– Трава помнется, надо перейти на дорожку, – шептал ей в ухо любимый. – Немедленно прекрати!
Но спорить с пьяной женщиной бесполезно. Пытаясь вырваться из рук Игорька, Ира с силой оттолкнула его и… о! мама дорогая! он полетел прямо в бассейн. Прощайте, лилии. Прощай мамино расположение. Зато как весело! С криком «Смерть фашистам!» Ира с разбега прыгнула вслед за Игорем.
Одри Хэпберн в фильме «Париж, когда там жара» говорит, что каждое утро открывает глаза и радуется тому, что совершенно не представляет, что ей готовит новый день. От этого она приходит в полнейший восторг!
– СЕРЕНДИПИТИ, – сказал ее друг-сценарист. – Это состояние называется серендипити. Способность получать радость и удовольствие от всего, что вам удается испытать. Невероятная открытость и абсолютная любовь, испытывая которые, человек может даже сделать открытие. Случайно.
Серендипити! Ира никогда не слышала этого слова! И оно прекрасно! На следующее утро после дачной вечеринки она написала его на листочке и повесила рядом с зеркалом в ванной. А потом пошла пить кофе.
* * *
Впервые за многие месяцы Ира пришла в кафе одна. Утро, ей нужно было встряхнуться…
Выпив пять чашек кофе, под песню Ферджи «Wake up!» – «Проснись!» в наушниках, она просто сидела и пялилась в окно. Время летело незаметно и приятно.
Эта кафешка со скромным названием «Булошная» находится центре Москвы, в одном из неприметных переулков. Внутри – хрустальные люстры, атласная обивка на диванах, латунные краны в туалетах… У дверей, как на замедленной съемке, остановился белый «Бентли». За соседним столиком расположились трое солидных дядей, морс попивают. Рядом с каждым – толстый кожаный портфель. Вполголоса обсуждают какую-то очень важную, но унылую муть.
«Мой начальник охраны…»
«Совет Федерации…»
«Я контролирую ситуацию…»
В радиусе метра от их стола таинственно и бесшумно, будто в бункере Гитлера, витали официантки… И тут на весь зал Ирин телефон заорал: «Когда меня ты позовешь!..» Люди замерли на полуслове с пирожными во рту, а нарушительница тишины продолжила теперь уже сама кричать в трубку: «Да, все хорошо. Колготки, правда, такие утягивающие купила, что аж морщины на спине появились!..» Официантки вздрогнули. Мужики обернулись. Ну не о законопроектах же ей судачить! У кого что жмет, как говорится.
Оглянувшись по сторонам, Ира увидела симпатичного парня. Только нажала кнопку сокрушительного извержения флюидов… и вдруг (вот так всегда в ответственный момент!) заметила: рядом с ним на вешалке висит дурацкое пальто с норковым воротником. Посмотрела на его пальцы – разляпистые, толстые, безвольные. Потом, набравшись наглости, решила разглядеть его глаза. Желтые, заплывшие. Отведя взгляд, Ира облегченно вздохнула. Скучно с вами, товарищи! После тридцати лет на лице мужика можно увидеть все, что он съел, выпил, сколько баб ему не дали, почему его пилит мать и как сильно он мечтал купить «Мазду-6». Все пороки и тягости Вселенной отображены на его лице!
* * *
В восемнадцать лет все выглядят одинаково привлекательно. Все ново и все интересно. Люди верят, что мечты исполнятся, любовь будет вечной и родители всегда подкинут денег на пиво. А вы попробуйте остаться ЖИВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ в сорок или пятьдесят!
Ближе к обеду в кафе начали заходить люди. Они не смотрели по сторонам, с сосредоточенным видом доставали ноутбуки и подключались к бесплатному Интернету. Даже за едой они не могли вырваться из липкой информационной сети. Страшно представить, что творилось в их головах. Сплошная помойка!
Недалеко уселся здоровенный парень с длинными вьющимися волосами, похожий на футболиста. Он принялся есть гигантский сэндвич, запивая колой. Взяв свою чашку, Ира подошла к его столику.
– Здесь не занято?
Удивленно оглянув полупустое кафе, парень молча кивнул:
– Нет, садитесь.
– Простите, можно с вами поговорить? – Ира заглянула ему прямо в глаза. Больше от скуки, чем из любопытства.
– Зачем? – еще больше удивлялся тот.
– Понимаете, у меня боязнь людей. Я только что рассталась с мужчиной, и мне очень страшно начинать новую жизнь. Мне стоило невероятных усилий заговорить с вами. Не пугайтесь.
– И что вы хотите? – Парень уже не сомневался в том, что девка сумасшедшая.
– Я ощущаю себя совершенно непривлекательной и неинтересной. – Ира нервно сглотнула и начала ковырять ногтем стол. – И очень боюсь знакомиться. Внутри будто ступор какой– то. Как только вижу симпатичного парня, сразу цепенею. Поэтому я хожу в разные людные места и заставляю себя говорить с незнакомцами. Вот вы – симпатичный, поговорите со мной, пожалуйста.
