– Потанцевал? – спросил Глеб. Сергей кивнул:
– Вовремя вы… Я гляжу - какие-то чужие просачиваются, больше, больше… Я у Димки спрашиваю:"А это кто такие?!" А он и ответить не успел – понеслось…
– Их на автобусах привезли, две штуки в аллее стояли, – Глеб оглядывался: – Дрюнич, ты чего?!
Андрюшку Гомеля поддерживали двое, он зажимал левый бок и кривился:
– Ножом полоснули…
– Ножом?! Кто?! – Глеб сжал разбитые кулаки.
– Вон валяется… ойа, больно, куда лезешь?!
Около эстрады лежал, слабо копошась и сжимая разбитую голову, один из нападавших. Неизвестно, что учудили бы казачата (по закоулкам продолжали азартно охаживать чем попадя отставших налетчиков), но на площадку начали проникать милиционеры. Впереди офицер орал на сержанта, растерянно разводившего руками:
– Ты дежурный, или… – междометья и многоточья. – Ты должен был тут порядок обеспечить, а ты где был?! Спал?!
– Да не спал я, товарищ капитан, уж я точно говорю, не спал… – оправдывался сержант. Капитан гаркнул:
– Как не спал, у тебя на лбу написано!
Начавшие отходить от драки казачата, потихоньку стягивавшиеся на свет к площадке, сдержанно загыгыкали: лоб у сержанта украшал вдавленный багровый значок – с баранки, на которой он дрых, удобно устроив голову. Услышав смех, капитан (Глеб только сейчас понял, что не знает его) обратил внимание на публику и скомандовал подчиненным:
– Этих всех задержать, подогнать автобус…
– Да погоди, погоди, командир, – вперед вышел казачий урядник; ага, из совместного патруля! – Ты чего это расшумелся? То наши мальчишки, ты вон по канавам пособирай, тут много матерьялу валяется…
– Не мешать мне!.. – начал капитан, но в грудь ему уперлась нагайка, и урядник (Глеб узнал старшего брата Костьки) добродушно сказал:
– Да не шуми ты… Давай вон лучше, сообщи, чтобы автобусы задержали… И арестовывать тут тебе никто никого не даст, так что…
Капитан оглянулся на своих. Две трети милиционеров тоже были местными и сейчас переминались с ноги на ногу, пряча глаза. Еще пятеро казаков с улыбками встали между развоевавшимся капитаном и пацанами. Урядник через плечо сказал:
– А вы давайте по домам, танцы закрыты… Андрей, ты как там?
– На ногах держусь, – с бледной улыбкой отозвался Гомель.
– Счас "скорая" подкатит… Сообщай, сообщай, капитан, делом займись. А то арестовывать он тут пацанов собрался… Не в Москве.
– Все уходим, – не очень громко, но отчетливо подал команду Глеб. Серб попятился и увидел за оградой в полутьме стоящего Скибу. Тот поднял и опустил брови…
…В УАЗике кроме Скибы, усевшегося на место шофера, на заднем сиденье, куда вскочил, повинуясь приказывающему жесту, Глеб, сидел Гаркало Павел Петрович, атаман станицы. Не глядя на мальчишку, он спросил:
– Автобусы видел?
– Видел, – кивнул Глеб. – Сразу увидел, но внимания не больно обратил, там все сразу закрутилось… Их специально привез ли, Павел Петрович, точно говорю.
– Номера не запомнил?
– Нет… Я ребят поспрашиваю, но темно было.
– Номеров могло не быть, – вмешался Скиба, барабанивший по рулю пальцами. – И всё равно никто их не задержит. Да и так ясно все. С молодежи всегда и начинается.
– Глеб, – атаман отвернулся от окна, посмотрел на мальчика, – завтра же предупреди своих: за пределы станицы по одному не выходить, младших и девушек не отпускать, куда идете – говорить как можно большему количеству людей… С собой носите нагайки и ножи. Будьте предельно внимательны.
– Понял, есть, – кивнул Глеб. – Павел Петрович, они кричали "алллах акбар" и еще про русских всякое…
– Знаю, – шевельнул щекой атаман.
– Павел Петрович, ведь можно же узнать, откуда они… Мы бы им устроили праздник святого Иоргена пополам с крестовым походом…
– И думать забудь, – отрезал атаман. – Их, может, посадят… а может – и нет. А вам впаяют по десять-пятнадцать лет.
Скиба за рулем вполголоса выругался, потом спросил:
– Этот… человек в сером с погонами, он кто?
– Новый зам по оперативной работе, позавчера прислали, – сообщил атаман. – Может, усердный не по уму, а может – прикормленный… Ты чего сидишь?! – он покосился на Глеба: – Марш домой!
Глеб выскочил наружу и пропал в темноте, откуда раздалось хоровое:
– Эх, казаки, ух, казаки -
Завтра будем рубить царские полки! – и удаляющиеся многоголосый смех.
