Был я безмерно благодарен Шибе, за то, что он впервые сказал, что я могу стать режиссером. И неважно, что я толком не понимал, что это такое. Уже тогда охватывал меня страх перед будущим. Иногда я боялся, что не справляюсь с задачей стать Кем-то. Позже, когда вечер и вино подходили к концу, Шиба сказал отцу:
- У твоего парня такие здоровенные глазищи, дам-ка я ему маленькую роль в «Вальтере», только пока ничего ему не говори, пусть сначала закончит четверть.
Наутро отец не выдержал и сказал мне, когда будил в школу:
- Если закончишь с хорошими оценками, Шиба будет тебя снимать в фильме.
Актерство меня не особо привлекало, но отцу я сказал, что намерение Шибы меня радует. На самом деле, мне нравилось только режиссерское звание. Хотя, как я уже говорил, что это такое, я не знал.
После школы я поехал вместе с Сенкой в Храсно навестить ее маму. По дороге Сенка разглядывала витрины. Заходили мы с ней в магазины, выходили, заходили, и в одной из этих витрин я увидел фотоаппарат. Подумал я: «Это первый шаг к режиссуре, ведь фильм это просто череда фотографий, расставленных в нужном порядке!». Был это русский аппарат «Зоркий», и стоял он сбоку, около четырех-пяти восточногерманских «Практик».
- А сколько стоит вон тот? - спросила мама, и продавец ей ответил:
- Надо вам договориться с Ухеркой, это его аппарат, а живет он на Калемовой улице.
Взяли мы номер телефона Ухерки и позвонили. Когда мама услышала цену, то загоревала:
- О-хо-хо, дорого, сынок, прямо жуть. Знаешь, сколько всего можно за такие деньги понакупить?
- Если вы серьезный покупатель, госпожа, то можно и в рассрочку.
Умоляюще смотрел я на Сенку, не зная, что она скажет.
- Сейчас мы на мели, нету денег совсем, подожди до первого числа, потерпи немножко, знаешь ведь, если в школе у тебя все будет в порядке, отец для тебя звезды с неба достанет!
- А деньги от дедушкиного дома?
Сенка остолбенела.
- Они же на черный день отложены! А это никакой не черный день, да как тебе не стыдно! - заткнула мне рот мама.
Этот Ухерка, ассистент кинооператора, работавший с шибиными операторами, кроме поддержанного «Зоркого», предлагал на продажу еще и две круглых фотолампы. Встречу между нами устроил, конечно, Шиба Крвавац. Целый день в школе пытался я придумать сценарий, потому что от Шибы слышал, что без хорошего сценария фильма не получится. То, что придумал я во время уроков, нужно было теперь сообщить Ухерке. Важней всего было уговорить Ухерку стать оператором моего первого любительского фильма. Все это я рассказал ему на одном дыхании. Смотрел он на меня и, наверное, думал, что видит перед собой невежду, но не прерывал меня, пока я не стал описывать, как главный герой фильма едет на трамвае из центра города, и возле кондитерской «Оломан» сворачивает в сторону дома культуры «Чуро Чакович». Он сначала открыл рот, а потом удивленно спросил:
- Ладно, а как думаешь такое можно сделать? - на что я храбро ему отвечал:
- Да ерунда же. Этот трамвай сходит возле «Оломана» с рельсов, едет по улице, пересекает улицу Васи Мискина, и вот он на месте, наш юноша выходит и идет в «Темпл». Внутренний голос говорит ему что балерина за занавесом, он выскакивает из трамвая!?
Ухерка сказал:
- Постой, постой, а как это тебе представляется, что трамвай сходит с рельсов?!
- Да просто же, какого черта, это фильм или не фильм? если фильм, тогда можно показать и невозможное!
- Этот твой парень должен поступать на режиссуру! - сказал Шиба отцу. Ясно было, что Ухерка сообщил ему о моем представлении о невозможном в кинематографе!
- Он настоящий авантюрист и это самое главное. Можешь себе представить, потребовал от оператора, чтобы около кондитерскойй «Оломан» трамвай сошел с рельсов и поехал до «Темпла». Это, Мурат, добрый знак, просто отличный.
Ведь его самого тоже называли авантюристом от кинематографии, потому что по пути к хорошему фильму не жалел он ни себя, ни окружающих. Шиба подробно описал встречу с оператором и высказанные мной соображения о невозможном. Уже на следующий день Мурат сказал Сенке:
- Займи из кассы взаимопомощи, верну с тринадцатой зарплаты, надо купить ему ту камеру и те лампы!