– О чем говорить-то? О погоде? – Юноша расплылся в улыбке. Теперь ему будет о чем рассказать друзьям. – Вы вполне милая. И я с вами говорю. Все будет хорошо, не расстраивайтесь. А почему он вас бросил?
– Почему вы решили, что бросили МЕНЯ? – Ира театрально отвернулась.
– Иначе вы бы так не переживали. Да ладно вам.
– Скажите, какое впечатление я произвожу, на первый взгляд…
– Ну, стройная, симпатичная, блондинка, очень грустная… Да все с вами в порядке, надо просто переждать. И жизнь наладится.
– Спасибо! Большое спасибо! Вы настоящий! Вы сделали мой день!
Ира встала из-за стола и собралась уже было уходить, как вдруг парень дотронулся до ее плеча и громко шепнул:
– И прекратите носить мрачную одежду! Купите что-нибудь розовое!
Ира довольно улыбнулась.
Большинство Леркиных друзей переехали в Москву из провинции. Даже те, кто называли себя коренными москвичами, по выходным ездили к бабушкам в Саратов и Воронеж. Вова Фадеев работал в одной крупной телекомпании, обрабатывал «картинку», чтобы она была нужной яркости и цвета. Его мама – родом из Казахстана, недавно перевезла в Подмосковье своих престарелых родителей. Бабушка по привычке разбила возле дома огород и вот уже пару лет безуспешно пыталась вырастить виноград и черешню. Вова покупал бабушке виноград по двести рублей за кило и всякий раз пытался объяснить, что в Подмосковье лето длится всего два месяца и ничего, кроме редиски, вырасти не может. Но бабуля все равно расстраивалась: «Как же так – столько земли пропадает».
В комнате бабушки висел портрет Эрнесто Че Гевары. Видя, как она разговаривает с ним, гости обычно допоздна не засиживались. А виноват в этом был Вова. Он потерял семейный альбом при переезде. Больше всего оказался похож на дедушку именно команданте Кубинской революции. И бабушка согласилась повесить его красно-черный лик над кроватью.
Еще Вова любил пить виски, а потом плакать. Из-за того, что в России нет нормальной электронной музыки, из-за того, что мама так и не вышла второй раз замуж, а дедушка умер, ну и, главное, потому что его никто не любит, ясное дело. В разгар вечеринки Вова всякий раз выбирал себе жертву, припадал к ее груди и начинал всхлипывать, размазывая слюни по чужой футболке. Девочки звали его эмо-бой. Но все равно любили. А что еще оставалось? Друзей не выбирают. Они заводятся сами.
Как настоящий знаток эзотерической литературы, Вова днями напролет разгадывал секреты Вселенной, искал дверь в Матрицу и пытался похудеть при помощи магии вуду. Возможно, ему бы все удалось, если бы он так часто не бухал.
На последних выходных Вова Фадеев пытался покончить с собой на Юлькиной кухне. Она весь вечер нахально ворковала с новым парнем, а у Вовы, как назло, произошла очередная несчастная любовь. Повода «поныть на Луну» ему так и не представилось, поэтому он напросился на ночлег.
Ночью Юлька пошла на кухню попить воды. Включила свет, а на полу – Вован в луже крови. Стонет и ногами сучит, будто конвульсии у него. Юлька завизжала, начала бить парня по щекам с криками «Не умирай! Пожалуйста, не надо». А когда вытерла пол, обнаружила, что Вова просто разодрал на коленке старую рану. Говорил с кем-то по телефону, решил покопаться в себе… И тут наружу полилось!
Поняв, что Вова умирал не по-настоящему, Юлька даже слегка расстроилась. Ей всегда хотелось спасти кому-то жизнь. Ну, или хотя бы прокатиться на машине с мигалкой.
После этого Юлька из мести подарила Вове книгу «Вам помогут пиявки». И рассказала всем, почему он никогда не пьет анальгин. Потому что боль уходит…
– Теперь я Вову понимаю, – заявила после Сашкиного ухода Лерка. – Я бы тоже хотела покончить собой не по-настоящему! Чтоб все прибежали, пожалели, а я, такая: «Оставьте меня, дайте умереть спокойно!» – и роняю фотку Сашки из холодеющих рук. Его клеймят позором, привязывают, голого, к кресту и заставляют искупать грехи молитвами и скорбью… А я потом – раз! – и оживаю! – Лерка возбужденно хлопает в ладоши.
– «Любовь как случайная смерть, любоооовь» – запела Юля песню Земфиры. – Тебе, Лер, с таким позитивом надо людям гороскопы составлять или евангелие от Валерии забацать… «…искупать грехи»! «…молитвами и скорбью»! Где только слов таких нахваталась?
