— А кто… кто… кто пол вымыл?!
Я тогда говорю:
— Я вымыла… вместе с Анкой.
— Я ей с сундука помогала, — объясняет Анночка.
— Ты вымыла пол?! — Бабушка так удивляется, что даже руки с сумками в стороны развела.
— Да, — говорю.
Бабушка ставит сумки на пол, прижимает руки к щекам, я думаю: она плакать будет? Мне очень не хочется, чтобы она плакала! Но Бабушка не плачет, а говорит вдруг не хвалебным, а совсем другим голосом:
— Спасибо, деточка, ты мне очень помогла. Я иду домой и думаю: надо и это сделать, и это, и пол я уже несколько дней не мыла, прихожу, а ты пол помыла! Спасибо, милая, очень ты мне помогла!
Вечером сидим все за столом, ужинаем: чай с каплями и лепёшками из картофельных очистков. В прихожей кто-то разговаривает, в дверь стучат, Мамочка говорит: «Войдите». Входит мужчина в пальто, говорит: «Здравствуйте, у меня посылка от Георгия Львовича», — и кладёт что-то на стол. Георгий Львович — это наш Папа, а «посылку» я никогда не видела! Мамочка о чём-то разговаривает с мужчиной, я не слушаю, о чём они говорят, потому что я смотрю на посылку и думаю: что это такое? Наверное, интересное?
Мужчина сидит за столом, пьёт чай с каплями, я слышу: «скромный ужин» — это Мамочка говорит. Почему «скромный», думаю я и удивляюсь. «Скромный» это тот, кто сидит и молчит. А мы все «нескромные», мы все разговариваем и смеёмся. Мамочка раскрывает «посылку». Я вижу большую металлическую коробку. Мамочка всё говорит и говорит с мужчиной и снимает с коробки крышку. Ей трудно, и она снимает её долго, а я уже почти не могу терпеть — ну что же это такое, «посылка»?! Мамочка открыла крышку. Бабушка охнула и говорит:
— Дети! Это сливочное масло! Это очень питательно!
А Мамочка качает головой и говорит:
— Жоржик! Жоржик!
А я не понимаю, про что она качает головой.
Я ем хлеб, а на нём масло! Когда мы жили дома, в Москве, я масло ела и сейчас его вспомнила. Съела кусок хлеба с маслом и не понимаю, вкусно мне было или просто так. Но есть больше не хочется.
Мужчина ушёл, Мамочка обнимает Бабушку, а Бабушка обнимает Мамочку — они очень радуются. Я смотрю на них, потом на эту круглую банку с маслом и думаю: как интересно, утром я пол помыла, а вечером масло пришло! Значит, если ты сделала что-то хорошее, то и тебе сделают хорошее? Я про это думаю, и мне кажется, что эта мысль не очень правильная. Но я не могу спросить это даже у Мамочки, потому что есть такие мысли — про них нельзя ни у кого спросить и до конца их нельзя додумать! Но я всё равно думаю: сливочное масло нам Папа прислал, но я его получила сегодня, когда пол помыла. Получается, если ты делаешь что-то хорошее, то и тебе делают хорошее! Но кто делает?
Папа приехал, и Мамочка сказала, что он настоящий Дед Мороз — «привёз на себе шестьдесят килограмм риса, двадцать килограмм сухофруктов и корицы»! Бабушка сделала руки на груди и сказала:
— Жоржик! Вы нас просто спасли! Бедные дети голодали — так и погибнуть недолго!
— А что такое «погибнуть»? — спросила я.
— Это значит умереть, — сказала Эллочка и нахмурилась. Я удивилась и чуть не засмеялась.
— Мамочка, разве можно умереть от голода? — спрашиваю.
— Можно, — отвечает Мамочка. Мы все сидим и едим рисовую кашу с сухофруктами. Я говорю:
— Такая каша вкусная, что даже что-то на спине делается, не знаю что.
Все смеются, а Бабушка говорит:
— Это мурашки по спине, оттого что так вкусно!
Я спрашиваю:
— А «мурашки» — они вроде клопов или вошек?
— Нет, нет, — говорит Бабушка, — мурашки это от удовольствия. Кажется, что кто-то по спине бегает и тебя щекочет, а там никого нет!
После еды я иду поговорить с Папой. Я никогда не видела «сухофруктов», и мне очень интересно, что это такое. Папа мне про всё рассказывает, он так всё хорошо объясняет: как они растут и как из них делают «сухофрукты», я раньше этого не знала! Оказывается, он привёз курагу, чернослив, урюк, изюм, кишмиш и сушёные яблоки — они все такие сморщенные, но такие вкусные, что от них по спине бегают Бабушкины мурашки!
— Что тебе больше всего понравилось? — спрашивает Папа.
— Изюм и кишмиш, — говорю.
— Понятно, — говорит Папа, — они самые сладкие.
— А почему Анночка только половину каши съела и у неё живот заболел? — спрашиваю я у Папы. Он ведь очень умный!
— Она самая маленькая, ей три года, долго… долго мало ела и отвыкла от еды, — объясняет Папа.
— Она привыкнет обратно? — спрашиваю.
