— Нет. Я не буду играть в такую игру.
— Поче-му-у? — протянула огневушка.
— Я не люблю, когда меня травят ядами.
— Как хочешь, — она согласно поклевала острым носом, а затем — хлоп-хлоп — поморгала редкими ресничками, тук-тук — постучала лупой-карандашиком по блокноту, и — пиф-паф — снова расцвела. — Сыграем лучше в поликлинику! Я буду твой зубной врач! — огневушка заверещала. — Сюда! Ко мне! Открой рот! Покажи зубы! Быстро! Оскалилась! Ну!
Терпению ребенка наступил конец.
— Нет, — отрезала Майка. — Я не буду с вами играть. Вообще.
— Зубы есть, — поскучнев и потускнев, произнесла надоеда.
Она щелкнула каблучками и ввинтилась в толпу.
— …Какой невыразительный детский экземпляр, — только и успела расслышать Майка. — Здрасте, Ник-Петрович! Я стояла! Я говорю вам! Я здесь стояла! Все подтвердят! — вертихвостка уже прыгала в голове очереди и азартно с кем-то переругивалась.
Возле девочки возник Никифор. Он выглядел совершенно счастливым. Теперь в его авоське было уже два серых свертка. Женщина-тюбетейка сдержала свое слово.
— Не заскучала?
— У вас тут не заскучаешь.
Сказать по правде, Майка была оскорблена до глубины души и теперь не знала, с какого боку начать.
— Какие у вас сотрудники бывают, — сказала Майка.
— Которые? Лизочка?! — переспросил он. — О, да! Уникальный кадр. Наш главный проблемный специалист. Она такие одолевает трудности…
«А я думаю, она их создает», — подумала Майка, но вслух произнести не посмела.
— Берет препятствия так, что диву даешься, — продолжал Никифор. — А потому, что имеет к ним особый подход.
— Какой? — заинтересовалась Майка.
— Винтообразно-кружной. Изподтишковый. Потихоньку, полегоньку, а там — бац! — и нет препятствия. Взято. Изничтожено. Будто корова языком слизала. Так и зовем его — Лизинг.
— В честь коровы? — брякнула Майка первое, что пришло в голову. — В честь Лизочки, — строго сказал Никифор и уточнил. — Лизаветы Жарив, знатного знатока запретных зон. Она у нас заведует лабораторией параллельных методик. Отпугивание страха, поучительные кричалки, выживательные игры, занимательная кошмаристика, — все ее рук дело. Ты не читала Лизочкин труд «Детское садоводство: Бить или не бить?».
— Не читала, — ответила девочка, пообещав себе никогда в жизни, ни за какие коврижки не читать таких глупых книг.
— До шестнадцати лет не рекомендую, — покивал Никифор. — В целом, конечно, не бесспорно, но некоторые фрагменты очень убедительны. Пойдем?
— Пойдем, — уже без прежнего воодушевления сказала Майка.
Все не так просто в этом «Детском мире»…
— Эх, не всем достанется, — с сожалением произнес Никифор, шествуя вдоль очереди в поисках просвета.
— Что достанется? — спросила Майка, следуя за ним.
— «Справка». Мощности не те. Не хватает мирозданию сил удовлетворить потребности, — он потряс авоськой со свертками.
— А у нас, вот, справки тонкие и легкие, — сказала девочка.
— И вам хватает? — удивился бородач.
— Вполне.
— Наверное, запрещенная воспитательность.
— А можно мне посмотреть? — Майка сгорала от любопытства: когда еще ей доведется увидеть такие весомые справки.
— Ну, если хочешь, — он со вздохом извлек один из свертков и, размотав бумагу, явил половинку колбасного батона.
«ДЛИВОСТЬ» — крупными белыми буквами было написано на красном целлофановом боку.
Затем он вынул второй сверток и, сняв оберточную бумагу, явил девочке кусок с буквами «СПРАВЕД».
— Справедливость, — сложила Майка части непростого длинного слова, которым называлась главная умственная пища «Детского мира».
Слово было большим и многозначительным, а колбаса — просто необыкновенной: сырая, синеватая…
«Не ешь меня!» — кажется, истошно взывала она.
«Не буду!», — глядя на нее, закричала бы гимназистка.
Но Майке и в голову не пришло, что такое едят. Увидев самую странную «справку» в своей жизни, она лишь подумала о прекрасном слове «раритет», которым обозначаются самые редкие редкости.
Девочку переполнял восторг. Таких документов в ее классе уж точно никто не видал.
— Слезливые у вас справки, — сказала она, осторожно дотронувшись до «Справедливости» пальцем.
— Сочные, — с гордостью произнес Никифор, тщательно укутывая части колбасного батона назад в серую бумагу. — Ты какую колбасу больше любишь?
