Малыш вызвал большой интерес и у мисс Морган, на занятиях он проявлял себя столь же удивительным образом, как и во время мальчишеских игр. Читал он замечательно, обладал лексикой взрослого человека, а вот писать совсем не умел. Ему были по плечу любые, самые большие числа, но учить правила арифметики он отказывался наотрез. Трудней всего Робби давалось письмо. Дрожащей рукой он выводил в своей тетради дикие каракули. В конце концов мисс Морган решила ему помочь.
– Возьми одну какую-нибудь фразу и пиши ее много раз подряд, пока не выйдет совсем красиво, — предложила она. — Только тщательно выводи каждую буковку.
Робби порылся в памяти, пытаясь вспомнить какое-нибудь изречение, которое ему нравилось. Наконец он написал: «Нет ничего чудовищнее того, что мы можем внушить себе сами». Он любил это слово «чудовищно». Оно придавало мысли тембр и глубину. Если есть слова, способные благодаря одной лишь силе своего звучания повелевать демонами, в число их, несомненно, входит слово «чудовищно». Снова и снова он писал эту фразу, тщательнейшим образом вырисовывая свое «чудовищнее». Час спустя мисс Морган подошла к нему взглянуть, как продвигается дело.
– Робби, дорогой мой, скажи, ради бога, где ты мог это услышать?
– Это из Стивенсона, мэм. Мой отец знает его почти наизусть.
Мисс Морган, конечно, была в курсе всех сплетен, но в душе, невзирая на это, была расположена к Джуниусу. Теперь у нее возникло сильное желание его увидеть.
Между тем ребятам наскучили обычные игры. Однажды утром, отправляясь в школу, Робби пожаловался на это Джуниусу. Джуниус погрузился в размышления, задумчиво пощипывая бороду.
– Есть хорошая игра — в шпиона, — сказал он наконец. — Помнится, мне в свое время она очень нравилась.
– А кого мы должны выслеживать?
– Все равно. Кого хотите. Мы обычно следили за итальянцами.
Робби в сильном возбуждении помчался в школу и в тот же день, всесторонне изучив «словарь школьника», создал В.С.С.Ш.П.Я. Смысл этой аббревиатуры, которая произносилась только шепотом, расшифровывался так: Вспомогательная Секретная Служба Шпионажа Против Японцев. Одного лишь этого великолепного названия хватило бы, чтобы обеспечить организации вес и популярность. Робби по одному приводил мальчиков под зеленую тень старых ив, растущих на школьном дворе, и они клялись там хранить тайну, причем клятва по своей свирепости была достойна какой-нибудь тайной ложи. Позднее он собрал всю группу. Робби объяснил ребятам, что Америка, несомненно, в свое время вступит в войну против японцев.
– Это обязывает нас к готовности, — сказал он. — Чем больше мы узнаем о гнусных приемах этой гнусной расы, тем больше разведывательных сведений мы сможем передать нашей стране, когда начнется война.
Новобранцы тут же капитулировали перед столь великолепной формулировкой. Раз уж потребовались такие слова, значит, положение и в самом деле серьезно. Поскольку слежка стала делом всей школы, маленький Такаши Като, учившийся в третьем классе, с этих пор ни на минуту не мог остаться один. Если на уроке Такаши поднимал руку, Робби многозначительно смотрел на кого-нибудь из агентов Вспомогательной Службы, и тотчас же вторая рука яростно взлетала в воздух. Когда Такаши шел домой из школы, не менее пяти мальчишек крались за ним по кустам вдоль дороги. Дело кончилось тем, что мистер Като, отец Такаши, увидев как-то ночью у себя в окне чье-то бледное лицо, выстрелил из ружья. Робби вынужден был собрать Службу и отдать приказ — вести слежку только до захода солнца.
– Ночью они не опасны, — объяснил он.
А вообще-то Такаши не очень страдал от установленной за ним слежки, так как «службисты», которые должны были постоянно за ним наблюдать, не могли обойтись без него ни в одной сколько-нибудь важной экскурсии. Его всегда и всюду приглашали, поскольку никому не хотелось следить за ним, оставшись в одиночестве.
Такаши нанес Службе смертельный удар, когда попросил (он догадывался о существовании организации) принять и его туда же.
– Не представляю себе, как же мы можем тебя взять, — дружески объяснял ему Робби. — Понимаешь, ты же японец, а мы ненавидим японцев.
Такаши чуть не расплакался.
– Я родился здесь, как и вы все! — кричал он. — Я такой же американец, как вы, да!
Робби глубоко задумался. Ему вовсе не хотелось быть жестоким по отношению к Такаши. Потом лицо его прояснилось.
