А стал Борис Эрданович сперва простым юрист-консультом в тресте Спецстрой, которым в бытность еще руководил папа Игоря Александровича Богуша – Александр Александрович Богуш.
И работал Борис Эрданович в стройтресте, рос, вырос до старшего юрист-консульта, а как пошла приватизация и как трест превратился в ОАО Универсал, стал Борис Эрданович руководителем юридической службы треста.
И жизнь Бориса Эрдановича с одной стороны вроде бы как и удалась.
А с другой стороны – совсем не удалась.
Ведь в жизни каждого человека есть две половины – две стороны – две части…
Одна – это дело, это работа, это как метко называют ее французы – "метье" или "було"…
Другая – личное…
И если по достоинству оценить патентованное французское саркастическое остроумие, то в своей поговорке, отвечающей на вопрос – что есть жизнь? – "було, метро и додо", то есть жизнь, превратившаяся в бесконечную череду – "работа-метро-сон", французы в точности описали послеуниверситетскую жизнь Бориса Эрдановича.
Но разве это жизнь?
А где сладкие плоды цивилизации?
Где секс с красивыми девушками? Где вкусная еда в дорогих ресторанах? Где провожаемая завистливыми взглядами езда в дорогих автомобилях?
Ничего этого не было.
Низвергнутый Божок явно спал или впал в бесконечную медитацию.
Сперва, на первых порах Борис оправдывал свой уклад одинокой жизни тем, что он должен упорно трудиться и достичь вершин. И уже там на вершине он примется пожинать сладкие плоды.
И он работал, работал, работал…
А плодов все не было, не было, не было.
Один однокашник Бориса по универу как то сказал ему, – Боря, ты мудак, ты не живешь, а только ждешь, что когда то начнешь жить.
В нравоучениях однокашника была какая-то доля правды.
Борис и сам себе говорил, мол ведь живут же люди, довольствуются тем, что имеют.
Не тянут сейчас в сей момент на Мерседес – так ездят на Жигулях, не могут себе позволить отпуск на Антибах – едут в Крым, не дотягивают до Бритни Спирс, так спят с Машей из соседнего планового отдела… И если возможности изменяются, если им улыбается Фортуна, нормальные люди тут же меняют и декорации и антураж – Крым на Антибы, Жигули на Мерседес, а Машу на Бритни.
А Борис Эрданыч никак не жил.
Писал-переписывал до полуночи свои договоры с субподрядчиками и ждал.
Ждал случая.
И вот теперь.
Неужели Ольга Вадимовна это тот самый случай?
Или она только предвестница того самого случая? Этакая ПЕРВАЯ ласточка?
Кого спросить? …
Ольга Вадимовна и Борис Эрданович пошли в кино.
Шел какой-то заумный американский фильм.
Молодой и старый музыканты сидели возле железнодорожного переезда.
Сидели на футлярах своих гитар и молчали.
У молодого музыканта в глазах было предчувствие и ожидание чего-то большого и хорошего. У него были надежды.
А у старого в его глазах было ощущение пустоты упущенных им надежд.
Старый, – он был уже не в ладах со временем.
Он уже не успевал за своими мечтами.
Не догонял.
Потому как полоса разбега его, чтобы полететь в рай его грёз – была уже слишком короткой. Потому как длина такой взлётной полосы измеряется количеством оставшихся в жизни лет.
Борис Эрданович сидел и плакал.
Плакал, не взирая на то огромной важности обстоятельство, что рядом с ним, доверчиво прижавшись к нему теплым бочком – сидела восхитительная Ольга Вадимовна.
А Борис Эрданович Чуваков плакал, потому что вдруг подумал, а вернее почувствовал, что счастье пришло к нему слишком поздно.
Божок явно провалял дурака. …
Сегодня Столбов шел делать магнитно-резонансную томографию..
Что-то со здоровьицем было явно не то.
Сперва, в прошлом году, когда он на недельку ложился в их ведомственную медсанчасть, ему ставили диагноз реактивный панкреатит. Ну, с панкреатитом, да еще только реактивным, жить можно. Можно и водочки понемножку, можно даже и шашлычок иногда, только не особо жирный, не из свинины.
Столбов, выйдя из санчасти, вроде как бы и успокоился – УЗИ особых отклонений не показало, да и анализы были почти как у всех людей – в возрастных пределах. Но потом начались и прикатили какие-то непонятные и неприятные симптомы. Тошнило, стал худеть ни с того ни с сего. Да и чесотка какая-то замучила, словно две недели не мывшись.
Сдал кровь на всю биохимию.
Доктор – знакомая Виталия – главврач их ведомственной медсанчасти как-то сразу посерьезнела.
