И, наконец, вот оно: внизу открывается город. Над темной путаницей улочек и домов парит Храм. Ослепительный солнечный свет разбивается о его камни. Мощный фундамент возносит его вверх. Ряд стройных колонн обегает платформу по периметру. Внутри, в окружении колонн – огромное пространство, так называемый «двор язычников», открытый для всех. Посреди него – внутренний двор храма. Сюда могут входить лишь евреи. Тут находится собственно Храм. Вход в него открыт только для священников. Но даже им запрещается вступать в святая святых – таинственное помещение в самой глубине Храма, куда всего раз в году входит первосвященник, чтобы примирить народ с Богом. И в то же время к нему каждый день устремляются мысли многих людей. Потому что там присутствует Бог Из этого места исходит сила, своей властью направляющая сердце к неведомому центру, которого человеку никогда не увидеть, не услышать, не почувствовать и не испытать.
Я остановился. Всякий раз, как перед моими глазами встает Иерусалим, я чувствую себя так, словно вернулся домой. На губах у меня – песня, которую сочинили наши предки в изгнании. Чем тогда был для них Вавилон, сегодня стал для нас Рим. Чем был тогда плен, сегодня стало угнетение в собственной земле:[86]
«У рек Вавилонских
Сидим мы и плачем,
Думая о Сионе.
На вербах повесили мы наши цитры.
Притесняющие нас хотят,
Чтобы мы пели для них веселые песни.
Но как мы можем петь веселые песни,
Если мы – в изгнании?
Пусть отсохнет мой язык,
Если я забуду тебя,
Иерусалим,
Если ты, Иерусалим, не будешь мне милее
Всех празднеств и радостей!
О, Вавилон,
Притеснительница!
Блажен, кто воздаст тебе
За то, что ты сделала нам!
Блажен, кто возьмет твоих детей
И разобьет их о камень!»
Пока римляне распоряжались моей судьбой, я был пленником в собственной стране! Но во мне жила уверенность. Скоро всем неприятностям конец. Разве я не выполнил данного поручения? Разве благодаря Варуху и Хузе не узнал я о ессеях и о Крестителе гораздо больше, чем когда-либо мог надеяться узнать? Что из этого я расскажу римлянам, а что – нет, зависело только от меня. Я был уверен, что смогу сделать правильный выбор. Ни единого слова, которое повредило бы нашей земле, не слетит с моих губ, ни одного-разъединственного словечка! Пребывая в таком расположении духа, я предстал перед Метилием.
Метилий уже знал новость о смерти Крестителя. По сравнению с нашим последним разговором его интерес, казалось, только возрос.
– Андрей, ты как раз вовремя! Положение серьезное. Ирод Антипа официально известил нас, что он казнил Иоанна Крестителя и тем предотвратил мятеж.
Я поделился с Метилием кое-чем из того, что знал сам об истинных причинах этой казни. Метилий внимательно слушал. Потом сказал:
– Наше особое беспокойство связано с тем, что казнь Крестителя по времени совпадает с событиями, свидетельствующими о повышенной активности повстанцев. Незадолго до нее состоялась та несчастная демонстрация против Пилата, во время которой тебя арестовали. Пока ты отсутствовал, поблизости от Иерусалима произошел еще один инцидент: римский отряд обыскивал группу паломников из Галилеи. Проверяли, нет ли у них оружия. В ходе проверки выяснилось, что несколько человек вооружены. Эти люди вполне могли оказаться террористами. Дело дошло до драки. Кое-кого из паломников убили. Как выяснилось потом, это были невинные люди, не подозревавшие, кто вместе с ними шел в Иерусалим. И вот теперь все кругом настроены – не против террористов, нет – они настроены против нас, римлян![87]
Метилий нервно расхаживал по комнате. Он снова заговорил:
– В довершение всех несчастий пару дней назад на дороге, ведущей из Кесарии, террористы напали и ограбили одного из слуг императора, ехавшего в Иерусалим с важными поручениями.[88] Слуге и людям, сопровождавшим его, удалось бежать, но в руки террористов попала крупная сумма денег. Мы тут же послали на место когорту. Но эти террористы словно сквозь землю провалились. Опрос местных жителей не дал ничего. Послушать их, никто ничего не видел, никто и слыхом не слыхивал о нападении. У наших солдат лопнуло терпение, и они подожгли все деревни поблизости от того места, чтобы другим неповадно было. Население должно знать, что в случае нападения террористов у них есть выбор или выдать тех властям, или…
Метилий не договорил. Я видел, что карательные акции римлян вызывают у него отвращение. Он считал их недостойными дальновидной внутренней политики. Он прокашлялся и подвел итоги:
– Все эти новости говорят за то, что повстанцы-террористы что-то затевают. Разбойничая на дорогах, они стараются собрать средства, ведут транспортировку оружия. А теперь, как можно себе представить, наверняка захотят воспользоваться настроениями в народе для более масштабных операций. Мы очень озабочены.
