Вернувшись в свою комнату, Брианна обнаружила там группу студентов. Хо сидел на кровати, баюкая в объятиях зареванную Поппи.
– Брианна, я думаю, ты нехороший человек! – упрекнул ее Хо. – Ты сказала Поппи, что она шлюха и потаскуха?! В день, когда ее мама и папа попали в авиакатастрофу и сейчас в реанимации?!
Все студенты сочувственно ахнули и осуждающе уставились на виновную.
– У нее нет родителей. Она сирота! – воскликнула Брианна.
– Как ты можешь так говорить? – взвыла Поппи. – Они были для меня лучше любых биологических родителей! Они ведь меня выбрали.
– Пожалуйста, немедленно выйди из комнаты! – приказал Брианне Хо.
– Но это моя комната, а Поппи носит мой браслет и красится моей тушью, – робко возразила Брианна.
Студент-кореец с ровной челкой и американским акцентом подошел вплотную к ней и сказал:
– Поппи так много пережила, ее приемные родители сейчас борются за жизнь, а ты ее без конца оскорбляешь…
Поппи высвободилась из объятий Хо и пролепетала голосом маленькой девочки:
– Я прощаю тебя, Брианна. Я знаю, тебе не хватает эмпатии. Постараюсь тебе с этим помочь, если разрешишь.
Брайан сердито водил группу детей-инвалидов по Космическому центру. Он был уверен, что некоторые из них специально толкают колясками его многострадальные лодыжки. С каждым ребенком приехал сопровождающий. Перед экскурсией Брайан обратился к детям и их проводникам со вступительным словом.
– Я доктор Брайан Бобер, работаю здесь, в Космическом центре, астрономом и математиком. Я собираю всю статистику, связанную с космосом, например, фиксирую расстояния между космическими телами и тем самым защищаю вас от внезапной гибели из-за космических объектов, приближающихся к Земле. Сегодня я буду вашим экскурсоводом. Надеюсь, что хотя бы некоторые из вас достаточно сообразительны и способны воспринимать информацию. Остальным же придется попытаться следить за ходом экскурсии по мере сил. Мне очень поможет, если вам удастся не сильно размахивать руками. И, пожалуйста, постарайтесь держать головы прямо. А те из вас, кто издает странные звуки, пожалуйста, прекратите – это очень отвлекает.
Воспитатели переглянулись. Стоит ли им что-то втолковывать этому пережитку прошлого, который, похоже, понятия не имеет, что нынче используется совсем другая терминология?
Мисс Болль, воспитательница, чей облик отличался от прочих серым вариантом вездесущих валенок-уггов и арафаткой, не смогла промолчать. Она с нажимом сказала:
– Движения детей и издаваемые ими звуки неконтролируемы. У большинства из них церебральный паралич. Боюсь, ваш лексикон совершенно неприемлем!
В свою защиту Брайан ответил:
– Я с самого начала сказал, что не буду особо нянчиться с этими несчастными детьми, и я на самом деле не буду этого делать. И поверьте, мэм, им ни капельки не поможет подушка из политкорректных слов, которую вы пытаетесь им обеспечить. Так что, можно наконец приступать? После вашего ухода меня ждет весьма важная работа.
– Вашему заведению стоит переписать рекламный буклет, доктор Бобер, – парировала мисс Болль. – А то там говорится, будто бы школьные экскурсии приветствуются.
Один из лифтов не работал, и ушло больше получаса, прежде чем все оказались на нужном этаже.
* * *
Вернувшись с работы домой, Брайан обнаружил на кухне двоих чернокожих детей – мальчика и девочку – в форме начальной школы. Они сидели за столом, жевали тосты и делали уроки.
Первым побуждением доктора Бобера было развернуться и помчаться к входной двери – очевидно, он ошибся домом. Потом он заметил свое прогулочное пальто и куртку Евы на вешалке в прихожей. Но кто эти дети? Неужели мальчик – воришка, а девочка – его подельница?
Затем он увидел спускающегося по лестнице подсобника Александра.
– Томас, Венера, поздоровайтесь.
Школьники повернулись и хором пропели:
– Здравствуйте!
Брайан протопал наверх в комнату Евы. Спальня выглядела больше и казалась светлее. Туалетный столик, стул и комод исчезли, как и занавески.
– Эта мебель была фамильной, – сказал Брайан. – Я хотел передать ее детям!
– А я попросила Александра забрать эту рухлядь. Он выкрасит стены, пол и потолок в белый цвет.
Брайан открыл рот, как золотая рыбка. Затем закрыл. Внизу в дом вошла Руби и завопила, увидев негра, намазывающего маслом тост.