И вот направила его в областную больницу – сделать магнитно-разонансное исследование на томографе.
За пол-часа до обследования в предбаннике ему дали выпить стаканчик какой-то жидкости.
Сказали, что это для контрастности снимков.
Сама же процедура заняла десять минут.
Попросили только снять поясной ремень с пряжкой, а так – даже брюк не заставили снять.
Положили плашмя на стол, и стол этот потом сам поехал в какое-то торовидное сооружение.
Машина тоненько пищала, потрескивала, побулькивала.
А Столбов себе лежал и лежал.
Думу думал о своем здоровье.
Что у него там?
Что?
Обещали сказать через пол-часа.
Тут было тихо и безлюдно в этом современном отделении.
Конечно, ведь за обследование он заплатил три тысячи рублей.
Это далеко не каждому жителю Краснокаменска по карману.
Вышел покурить на улицу.
Постоял возле своей "тойоты".
Покрасовался.
Рядом только какие-то невыразительные "восьмерки", да "девятки" Жигулей.
И девушки-медсестрички, и девушки практикантки из их Краснокаменского медицинского института, проходя с автобусной остановки мимо Столбова, бросали на него взгляды.
А то как же!
Папик… …
А у папика тяжелая неизлечимая болезнь, оказывается.
Вот как!
Жил-жил папик до сорока пяти лет, думая что и еще столько же проживет, а Судьба решила, что вот и нет ему!
Не поживет…
Не поживет папик.
В отделении МРТ ему дали заключение в запечатанном конверте.
Это сразу Столбову не понравилось.
И не донеся его до своего лечащего врача, Вадим конверт вскрыл.
Вскрыл и все прочитал.
Думал сперва, что не сможет дальше вести машину.
Но посидел-посидел. Покурил. Завел двигатель и покатил.
Не на работу, а к себе домой. В новый свой коттедж на берегу Каменки.
– Может Летягина позовем? – спросил Минаев.
– Не, Летягин нам тут явно ни к чему, – высказал свое мнение Антонов, – Летягин у нас типа вроде прессы, а у нас дело деликатное, да и Гоша верно говорил, изменил нам Летягин, не нашего он поля ягода теперь.
Сидели у Столбова.
Вести переговоры, вернее, сговариваться о тендере на хате у представителя городского правительства по мнению Антонова было бы политически неправильно.
Дом Богуша Минаеву они показали, теперь очередь принимать гостей была за Вадимом.
– Ну, без Летягина, так и без Летягина, – согласился Минаев, – хотя Мишку бы я с удовольствием повидал, шкодный ведь был в институте пацан.
– В том то и дело, что шкодный, – согласился Богуш, – он знаешь, к моему юбилею в своей газетке статью о таджикских гостарбайтерах тиснул, как им мол тяжело работается и живется в моем тресте.
– В Америке на стройках до сорока процентов нелегалов работает, – сказал Минаев, – латиносы, афроамериканцы, китайцы…
– И что? У вас об этом много пишут? – поинтересовался Антонов.
– Я сам у себя в фирме украинских программистов нелегалов держу, – сказал Минаев, – это бизнес, это выгодно.
– Так давайте тоже ближе к бизнесу и к выгоде, – предложил Богуш, подгоняя друзей к мангалу и к столикам с напитками. …
О своей болезни, о том, что жить ему осталось меньше года, Столбов покуда, не сказал даже жене.
Решил, что никому не скажет, покуда дела не провернет.
Только всеже как обиженный на Судьбу ребенок, стал задавать сам себе вопрос:
Почему именно я?
Почему не Богуш или Антонов, а именно я?
Что я – хуже других?
И даже нижняя губа как у ребенка вдруг задергалась…
А потом вдруг отчего то вспомнил, как на геодезической практике после первого курса в бараке их общежития, когда на улице неделю лил дождь и никуда они не выходили со своими мензулами, теодолитами и нивелирами, Летягин решил ставить спектакли…
Тоже мне, гуманитарий!
И поставил Прикованного Прометея Эсхила.
В своей трактовке, разумеется.
Тогда роль Прометея досталась именно Вадику Столбову. Режиссер Летягин обосновал так, – потому что самый толстенький…
Роли Богов Олимпа Летягин дал Богушу, Антонову и Минаеву.
Боги сидели на верхнем ярусе нар – представлявших как бы сам Олимп и резались там наверху в карты, попивая пиво и Волжское вино…
Прометей – Столбов тем временем был привязан за обе руки к столбам, на которых держался верхний ярус нар и полу-сидел, полу-висел, поливая отборным матом и богов Олимпа, за то что приковали его к скале, и диких людей, которым он – Прометей дал огонь…