В своих опасениях Метилий был прав. Копнуть поглубже, и становилось ясно: страна вся бурлит.
– В этой сложной ситуации для нас принципиально важно не ошибиться в оценке предполагаемых единомышленников Крестителя. Выступят ли они заодно с террористами или предпочтут рассеяться по стране и затеряться?
Римляне явно боялись, что против них объединятся различные группы, и союз этот найдет поддержку в народе. В теперешнем положении им не хватало ясности. Страх мог толкнуть римлян на еще более жесткие меры, – а это, в свою очередь, еще больше ожесточило бы сопротивление. Поэтому я, как мог, постарался его успокоить:
– Если ты говоришь о ессеях и о Крестителе, то я уверен – их сторонники никогда не объединятся с террористами. Это религиозные движения, для них важно, чтобы люди жили в согласии с Божьими заповедями. Они не стремятся ни к каким политическим переменам.
– Но они же спят и видят, чтобы наступили великие перемены! – не согласился он.
– Они никогда не будут пытаться сами приблизить их. Они ждут, когда Бог сам приведет мир к великим переменам.
– Но если кто-то придет и скажет: «Вот, Бог посылает великие перемены», – разве не решат все, что время римского господства прошло?
Метилий говорил правильные вещи. Но его нужно было увести в сторону от этих верных мыслей. Мне следовало попытаться успокоить его. Обстоятельно и не спеша я привел все доводы, выставлявшие ессеев и последователей Крестителя вполне безобидными группами. Но Метилий все равно был настроен скептически. Он спросил меня:
– Чего я никак не могу понять, так это зачем этим людям уходить в пустыню? Все время, пока мы не виделись, я читал ваше Священное Писание.
Поймав мой недоуменный взгляд, он пояснил:
– Не в оригинале, не по-еврейски. Септуагинту, его греческий перевод.[89] Там пустыне отведено совершенно особое место: Бог провел ваших предков через пустыню и разметал на их пути всех врагов. Давид, перед тем как стал царем, жил в пустыне. Там он верховодил шайкой разбойников, не давая царю Саулу жить спокойно. Благочестивые израильтяне вели войны против господства сирийских царей: евреи ополчились на них из пустыни, и им удалось прогнать сирийцев. Короче говоря, каждый, кто хотел сплотить вокруг себя оппозицию, уходил в пустыню и там ждал, что из пустыни явится Бог, чтобы освободить землю от врагов. Честное слово, можно сказать, что ваш Бог – это Бог пустыни, и живет он на горе Синай.
Я возразил:
– Тут дело в одном древнем пророчестве: «В пустыне приготовьте путь Господу». И Креститель, и ессеи – все они ссылаются на него. Ессеи толкуют его так, что под «подготовкой пути» нужно понимать изучение Закона. Креститель учит: люди готовят путь Богу тем, что каются в своих грехах, омываются в водах Иордана и совершенствуют свою жизнь.[90] От подобных движений нет никакой опасности для римлян.[91]
Метилий продолжал упрямо не соглашаться. Он по-прежнему не доверял Крестителю и поэтому спросил:
– Значит, Антипа был неправ, казнив проповедовавшего в пустыне Иоанна как опасного мятежника?
– Перед римлянами Антипа всегда будет оправдывать насилие желанием предотвратить мятеж. На самом деле главная причина, почему он казнил Крестителя, лежит в области личных отношений: я говорю об истории с его женитьбой. Приверженцы Иоанна тоже так думают. Есть среди них один, что вообще считает развод уступкой человеческому несовершенству и категорически отвергает его.
– Ты разговаривал с этим учеником Крестителя?
– Нет, но знаю о нем из надежных источников.
– Как его зовут?
– Иисус из Назарета!
Метилий задумался.
– Нет, этого имени я раньше не слышал. Где это, Назарет?