– Тебе самому не хочется поехать и навести порядок? – Скиба убрал руки с баранки. Атаман неопределенно хмыкнул. – А завтра они станицу подожгут?
– Не девяносто пятый, – отозвался Гаркало.
– Именно, – непонятно отозвался Скиба…
…– Хорошо подрались,- сказал Сергей и, устраиваясь на сене, замурлыкал:
– Отдадут тебя замуж
Да в деревню большую,
Да в деревню большую,
В деревню чужую…
Мужики-то там бьются,
Топорами секутся…
Я сперва-то, знаешь, Глебыч, не лез, там же Любка со мной была… А как услышал это – "бей русских!", так я не знаю, затмение нашло. Но и она молодец – схватила штатив… – Сергей засмеялся. – Но родители у тебя классные. Ни слова не сказали…
– А что говорить? – Глеб вытянулся на простыне. – Мы казаки. У нас тут жизнь такая всегда была. Когда лучше, когда хуже, но всегда. Конечно, можно уехать… Но ведь Родина.
– Много она вам дает, – вздохнул Сергей. Глеб покачал головой:
– А Родина дает только жизнь, и все. Остальное – это государство, правительство… Они могут быть хорошими, плохими, всякими. А Родина – это как мать. Мать плохой не бывает.
– Да, конечно, – сказал Сергей. И зашуршал сеном, отворачиваясь к стене.
3.
Перед самым рассветом на южной окраине станицы поднялась стрельба, густая и плотная. Глеб сидел и слушал, понимая, что и Сергей не спит; потом послышался голос матери, ответ отца, и он вошел на сеновал – автомат на боку, в руках он нес два патронташа и ружья: двустволку-вертикалку 16-го калибра и трехзарядный полуавтомат 12-го.
– Подъем, казаки, – негромко сказал он, ставя ружья у стены. – Подъем, подъём… Значит, я пошел, женщины в доме, смотрите тут.
– С богом, па, – серьезно сказал Глеб, соскальзывая вниз.
Они с Сергеем поднялись на крышу и легли на остывший шифер. Стрельба продолжалась, хотя и стала реже. Вспышки выстрелов мерцали то тут, то там.
– Калашниковы… – Глеб положил рядом полуавтомат. Сергей зарядил вертикалку. – О, граната из подствольника… Погоди, я сейчас…
Он вернулся через минуту и, сев спиной к южной окраине, закурил "Винстон". Молча предложил Сергею – тот покачал головой и, нахмурившись, сказал
– Я…я вот сейчас вспомнил: туалет школьный, чистый, хороший… и мне сигареты предлагают, а я отказываюсь…
– Вспомнил?! – Глеб ставился. – А еще?!
– Все, – вздохнул Сергей. – Вроде уже не стреляют?
– Вроде, – Глеб присмотрелся. – Будем отца ждать, что я…
Они сидели на крыше. Начало светать, пополз туман. Перекличка петухов покатилась по улицам. Мальчишки ждали, то и дело прикасаясь к ружьям.
– Смотри, твой отец! – Сергей вскочил, и Глеб поднялся тоже.
Илья Григорьевич подходил к калитке с двумя другими казаками. Они распрощались, и Семага, придерживая локтем "калашников", вошел во двор, скрывшись за деревьями.
Мальчишки слетели с крыши и успели перехватить Илью Григорьевича на крыльце.
– А, не спите… – он улыбнулся, передал автомат и разгрузку сыну. – На, почисть и спрячь, куда обычно.
– Что там было? – Глеб принял оружие. Его отец хмыкнул:
– Да… Дружеский визит, постреляли и разошлись…Они сейчас уже, наверное, в милицейскую форму переоделись и сами себя ищут.
– Наши все целы? – быстро спросил Глеб. Илья Григорьевич кивнул:
– Все…У них один остался, а другого поймали. Он в болото ввалился, ну, Драгутин ему руки к затылку и заломал. Хохол, кажется… А дохлятина – негр! Потому и бросили, кому охота с наемником возиться… Стёкла в трех домах побили, гады… – он покосился на, шевельнувшуюся в окне занавеску и хлопнул мальчишек по затылкам: – Ладно, я пойду мыться и спать. А вы оружие почистите, уберите, да и поспите тоже…
…– Гле-еб! Глебка-а, Сер-ге-ей!
Занудный голос Нинки не оставлял шансов поспать еще, и Глеб со стоном сел. Сергей еще лежал, подперев щеку рукой и смеялся:
– Вот и поспи! – сказал он.
– Чего тебе?! – рявкнул Глеб. – Поешь сама!!!
– Мы давно поели! – завопила Нинка. – К тебе твои!..
…Володька, Петька и Мирослав сидели на траве возле велосипедов. У Володьки под левым глазом синел отличный фингал.
– О, этого вроде не было, – заметил, пожимая руки, Глеб. – Это кто тебя?
– Отец, – хмуро ответил осетин, забрасывая в огород Семаг камешек. – Ночью…
– Ты спроси – за что, – хмыкнул Петька. Мирослав блеснул зубами:
