Она надела очки — совсем другое дело! Пелена исчезла, мир снова обрел четкие очертания.
Вновь посмотрелась в зеркало. Теперь было видно, что лицо прорезано первыми неглубокими морщинами. В волосах изредка проблескивали серебристые нити.
Что ж, подумала она с грустью, всему приходит конец. Дают понять, что пора возвращаться. А как же — говорили, вернешься, когда пожелаешь? Разве я уже пожелала? Я ведь, кажется, хотела плавать долго-долго, пока не доживу снова до своего настоящего возраста… Вот и доживешь, заверила она себя, с их помощью быстро доживешь.
А неиспользованные возможности? Их ведь осталось еще немало.
Напрячься, вспомнить их, вытащить из-за серой завесы?
Зачем, какой смысл. Вызывать никого не хочется.
Мама, которую так сильно, так больно хотелось, по-видимому, не прилетит. Он говорил, что мама услышала и спешит к ней, но это он, скорее всего, по доброте своей говорил, для утешения. Не прилетит она, и не удастся сказать ей… что сказать? Мама, я тебя люблю? Мама, ты мне нужна? Да, такая возможность когда-то была. Такая возможность представлялась ей в жизни много-много раз. Она ее практически не использовала, и вряд ли удастся теперь.
Она подобрала оставшиеся на полу книги, сложила на стеллаж. Какой он умница, что велел ей не выбрасывать все книжки! Добрая треть осталась, на ее век хватит. Вот только «Девушек в цвету», кажется, выбросила. Ну и ладно, все равно ведь читать уже не буду. А тряпки — тряпок не жалко.
Собрала со стола объедки и бутылки из-под воды, сложила в пластиковый мешок. Не забыть захватить с собой, выбросить. Туда же сунула едва початый блок сигарет. Не забыть сперва вынуть их, а потом уж выбросить.
Сандальные ремешки больно врезались в распухшие ноги. Она сняла сандалии и надела прежние свои растоптанные кроссовки.
Шару, видимо, надоело колыхаться на ветру в одном месте, и он тихонько двинулся вперед. Вернее — назад, сообразила она, потому что на далеком горизонте растянулась еле видная черная веревочка с узелками.
Позвонить, что ли, сыну, пусть встретит? Да нет, решила она, чего отрывать его от работы — полсотни шекелей есть, доберусь уж как-нибудь сама. А то ведь он меня, пожалуй, и не узнает!
А пожалуй и узнает, усмехнулась она, пощупав волосы и обнаружив вместо длинных густых прядей тощенький пучочек на затылке.
Во рту ощущалась неприятная пустота. Она вынула из стакана протез и вставила туда, где ему и было место. Затем в спальню, прибрала постель.
Скорей бы уж домой. Столько всего несделанного, незаконченного, столько дорогого времени потрачено зря! И это надо успеть, и туда сходить, и со старшим внуком французским заняться — мало ли что не хочет, потом будет благодарить. Да, и варенье ему обещала! Клубники непременно купить. Забот куча, только бы сил хватило. И записаться на прием к доктору Ашеру, что-то печень начала пошаливать. Пусть опять проверит сахар, у пожилых часто развивается диабет. Про давление не забыть, голова часто кружится. Все-то ему надо напоминать, неужели сам не знает. Да знает он, только кому охота лечить бесперспективных стариков.
Шар двигался все быстрее, постепенно снижаясь. Вот уже и набережная видна, все так же засиженная мелкими пестрыми мушками.
Она и без зеркала знала, что лицо у нее покрыто морщинами и жесткие волоски торчат на подбородке, что грудь опустилась двумя плоскими лепешками, спина сгорблена, а покрытые пятнами руки и ноги стали тонкие и слабые.
Согнанная с кровати кошка в растерянности кружилась по палубе. Она подхватила ее на руки, кошка не сопротивлялась, кротко затихла у нее на груди.
Шар летел быстро, подгоняемый бодрым ветром, впереди уже расстилалось просторное зеленое поле.
И тут зазвонил телефон. Она уже засунула его в кармашек на борту, никого не ждала. Она ведь почти уже на земле, сейчас всякая связь по этому телефону оборвется. Но телефон настойчиво звонил.
— Да! — раздраженно крикнула она в трубку.
— Деточка… — еле слышно прозвучал далекий голос. — Доченька!
— Мама! Мамочка! Я тебя…
В этот момент корзина мягко стукнулась о землю, и в трубке раздался легкий шорох.
— Мамочка! Ты меня слышишь? Мама-а!
В трубке было тихо.
Успела. Мама успела. А она, как всегда, — нет.
Красный шар, быстро оседая, распластался на зеленом поле. К нему уже подбежал техник, возился с его устройством.
Тяжелая старая женщина, держа в одной руке мешок с мусором, а другой прижимая к себе кошку, толкнула ногой дверцу и осторожно ступила на мягкую зеленую траву.
