» завянет сам собой. Опустившись на четвереньки, Веня принялся разыскивать в темноте сумку с водкой, и тут над поляной разнесся звонкий голос Лакримозы.
— Возьмите мою! Дяденька, возьмите мою!
Веня обернулся. Проклятая девчонка уже стояла рядом с Вадькой, показывая ему свой гадский телефон.
— О! Мобила! — радостно произнес Вадик. — Ну, теперь…
Лакримоза спрятала руку за спину.
— Не за так! На халяву не возьмешь!
Вадик кивнул, признавая справедливость ее претензий.
— Молодец. Говори, сколько.
— Я тоже лечу с вами. Или так, или никак.
— Зачем тебе, девочка? — вмешался Веня. — Ты что не видишь: они пьяны в драбадан. Тебе домой надо, к маме…
— Как-нибудь сама разберусь, что мне надо, — огрызнулась Лакримоза. — Ну, так как?
— Я против! — решительно заявил Веня. — Хотите искать проблемы на собственный зад — ищите. Но зачем еще впутывать ребенка?
— Какой она ребенок? — хмыкнул Вадик, не выпуская из виду Лакримозину руку с телефоном. — Водку хлещет, как томатный сок.
— Я за! — сказал Вовочка твердо. — Пусть молодое поколение познакомится с Лениным поближе. Витька, ты как?
Затаив дыхание, все ждали витькиного ответа. Теперь все зависело от него, так как, в случае равенства голосов, кодекс Четырех «В» предписывал оставлять ситуацию, как есть, не предпринимать ничего. Витька икнул, осознавая историческую важность момента, и поднял палец.
— Настоящие рыцари… — изрек он. — …не вправе отказывать даме, даже если она двенадцати лет отроду. Госпожа Лакримоза летит с нами.
— Йес! — подпрыгнула Лакримоза, передавая мобилу Вадьке. — А насчет двенадцати лет вы сильно ошибаетесь. Мне скоро пятнадцать, вот!
Она давно уже горящими глазами наблюдала за происходящим. Четверо бухариков и в самом деле оказались непростыми. Взять хоть легкость, с которой они разогнали урлу… или спокойную уверенность, с которой краснорожий полковник пристрелил знаменитого Адольфыча… Но особенно нравился Лакримозе даже не полковник, а длинный, худой дяденька, которого остальные называли Витькой. Галантный, как рыцарь Круглого стола. Наверное, лет сорок назад был реальным готом, не иначе. Может, и Дарк Маг станет таким же к старости. Но до этого еще далеко, а пока что Лакримоза чуяла тут неслабое приключение, и не собиралась упускать своего шанса на участие.
Конечно, она не верила в разговоры о Ленине и о вертолетах: наверняка, говоря об этом, бухарики просто пользовались каким-то кодом, непонятным для посторонних. Откуда у них вертолеты? Но, что бы они ни имели в виду, это «что-то» обещало быть захватывающе интересным. В общем, даже если вместо вертолетов сюда подъедут банальные «восьмерки», Лакримоза не будет разочарована. По крайней мере, пусть вывезут ее за пределы кладбища: снова оставаться здесь одной или пробовать уйти самостоятельно было смерти подобно. Не исключено, что фашики засели где-нибудь поблизости и могут вернуться в любую минуту с ментами или с оружием.
Но существовала и другая возможность: вдруг никакой это не код? Вдруг они и в самом деле собираются похитить мумию? Настоящую мумию! Целого мертвеца столетней давности! Вот это да! Это тебе не ночевка в пустой могиле! Тут мумия! В вертолете! Рядом, только руку протяни, потрогать можно! То-то она утрет нос козлу Асмодею! Но это все мечты, мечты, мечты… для начала хорошо было бы выбраться отсюда целой и невредимой. Для начала пусть возьмут ее с собой, а там посмотрим…
— Алло! — кричал тем временем в трубку Вадик. — Ты понял?! Что? Сесть нельзя? А мне плевать на то, что нельзя! Что? А я тебе говорю: плевать! Тебе что, по буквам сказать? Пы, лы, е, вать!.. Плевать! Ну, слава Богу… что вы за народ такой — ничего в простоте не сделаете… Жду с вертолетом не позднее чем через четверть часа. И это… захватите уборщика, а то тут жмур разлегся. Загрязняет окружающую среду. Ага. Один, огнестрельный. Все. Жду. Время пошло. Точка!
Он раздраженно ткнул пальцем в телефон.
— Ну ничего не умеют! Всех уволю, поганцев. Возьми мобилу, девочка, спасибо. Веник, налей мне полстаканчика, будь ласков… ну ничего не умеют…
Четверо бухариков снова сгрудились вокруг бутылки. Ровно через десять минут со стороны залива послышался гул приближающегося вертолета. Тем не менее, Лакримоза еще долго не верила в реальность происходящего — до самого конца, пока тяжелый транспортный Ми-26 не сел прямо на их поляну, срезав по ходу лопастями несколько ветвей старых кладбищенских кленов.
Куранты на Спасской башне пробили два часа ночи. О-хо-хо… до конца дежурства еще пахать и пахать. Труден хлеб постового милиционера. Слава тебе, Господи, День рождения Вождя прошел, так сказать, без происшествий. Егор Петрович Кромешный перекачнулся с пятки на носок и украдкой перекрестился на купола Василия Блаженного. Праздников он категорически не терпел, даже самых маленьких. Иной и за праздник-то многими и много где не считается: какой-нибудь День ткача или мелиоратора. Но это — «многими» и «много где», а тут, на Красной площади, в сердце, так сказать, тут каждый праздник налагает, так сказать, вот.
— А ну!.. Вы что себе?.. Вы себе понимаете, где находитесь?..
Кромешный сделал шаг вперед и сердито погрозил чересчур уж распустившейся парочке. Взяли себе в последнее время моду — целоваться да обжиматься перед Мавзолеем. И добро бы только обжимались, а то ведь, бывает, совсем непотребство устраивают. Кто по глупой горячности, а кто и на бутылку: спорим, мол, отдеру Маньку стояком на Красной площади… Молодые, что с них взять. Егор Петрович ухмыльнулся, совсем незаметно, потому как не пристало постовому лыбиться. Уж лучше креститься, чем лыбиться. Но ведь и впрямь забавно, стояком-то, да еще и перед Мавзолеем. Эх, молодость, молодость…
Он снова перекачнулся с пятки на носок. Главное умение постового — стоять, не уставая. Тут уже кто как устраивается. Одни ноги на ширину плеч расставляют, другие попеременно переносят тяжесть тела слева направо, слева направо… а он вот так привык: с пяточки на носочек… раз-два и, вроде как, расслабился, отдохнул, так сказать. Эти слова даже звучат одинаково: «постовой» и «не уставай». Не случайно это, вот.
Хотя, вообще-то постовой происходит от слова «пост». Потому как жрать при исполнении запрещено уставом. А слово «устав» тоже от «уставать» происходит, это ясно. Вот ведь, как оно все повязано: и служба, и жратва, и усталость. Кромешный аккуратно сплюнул в клумбу. Усталость, да… убег бы на пенсию, да мала она, пенсия-то. Протянуть бы еще годиков пять. Нынче у нас что? Нынче у нас апрель. В конце мая ровно двадцать лет стукнет. Двадцать лет! А кажется — как вчера… Ну что ты сделаешь — опять обжимаются. Весна, никакого сладу.
