«Хватит и одного десятка лезвий, — вновь пошутил про себя Андрей. — Но мне даже льстит находиться в компании таких мамонтов… Хотя я и достаю им до плеча… Американские постановщики «боевиков» съели бы от зависти все запасы киноленты, заглянув в эту казарму»
— Повторяю специально для глухих и слабоумных: ПОДЪЕМ! — снова заорал тот же голос и на середину казармы вышел очень высокий и очень худой парень, с нашивками сержанта на погонах и множеством отличных знаков на гимнастерке.
— Быстро одеться и построиться у поста дневального в две шеренги, — скомандовал он. — На первый раз даю вам минуту. Это много. Это очень много. Это на целых пятьдесят девять секунд больше, чем нужно… Бегом!
Бестолково суетясь и толпясь, солдаты сгрудились возле поста дневального.
— Я сказал: в две шеренги! — Неистовствовал сержант. — Две — это значит две! Одна, и еще одна. Не три, не четыре, а две! Две! Кто вам сказал, что мне нужно демонстрировать, что вы — стадо?! Я это знаю и так!.. Эй, ты, лопоухий, спрячь портянки так, что б я их не видел! Куда ты их в карманы пихаешь?! Да мне нее равно, куда ты их денешь, хоть съешь!.. Равняйсь!.. Смирно!.. Отставить!.. Равняйсь! Смирно!.. Вольно. Значит так… С сегодняшнего дня вы находитесь в расположении дивизии особого назначения. Наша дивизия — крупнейшая в мире, наиболее оснащенная, укомплектованная и престижная. Полное название дивизии не выговариваю даже я, но вы его вскоре вызубрите наизусть. Сейчас могу вам сообщить, что мы — боевая и ударная сила комитета государственной безопасности. Дивизия КГБ. Понятно?!
— Да, — нестройно протянул хор голосов.
— Отставить! — рявкнул сержант. — С сегодняшнего дня вы должны забыть все, что умели и делали на гражданке. С сегодняшнего дня вы начали новую жизнь. Заново! С нуля! И обучать вас этой жизни буду я и другие сержанты нашего подразделения. Вы должны забыть все слова, которые произносили на гражданке, и пользоваться только тремя словосочетаниями: «Есть!», «Так точно!» и «Никак нет!»… Если вам приспичило, и у вас открылся словесный понос, вы должны предупредить об этом начальство, к которому обращаетесь, словами: «Товарищ сержант, разрешите обратиться…» И только после этого вываливать на него те отходы, которые у вас накопились, включая просьбы, в которых будет отказано, и идиотские вопросы, на которые вы не получите ответа!..
— Интересно, — тихо спросил Туманов у стоящего рядом Павлова. — Если ночью ему врезать табуреткой по голове, он наутро будет только заикаться, или перестанет грубить?
Сержант, находившийся в другом конце строя, резко повернулся на каблуках, рыскнув взглядом по строю и безошибочно уперся взглядом в Туманова.
— Наутро он будет удовлетворен, — сквозь зубы заявил он. — Потому что всю ночь он будет иметь… удовольствие заниматься физподготовкой с тем дебильным курсантом, в дебильную голову которого пришла эта дебильная мысль! И запомните раз и навсегда: для настоящего сержанта нет в мире большего удовольствия, чем содрать с рядового две шкуры перед завтраком, две после обеда и три перед отбоем! Понятно?!
— Так точно! — рявкнул напуганный строй.
— Вот это уже лучше. Но если вы полагаете, что вы все, здесь стоящие, станете сержантами отборной, элитной дивизии, то вы глубоко ошибаетесь! Половина из вас покинет эту казарму по причине неуспеваемости уже через месяц, еще треть — через два месяца, а остальных кретинов мы просто вынуждены будем оставить, закрыв от стыда глаза руками, только чтобы укомплектовать полковые взводы и роты. И те несчастные, которые доживут до получения незаслуженных сержантских лычек, будут весить в шесть раз меньше, и думать в десять раз реже, чем сейчас… Это я вам обещаю!
— Видимо, сержант, который обучал его, обещал то же самое, — сказал Туманов чуть тише, чем прежде. — И сдержал обещание.
С ядовитой улыбкой сержант обернулся к нему.
— Видишь вот это? — он ткнул себя пальцем в лоб. — За этой черепной коробкой скрывается несколько килограммов извращений, каждое из которых ты испытаешь на своей шкуре через две недели. Эти две недели у вас будет адаптационный период, а потом… Я тебя запомню, и позабочусь, чтобы ты попал именно в мой взвод… Понятно?
— Витиевато, но смысл ясен, — кивнул Туманов.
— Отставить! Как нужно отвечать?!
— Так точно!
