IX
С тех пор как Сидролен отсидел полтора года в тюрьме, он ни разу не заходил в один из тех изысканных ресторанов, которые некогда посещал. Он боялся, что его там узнают. Временами он покупал «Неделю гурмана» — бюллетень, публиковавший список лучших ресторанов города; встречались там такие, о которых Сидролен и не слыхивал; он охотно посетил бы тот или иной из них, но все никак не мог решиться.
Поскольку пауза между Ламелией, ставшей отныне мадам Кастрюльон, и протеже Альбера, которую ему только предстояло увидеть, а тому — найти, затягивалась, как он и предвидел, и затягивалась на весьма неопределенный срок, Сидролен счел разумным воспользоваться данным обстоятельством и провести эксперимент с одним доселе ему неизвестным, особо рекомендуемым «Неделей гурмана» рестораном-люкс: он решил наконец устроить себе пир.
Не успел он войти в этот гастрономический вертеп, как его вопросили о намерениях, которые, между прочим, и так нетрудно было угадать. Скромно и вполне объективно ответив, что он пришел сюда пообедать, Сидролен услышал следующий вопрос: заказал ли он себе столик. Поскольку ничего такого он не заказал, ему было объявлено, что свободных мест нет. Ничего не оставалось, как ретироваться, что он и сделал, разглядывая по пути выставленные напоказ закуски и десерты весьма аппетитного вида.
— Опять фиаско! — прошептал Сидролен, очутившись на улице.
Он стоял в раздумье, спрашивая себя, не поэкспериментировать ли ему где-нибудь в другом месте, как вдруг увидел своих дочерей и зятьев, выходящих из двух уаттомобилей. Молодежь была в полном комплекте: присутствовал даже гортранспортист по фамилии Кастрюльон. Пока Йолант и Люсет припарковывали свои машины неведомо где, все остальные уверенной поступью вошли в ресторан-люкс.
— Хорошо устроились, — вполголоса заметил Сидролен, — справляют свадьбу без меня.
— Что вы сказали? — спросил прохожий. Сидролен взглянул на него: нет, это был другой. Или тот же, но совершенно неузнаваемый.
— Ничего, — ответил он. — Я разговаривал сам с собой. Такая, знаете ли, привычка вырабатывается, когда долго живешь один.
— Вам следовало бы с ней расстаться, — сказал прохожий, — а то окружающие думают, будто вы их о чем-то спрашиваете, и с удовольствием готовятся ответить, и вот тут-то оказывается, что вам ничего не надо, — поневоле чувствуешь себя уязвленным.
— Прошу меня извинить. Весьма сожалею о случившемся.
— Так что вы говорили-то?
— Что я говорил? Да, в самом деле, что же я говорил?
Он сделал вид, будто вспоминает, и даже старательно сдвинул брови, как оно и принято в подобных случаях. Потом ответил так:
— Я говорил: они справляют свадьбу без меня.
— И что же вы под этим разумеете?
— Ну, я признаю, что фраза моя двусмысленна, и я действительно вложил в нее два смысла: первый — пожрать как следует, и второй — справлять свадьбу, но я не собираюсь пудрить вам мозги своими делами.
— Ну почему бы и нет? — спросил прохожий с поощрительной улыбкой.
— Потому что не собираюсь, и все тут, — ответил Сидролен.
— В таком случае, — сказал тот, ничуть не обидевшись, — не стану отнимать у вас время.
— Всех благ!
Освободившись от собеседника, Сидролен попал на глаза своим зятьям, которые успели припарковать уаттомобили, но не успели сделать вид, будто не заметили тестя. Они поздоровались с ним — приветливо, но несколько свысока.
— Ай-яй-яй! — сказал Йолант, — на кого же вы бросили свою баржу?
— Ну так ведь погодка-то какова! — сказал Люсет, — только и гулять!
— А вы оба, — спросил Сидролен, — гуляете, значит?
— Ну… да, гуляем. Проходили, знаете ли, мимо.
— Ну и проходите. Пока, до скорого!
Сидролен стоит как вкопанный. Оба зятя делают несколько шагов. Потом оборачиваются и прощально машут ему.
Сидролен машет в ответ, но с места не трогается.
— Что будем делать? — спрашивает Люсет. — Пойдем обратно или как?
— Если он видал, как наши входили в ресторан, — говорит Йолант, — то мы влипли.
— Не упускать же из-за него такой классный закусон!
— Глянь-ка, он еще стоит там?
— Как столб.
— Наверняка видал, как наши входили, и теперь потешается над нами.
— Да уж, влипли так влипли! Надо что-то придумать.
— Давай пригласим его.
— Нет, он обидится.
— Но ведь должны же мы пообедать.