– Не бейте меня! – взмолилась она. – Я пенсионерка с ангиной и больными ногами.
– О, как досадно, – сказал Александр. – Не желаете чашку чая?
– Ну, пожалуй.
Руби уставилась на детей. Александр представил их, и старуха грузно уселась за стол.
– Я миссис Сорокинс, мама Евы. А вы «друг» Евы? – поинтересовалась она.
– Новый друг, – кивнул негр. – Я ее человек с фургоном.
– А, так это вы! – воскликнула Руби. – Дочка мне про вас рассказывала. Только не говорила, что вы из цветных.
Александр разрезал два тоста по диагонали и выложил треугольнички на тарелку с геометрическим узором. Нашел белую салфетку и небольшой поднос. Налил чай в фарфоровую чашку и молоко в молочник из того же сервиза.
– Не много ли суеты ради чашки чая и тоста, а? – спросила Руби.
– Стоит уделять основное внимание мелочам жизни, миссис Сорокинс. Ведь с более глобальными вещами мы ничего поделать не можем.
– Справедливо, – кивнула Руби. – Все мы заложники судьбы. Посмотрите, к примеру, на Еву. Неделю назад она была счастлива, как карапуз на пляже. А взгляните на нее сейчас! Разлеглась в постели, как царица Савская, и твердит, что не знает, когда соизволит подняться! Я воспитывала дочку не для того, чтобы она стала ленивой коровой. Моя девочка должна была встать и одеться к половине восьмого в будни и ровно к восьми в выходные!
– Мир был бы скучен, если бы все мы были одинаковыми и оправдывали ожидания, – заметил Александр.
– А меня бы вполне устроило, если бы все были одинаковыми, – отрезала Руби. Она закусила верхнюю губу, не зная, что мать Александра делала в точности такое же выражение лица, чтобы показать свое неодобрение.
* * *
Войдя в комнату Евы с подносом, Александр столкнулся с напряженной тишиной. Брайан и Ева словно фехтовали невидимыми мечами.
Брайан примостился на подоконнике, притворяясь, будто смотрит в окно. Там было не на что смотреть, за исключением гуляющих школьников и изредка проползающих машин, соблюдающих ограничение скорости в пятьдесят километров в час. Еще там росли деревья, но Брайан никогда не причислял себя к любителям деревьев. Он даже подписал петицию за вырубку зеленых насаждений в пользу дополнительных парковочных мест. Тогда он сказал Еве:
– Этим деревьям две сотни лет. Они уже вполне окупили затраченные на них деньги.
Синоптики обещали дождь и сильную облачность, а это значило, что вечером Брайану не удастся посмотреть на звезды. В Англии ненастная погода в порядке вещей, и Брайан часто досадовал, что Ева не соглашается переехать в австралийскую пустыню, где небо всегда чистое и нет докучливых английских туч.
Александр спросил Брайана, не принести ли ему чего.
– Чай? Кофе?
– Нет! – рявкнул Брайан. – Я лишь хочу, парень, чтобы ты и твои исчадия убрались из моего дома.
– Простите его, – обратилась к Александру Ева. – За последнюю пару недель ему многое пришлось пережить.
– Я работаю на Еву, – спокойно уведомил хозяина дома Александр и вернулся к своему делу: принялся выдергивать крепящие ковер скобы.
В комнате был слышен лишь хруст тоста, который жевала Ева. Брайану захотелось выбить хлеб у жены изо рта. Она взяла чашку и вульгарно сёрбнула. Брайан больше не мог сдерживаться. Он заходил туда-сюда по комнате, проносясь мимо Александра, который по-прежнему оставался на четвереньках.
– Во что обходится это чертово помешательство на напитках? Вы знаете, сколько энергии тратится на приготовление одной чашки чая? Вы, естественно, не сможете назвать цифру, но я вам точно скажу – немало! Умножьте это количество на шестьдесят четыре миллиона человек, то есть на население Великобритании, а ведь это только официальные цифры! И я даже не говорю о долгих минутах, потраченных на ожидание того, чтобы чайник вскипел, чтобы напиток остыл, и на само чаепитие! А ведь в это время станки на заводах простаивают, полки супермаркетов некому наполнять, фуры томятся в доках. А как насчет профсоюзных работников? Их перерывы на чай вообще закреплены законом! Кто знает, сколько небесных тел было упущено в нашем Космическом центре из-за того, что какой-то чертов оператор телескопа отвернулся от экрана как раз в тот момент, когда мимо пролетал важный космический мусор! И все это потому, что кому-то приспичило похлебать настой листьев или зерен в рабочее время! Чай – это позор нации!