– Скажи, ты по-японски говоришь? — спросил он.
– Конечно, говорю совсем неплохо.
– Ну, тогда ты можешь быть нашим переводчиком и расшифровывать секретные донесения.
Такаши просиял от удовольствия.
– Вот здорово! — воскликнул он радостно. — Если хотите, мы даже будем выслеживать моего старика.
На этом все и кончилось. Кроме мистера Като, не с кем стало воевать, а мистер Като был человек нервный и чуть что, пулял из ружья. Прошли День всех святых и День благодарения. Робби оказывал на сверстников заметное влияние, которое выражалось как в росте их лексических познаний, так и в явной ненависти к ботинкам и к любой приличной одежде. Хотя Робби и не осознавал этого, он установил в школе свой стиль — не то, чтобы новый, но все же более суровый, чем раньше. Носить приличную одежду считалось недостойным мужчины, мало того, это рассматривалось как оскорбление Робби.
Как-то в пятницу, днем, Робби написал четырнадцать записок и тайно передал их на школьном дворе четырнадцати своим знакомым мальчуганам. Все записки были одинакового содержания. В них говорилось: «Индейцы взяли в плен през. С. Ш. и собираются сжечь его живьем, привязав к столбу возле моего дома завтра в десять часов утра. Пробирайтесь к нашему нижнему огороду и пролайте по-лисьи. Я выйду и поведу вас спасать его».
Вот уже несколько месяцев мисс Морган собиралась навестить Джуниуса Молтби. Ее интерес подогревали ходившие о нем рассказы, а также удивительные познания его сына. То и дело кто-нибудь из ребят делился очередной потрясающей новостью. Например, один мальчуган, слывший последним дурачком, рассказал ей, что Хенгист и Хорса[2] захватили Британию. Под ее нажимом он признался «по секрету», что получил эту информацию от Джуниуса Молтби. Давняя легенда о козе так развеселила учительницу, что она записала ее и послала в журнал, но журнал не стал ее печатать. Не раз и не два собиралась она нанести визит Джуниусу Молтби.
И вот однажды декабрьским утром, в субботу, мисс Морган проснулась с четким желанием осуществить наконец свое намерение. Солнце ярко сияло. Она позавтракала, надела вельветовую юбку и ботинки, в которых обычно совершала прогулки, и вышла из дому. Во дворе она побеседовала с собаками, попыталась их уговорить пойти с ней, но в ответ они только повиляли хвостами и снова улеглись на солнышке.
Ферма Молтби располагалась в двух милях в небольшом каньоне, носившем название Гато Амарильо. Вдоль дороги бежал ручеек, под ольхой буйно разросся щитовник. В каньоне было довольно прохладно, — солнце еще не вышло из-за гор. На секунду мисс Морган показалось, что она слышит впереди шаги и голоса, но, быстрым шагом дойдя до поворота, она никого не обнаружила. Тем не менее в кустах, росших у дороги, все время слышалось таинственное шуршание.
Хотя мисс Морган ни разу здесь не бывала, она сразу поняла, что это владения Молтби. Забор устало склонился к земле под тяжестью ежевики. Фруктовые деревья широко распростерли свои голые ветви. Лозы дикой куманики карабкались по стволам яблонь; белки и кролики выскакивали прямо у нее из-под ног и спасались бегством. Стая диких голубей, испуганная ее приближением, взмыла вверх, со свистом рассекая крыльями воздух.
Компания голубых соек, собравшись в ветвях высокой дикой груши, пронзительными голосами обсуждала какие то свои проблемы, создавая немыслимую какофонию. Под вязом, одетым в мохнатую шубу инея, мисс Морган разглядела заросшую мхом крышу дома Молтби. Здесь царила тишина. Можно было подумать, что тут уже лет сто никто не живет. «Как все запущено! — подумала она. И в то же время как все прелестно и естественно!» Она прошла во двор. Калитка держалась на одной петле. От дождя постройки стали серыми, а по стенам, похожие на пальцы огромной руки, вились дикие ползучие растения. Мисс Морган завернула за угол дома и замерла с открытым от изумления ртом. По спине у нее пробежали мурашки. Посредине двора стоял толстый столб. К этому столбу был привязан какой-то старый оборванец. Другой человек, поменьше и помоложе, и еще более оборванный, складывал у ног пленника кучу хвороста. Мисс Морган похолодела. Она решила спрятаться за угол дома.
«Этого не может быть, — уговаривала она себя. — Это сон. Этого просто быть не может».
И тут она услышала, что эти двое беседуют самым дружелюбным образом.
– Скоро десять, — сказал палач.