Через два дня в моей комнате стояли на столиках две округлые фотолампы. Увидев это вечером, Юсуф Камерич, директор Коммунального предприятия, сказал Мурату:
- Хорошо тебе, Мутица, твой сын знает, чего хочет.
Это было вовсе не так, но прозвучало приятно. У меня еще не было ясного представления, чего и как я хочу, но эти осветительный набор, и аппарат, придавали мне некоторую важность и значение. Вроде как тот «Титаник», которого я сделал в первом классе. В школе, не знаю уж как, прознали, что я буду делать свой первый любительский фильм в Киноклубе «Сараево». Когда на перемене мы курили в школьном туалете, один парень сказал мне:
- Собрался в деятели киноискусства, Куста? Ну, мать твою, если увидишь Неду Арнерич, передай ей, что есть у тебя приятель, который готов за бесплатно быть каскадером у нее в постели, ха, ха!
Почувствовал я, что мне завидуют, и это меня не беспокоило. Потому что теперь я знал, что моя жизнь сдвинулась с критической точки, называвшейся Никто!
Когда я снова встретился с Ухеркой, он спросил меня:
- А какой у тебя в фильме сценарий?
Я сказал:
- Жанровый фильм про любовь. Один молодой человек просыпается у себя дома. Но не сам просыпается - будят его колокола православной и католической церквей, а в конце и резкий перестук сахат-кулы[19]. Все как у Андрича.
- Постой-ка... а где ты хочешь это снимать?
- Например, у меня дома?
- А ты разве в центре живешь?
- На Кати Говорушич 9а.
- Но там же этого не снять?
- Почему это?
- Так ясно же почему, не слышно оттуда никаких колоколов, нужно искать подходящее место.
- Зачем что-то искать, снимем как он просыпается в моей комнате, а когда встанет с кровати, снимем его возле окна, выходящего на церковь, а окно установим на какой-нибудь террасе возле кафедрального собора, и готова сцена.
- А где окно-то взять, дорогой ты мой?
- Да найдем окно, тоже мне проблема, окно. Прикрепим его снизу, на время, к ограде балкона!
Нелегко было Ухерке совладать с моим напором.
- Нет, ну-ка, погоди-ка, а как ты думаешь я все это должен осветить?
- Э, а вот этого не знаю, я ж не оператор.
- Получается, что нам должно быть слышно то же, что и главному герою фильма, колокольный звон, но для этого нам не обязательно показывать сразу две церкви. Снимем только одну, а другой звон включим в записи. Так можно?
- Да, думаю, можно. Но надо посмотреть, справиться ли с этим монтажер. Знаешь Веско Кадича?
- А кто это?
- Монтажер, автор любительских фильмов. Вот его и спроси, как все это можно сделать!
Ухерка смирился со своей участью. Понял, что перед ним помешанный, готовый отстаивать свой замысел до конца. Не обращая внимания на то, хорош ли и осуществим ли он!
В основе фильма, созревшего у меня в голове, не было классического сюжета. Я хотел, чтобы этот фильм выразил мою жизнь.
- Один молодой человек просыпается в Сараево, месте пересечения разных вероисповеданий, как пишет Андрич. Жизнь этого юноши бесцельна и лишена надежды. Это заметно по тому, как он постоянно ходит по одной и той же улице. Эту сцену мы будем все время повторять, как припев в песне. Так мы сможем показать зрителю, что жизнь молодого человека протекает однообразно и что он совершено потерян. Он просто не знает чего хочет.
- А как хочешь ты это показать? - усмехнулся Ухерка.
- Повторением одних и тех же сцен. Закрепим образ человека, который бесцельно идет по одной улице. Пусть, например, это будет Штросмайерова с кафедральным собором на заднем плане. Его жизнь изменится, когда он поймет, как добиться этих перемен. Переворот этот, ясное дело, произойдет из-за женщины! Той, которую он полюбит, а не проститутки, с которой он переспал. От проститутки он бежит! А та, которую он любит, это женщина-идея. Она не ходит по магазинам, не ворчит, она вообще никакого отношения к реальности не имеет, а все-таки это женщина!
- Так не бывает!
- Что не бывает?
- Ты же говоришь, что он ее любит, но что не так, как с проституткой, от которой он убегает и с которой спал?
- Ты просто не понял. Она живет только на сцене, за занавесом, она балерина!
- Живет на сцене. Как это можно жить на сцене? Что это? Поставила на сцене палатку, или кровать, а в туалет, например, она куда ходит?
Вот теперь этот Ухерка начал меня раздражать. «Какой дебил», подумал я, но ему, конечно, этого не сказал.