— Вот так… Фамилия?
— Туманов.
— Курсант Туманов, — поправил сержант. — Откуда прибыл?
— Из Петербурга.
— О-о! — обрадовался сержант. — Вот именно «Путешественников из Петербурга в Москву» я и люблю больше всего. Истеричных и нежных питерцев я очень люблю по субботам на завтрак… Через две недели ты войдешь в состав моего меню.
— Я постараюсь прокиснуть за это время, — пообещал Туманов.
— Отставить разговорчики!.. Продолжим… Моя фамилия — Зуев. Сержант Зуев. Обращаться ко мне следует — «товарищ сержант». Подходите строевым шагом, прикладываете руку к головному убору и докладываете: «товарищ сержант, разрешите обратиться, курсант такой-то…» Получая ответ, опять отдаете честь и быстро удаляетесь. «Быстро» — потому что я ненавижу, когда ко мне обращаются с чем бы то ни было… Я — сержант первого взвода, всего в роте будет шесть взводов, в каждом по четыре отделения. У каждого отделения будет свой сержант. Перво-наперво вы должны запомнить фамилии и звания своих командиров, номер части, роты и отделения. Таким твердолобым баранам, как вы, это будет сложно, но вы постарайтесь, иначе мне, и прочим сержантам придется вам в этом помочь. Второе: ни о чем увиденном или услышанном на территории дивизии вы не должны писать в письмах. Для родных и друзей вы служите во внутренних войсках и занимаетесь обычными общевойсковыми задачами. Если я хоть раз узнаю о том, что какая-то «медная голова» хвастается в письме, что служит в дивизии особого назначения, я заставлю его написать ровно сто таких писем и съесть их, запивая компотом. А компот у нас… Впрочем, попробуете сами… Увольнений за территорию дивизии у нас нет. В исключительных случаях, когда кому-то из вас удивительно повезет — а это невозможно — увольнения будут выдаваться на два часа, для того, чтобы успеть добежать до дивизионного или полкового магазина… Но, как я уже говорил, это маловероятно. Отпусков у нас, как таковых, нет. Чтобы получить отпуск, вам надо, как минимум, лечь грудью на амбразуру вражеского дзота. Но в этом случае отпуск вам не понадобится. Это все я говорю вам для того, чтобы вы выкинули из своих голов мысли о какой бы то ни было «расслабухе» в течение этих двух лет. У вас, конечно, будет и личное время. Примерно дважды в день, по полчаса. Но заверяю вас: оно пойдет исключительно на то, чтобы закрепить навыки, полученные в часы служебной подготовки. Двадцать три часа в сутки вы будете учиться стрелять, как ковбои, и бегать, как ковбойские лошади, а этот один, оставшийся от суток час, вы будете мечтать о том, чтобы вас кто-нибудь пристрелил из милосердия. Это ваши перспективы. Чтобы не травмировать вашу психику, я не рассказал и сотой доли того, что с вами будет происходить в этой роте. Об этом вы узнаете позже, на своей шкуре… Но у вас есть и другой шанс. В течение этих двух недель вы можете подать рапорт о переводе вас рядовыми в полк. Там ненамного легче, но все же легче. Самые проницательные, быстро соображающие что к чему могут сделать это прямо сейчас. С менее проницательными я буду работать ближайшие полгода… Кто хочет избежать подобной участи — шаг вперед!
Рота напряженно молчала. Сержант обвел глазами строй и криво усмехнулся:
— Не верите… А зря… Я предупреждал вас честно… Я довел до вас основные пункты, которые вам предстоит знать на сегодняшний день. Остальное вы узнаете в течение ближайшего времени. Сейчас вам дается десять минут на туалет и ровно через десять минут вы должны стоять в полной готовности на этом самом месте для выхода в столовую. После завтрака состоится распределение по взводам. Разойдись!
Полковая столовая занимала двухэтажное здание на другом конце полкового плаца. Из распахнутых дверей на новобранцев пахнуло странной смесью хлорки, мыла и кислых щей.
Усевшись на длинную, деревянную скамью, Туманов заглянул в стоящий на столе котел и поморщился: завтрак состоял из неаппетитной, зеленовато- сухой гороховой каши, которую он не переносил с детства. Размазав малюсенький кусочек масла по толстому ломтю хлеба, он размешал сахар в алюминиевой кружке с чаем и вздохнув, принялся за нехитрую трапезу. Большинство новобранцев, еще не успевших забыть вкус домашней пищи, так же отодвигали от себя тарелки, ограничиваясь чаем и хлебом. Зуев с ироничной улыбкой наблюдал за их недовольными лицами.
— Р-рота! — скомандовал он. — Закончить прием пищи! Встать! На выход шагом марш! Построение на плацу.