— Очень скоро привыкнет, — говорит Папа, потом мне подмигивает и — как будто у нас с ним секрет — говорит тихо: — А сейчас я пойду готовить что-то вкусное!
— Что? — спрашиваю я шёпотом.
— ЖЕЛЕ! — И Папа так это говорит, что я понимаю: это что-то необыкновенное.
Папа на кухне, но я туда пойти не могу, там сейчас много людей, а я давно ещё Мамочке обещала не ходить на кухню «лишний раз», потому что там «мало места и много кипятка». Я попрыгала в прихожей, пошла с Анкой сказки почитала. Выхожу в прихожую — и Папа с кухни идёт, несёт большой таз, а из таза пар! Бабушка ему дверь открывает, он выходит на лестницу, а я стою как дурочка и не знаю, что делать. И думаю: почему он с тазом на улицу идёт, ведь в тазу стирают?! Надо бежать, думаю, посмотреть, что он делает и что там в тазу! Одеваюсь и бегу на улицу. Там мороз, солнце светит, таз стоит в снегу, а Папа рядом с тазом, и в руках у него длинная палочка — это термометр, но он почему-то очень длинный! Я смотрю в таз — там коричневая вода, очень много сухофруктов, и они все разморщились! Над тазом пар, а под тазом снег растаял. Папа поднимает таз и ставит его в снег рядом.
— А когда желе будет? — спрашиваю.
— Скоро, — отвечает Папа, сует градусник в таз, вынимает, смотрит на него и говорит весело: — Часа через два.
— Через два-а часа-а… — Я так расстроилась! Ну как же можно ждать целых два часа, думаю. — А раньше нельзя?! — спрашиваю.
— Нет, — говорит Папа и объясняет: — Сначала всё это должно охладиться градусов до пяти, в общем, близко от ноля, а потом загустеть. Кстати, Мартышка, ты знаешь, что такое ноль?
Я думаю, вспоминаю, что мне Мамочка и Эллочка объясняли, и говорю:
— Это от одного надо отнять один.
— Неплохой ответ, — смеётся Папа. Он опять переставляет таз на свежий снег, потому что этот уже под тазом растаял, смотрит на меня и говорит: — Беги домой — желе застынет не скоро, а на улице двадцать пять градусов мороза!
Мы все сидим за столом и едим желе. Это самая вкусная еда, которую я ела когда-нибудь! У меня по спине «бегают мурашки», мне вкусно во рту, мне вкусно в животе, мне вкусно в груди и даже в голове!
— Папа, — говорю, — это так вкусно, что хочется очень высоко подпрыгнуть, а потом не сразу вниз упасть!
И все начинают хохотать. Мы наелись, сидим за столом, всем очень хорошо, даже у Анночки живот не болит! Мамочка разговаривает с Папой, мы втроём на них смотрим, а Бабушка что-то зашивает. Анночка улыбается просто так и вдруг говорит:
— Папочка, а у нас вошки в голове!
— Знаю, — кивает Папа, — мне Мама говорила. Кстати, Надежда Ивановна, — спрашивает он Бабушку, — когда дают горячую воду?
— Дают раз в неделю, после пяти вечера, — отвечает Бабушка, — как раз сегодня будет горячая вода, но на семью получается один час.
У нас недавно появились вошки в голове — это такая гадость, они ещё хуже клопов, они кусаются, голова чешется и очень противно! Мамочка «вычёсывает» их из наших волос над белой бумагой над столом — всем по очереди, а потом снимает у нас с волос маленькие белые, на рис похожи, их зовут «гниды». Когда я у Анночки в голове вижу вошку, а Мамочки дома нет, я сама эту вошку вытаскиваю у неё из волос и давлю её. И мне эту вошку совсем не жалко!
Папа говорит:
— Вши — вещь недопустимая! Сейчас я постригу вас троих машинкой наголо, потом помою вам всем голову с керосином, потом мы вас быстро выкупаем — и всё, больше никаких вшей!
Мы с Анночкой очень обрадовались, а Эллочка почему-то не очень обрадовалась и даже нахмурилась.
И Папа постриг нас «наголо», помыл нам голову с керосином, Бабушка с Мамочкой нас быстро помыли, и мы сели за стол доедать желе! Мамочка смотрит на нас и говорит:
— Какие у меня девочки симпатичные!
Я смотрю на девочек — Анночка без волос стала ещё красивее, а Эллочка, хоть она не ангел, но тоже оказалась очень красивой, а я раньше не замечала. У неё глаза синие-синие, и на краю их как будто кто-то обвел чёрным карандашом. А волосы у неё были очень чёрные. А у Анночки были светлые, как золотые. Эллочка и Анночка очень красивые, но без волос немножко непонятные!
Папа уехал в город, где он «работает для фронта». Мне хочется, чтобы он поскорее приехал опять — с ним очень интересно разговаривать, он делает ЖЕЛЕ! Но самое главное, он стал похож на Мамочку и Бабушку, а я раньше это совсем не понимала и даже иногда совсем про него забывала. Я это Эллочке рассказала, она сказала, что я легкомысленная!