— Еще бы! Тем более, здесь вон как шикарно. Видал: ресторан-люкс. Звездочек пять, не меньше. Вот нажремся-то!
— Ну так налево кругом?
— Давай. И разъясни ему ситуацию.
— Конечно, вечно на меня все валят!
Сидролен бесстрастно глядит, как они возвращаются. Первым заговаривает Йолант:
— Очень кстати повстречались. У Ламелии ведь свадьбы не было, так вот мы решили хорошенько пообедать в честь ее бракосочетания. Раз уж и вы тут оказались, то, по справедливости, вам надо бы составить нам компанию.
— А кто платит?
— Каждый за себя.
— Гляди-ка, а вы, оказывается, богачи. Не в какую-нибудь забегаловку пошли. И гортранспортист может себе такое позволить?
— Его предупредили. Все-таки люди не каждый день женятся.
— Но они же не сегодня поженились, а неделю назад, верно?
— Для доброго дела никогда не поздно.
— И все-таки странная затея. Очень даже странная.
— Так вы идете или нет? — спрашивает нетерпеливо Люсет. — Нас ждут.
— Вас, но не меня. Меня-то никто не ждет.
— Да ладно вам дуться!
— А потом, я и столик себе не заказал, — говорит Сидролен.
— Зато мы заказали.
— Нет, — говорит Сидролен. — Я там только что был, для меня места не нашлось.
— А разве вы собирались тут пообедать?
— Почему бы и нет? — говорит Сидролен.
Оба зятя замолкают.
— Хотел как следует ублажить себя, — говорит Сидролен. — Ладно, до другого раза.
Он садится в автобус; на углу, у набережной, покупает хлеб, — все другие лавочки уже закрыты. Впрочем, на барже еще остались кое-какие консервы. Загородка опять осквернена ругательными надписями. Сидролен кладет хлеб и отправляется за банкой краски. Он тщательно закрашивает надписи на загородке. Ему хочется есть, но он усердно работает. Праздные кочевники останавливаются, чтобы поглазеть, как он трудится. Они молча созерцают Сидролена. Но его это не смущает. Он давно привык и к перекрашиванию, и к кочевникам. Он не вступает с ними в разговоры. И, в нарушение широко распространенного обычая, не поет и не насвистывает. Когда он заканчивает, кочевники удаляются.
Сидролен водворяет на место банку с краской, затем наливает себе стаканчик укропной настойки.
— Я слишком много пью, — шепчет он. — И Ламелии уже нет, и удержать меня некому.
Он идет на камбуз поглядеть, что там осталось из консервов. Если не слишком роскошествовать, на пару недель запасов должно хватить. Сидролен не знает, подыщет ли ему кого-нибудь Альбер за эти две недели. Если нет, придется Сидролену самому заботиться о своем пропитании; на горизонте вырисовывается мрачный призрак цинги. А пока он выбирает банку тунцового филе в арахисовом рафинированном масле. К банке приложен ключ для интеллигентного вскрытия, и Сидролену нет нужды прибегать к помощи молотка или стамески, как он привык. Потом он разрезает батон по горизонтали, раскладывает содержимое банки на обеих половинках и старательно совмещает их, дабы восстановить первоначальную форму батона, с той лишь разницей, что теперь из надреза сочится масло. Когда все это съедено, Сидролен шепчет:
— Не так уж плохо. Только не надо увлекаться, а то цинги не миновать.
Он вытирает рот и руки тряпкой множественного назначения и поднимается наверх поглядеть, как там его загородка. Новые надписи пока отсутствуют, зато какой-то болван, облокотившись на нее, вляпался пиджаком в свежую краску. Он окликает Сидролена:
— Эй, вы там, это ваша баржа? Это ваша загородка? Вы что, не могли написать «Осторожно, окрашено»? Хоть это-то можно было сделать?! Мой пиджак теперь только и годится что для перекраски. А кто мне оплатит счет, вы, что ли?
— Ну разумеется, я, — отвечает Сидролен. — Сколько я вам должен?
— И вы еще вдобавок насмехаетесь! Ну и народ пошел!
— Заметьте, — говорит Сидролен, — что вы смазали краску, которую я только что наложил. Мне придется все начинать сначала, а у меня и других дел полно.
— Например?
— Например, сиеста.
Потенциальный клиент одной из многочисленных красилен города задумчиво глядит на Сидролена. Потом он удаляется.
Сидролен идет за банкой с краской и исправляет повреждения, затем он изготавливает табличку «Осторожно, окрашено!» и заботливо прилаживает ее на видное место.
После чего располагается, наконец, в своем шезлонге. И шепчет:
— Эх, забыл сказать Альберу, чтоб не присылал мне несовершеннолетних!