— Никакую, — честно ответила Майка.
— Повезло твоим взрослым, — вздохнул Никифор. — Не надо им бороться за «Справедливость», на горло своей песне наступать на надо. Ах, знала б ты, корявка, чего мы только не делаем во имя нее. Знала б ты… — порозовев, он с подчеркнутым усердием стал выглядывать просвет в толпе. — Где-то большое идолище давно по швам разошлось, как ветхое одеяло, а у нас перестройка застоялась. Мы следим, конечно. Держим, так сказать, руку на пульсе. Но через себя не прыгнешь. У нас другая миссия.
— Оп-ля!
На окне занимались акробатикой.
Толстый человек с длинными усами и в полосатом трико сидел на подоконнике, сложив ноги по-турецки, а его лысая голова была покрыта ладонью тонкого человека. Ряженый в такое же полосатое трико, тот вверх тормашками стоял на голове толстого, тряс длинными черными волосами и смешно дрыгал ногами, обутыми в большие остроносые ботинки.
Толстый и тонкий. С усами и без. Белый и черный. «Клоуны», — сообразила девочка.
Толстый, приветствуя, кивнул. Не удержавшись, тонкий повалился на пол, но тут же вскочил — упругий и легкий, как мячик. На лице тонкого была нарисована улыбка, а в руке возник букет пластмассовых цветов.
— Позвольте произвести на вас впечатление, — склонился он в учтивом поклоне.
— Не позволю, — рыкнул Толстый. Он соскочил с подоконника и протянул Майке ладонь, похожую на лопату.
— Вас тут не было! Теперь моя очередь! — заверещал Тонкий, приваливаясь к Толстому.
Он силился оттолкнуть своего приятеля, упирался, пыжился, но тот стоял, как скала.
— Как вам наша богадельня? — спросил Толстый.
— Очень мило, — ответила Майка, сдерживая смех.
Тонкий попробовал укусить Толстого за бок и в шутовском горе схватился за челюсть, будто переломал себе все зубы.
— Сегодня чудесная погода, не правда ли? — Толстый продолжал светскую беседу.
— Еще бы! — пискнул Тонкий, упираясь полосатой спиной в бок Толстого и суча тощими ножками, — «Справедливость» упала! С дуба рухнула, а дуб дуба дал. Сдох. А на нем дубина. Висит и болтает.
— Да, очень хороший выдался денек, — сказала девочка, стараясь не обращать внимания на говорливого Тонкого. — Солнечный, тихий такой.
— Как раз для судьбоносных решений, вам не кажется? — спросил Толстый.
Тонкий, так и не сумев привлечь к себе внимание, пнул приятеля по ноге. Ласково глядя на Майку, Толстый схватил Тонкого за шкирку и, держа его на вытянутой руке, осведомился:
— Сегодня бал намечается, вы придете?
— Приходите, не пожалеете, такие будут чудеса, — задушенным голосом сообщил Тонкий, дрыгая в воздухе тощими ногами. — Скакать там будут. Творить чу…
— Придет-придет, — перебил его Никифор. — Нам пора, — и увел Майку.
— Это была моя бальная дама! — запищал вслед Тонкий. — Отдай! Сатрап! Тебя я ненавижу!
Толстый тоже прорычал что-то.
— Не обращай внимания, — посоветовал провожатый. — Наши штатные Задирики — ужасные шалопаи. Они кого угодно настроят на лучшее. Ты бы видела, как они разыгрывают сцену «Гувернантка и пудель», — Никифор покатился со смеху.
Глядя на него, захихикала и Майка.
Взрослый и девочка очутились перед большим стендом на стене.
Он назывался: «Виды».
Под названием, на равном расстоянии друг от друга были крупно написаны буквы:
И Р Д В Т П
Белое пространство под каждой буквой было утыкано шелковыми флажками шести цветов: голубыми, серыми, изумрудно-зелеными, розовыми, желтыми и белыми.
На них стояли цифры — от нуля до пяти.
«Оценки», — предположила школьница, но тут же усомнилась: оценку «ноль» она еще никогда не получала.
«Наверное, „ноль“ — совсем из ряда вон выходящее», — решила она, чтоб хоть что-то решить и поскорей перейти к буквам.
С ними было посложнее.
ИРДВТП
Что бы это значило?
«ИРоДаВТоП? ИРоДоВТиП? — гадала Майка. — Глупость какая-то…».
Из стаканчика, прикрепленного к низу стенда, Никифор выудил белый флажок с цифрой «0» и воткнул его под буквой «И». Фигура под ней приобрела законченный вид: последний флажок увенчал собой шестицветный треугольник — теперь казалось, что на голубой волне качается кораблик с жемчужно-серыми бортами, зелеными украшениями, розово-желтым парусом и беленьким флажком-впередсмотрящим.
