В животе у нее стало бурлить, и Павел решил позвонить Сергею Панкевичу. Тот посоветовал влить в пасть собаке ложку водки и не заморачиваться.
Кристина принесла из шкафа бутылку. Павел налил содержимое в ложку. Посмотрев на распластанное по полу огромное мохнатое тело, решил, что этого мало. Он вылил водку в стопку, а затем долил до половинки из бутылки.
Кристина в ужасе закрыла глаза руками.
Рете все было безразлично. Она была разочарована. Павел, присев на корточки, положил ее голову к себе на колено. Приподнял верхнюю челюсть и выплеснул внутрь глотки содержимое стопки.
Рета вскочила. Рыкнула. Но нападать не решилась. Фыркнула, мотнув головой так, что на руке Павла повисли ее длинные слюни. Затем направилась к дивану, где сидела, поджав ноги, Кристина, готовая в случае чего сразу броситься под стол. Коснувшись носом коленок Кристины, собака рухнула на пол, словно подкошенная.
Теперь Павел почувствовал себя голодным и предложил дочке поужинать. Та согласилась, и они, проследовав на кухню, заперли за собой дверь.
Весь вечер Рету не было видно. Она сменила несколько лежанок, чтобы издалека контролировать процессы, происходящие в квартире, но дальше этого дело не пошло.
Уложив дочку спать, Павел постелил себе на диване в большой комнате. Заснул быстро. Но среди ночи почувствовал, как влажный собачий нос сопит прямо в его ладонь, нечаянно спущенную с дивана на прохладный сквозняк у пола. В кромешной темноте он погладил голову собаки и потрепал ее за ухом. Почувствовал, как она лизнула его руку и легла, прислонившись к дивану спиной.
Утром Павла разбудила странная тишина. За окном светило солнце. Дверь в детскую была закрыта, оттуда так же не доносилось ни звука. Можно было подумать, что все покинули эту квартиру вслед за уехавшими вчера владельцами, бросив Павла. Опущенная с дивана рука ощутила жесткую щетину собаки. Рета не шевелилась. Вспомнив вчерашнее прикосновение, Павел с закрытыми глазами провел рукой против шерсти к голове собаки и дотронулся до ее морды. Ощутил, как защекотали ладонь сначала ее брови, а затем ресницы моргающих глаз. Она не спала. Павел коснулся носа Реты — он был сух. Вспомнив, что спросонья у собак это случается часто, Павел свесился вниз и увидел, что собака лежит на животе, поджав задние лапы, положив морду на передние. Казалось, что она высматривает что-то у стены под плинтусом, периодически открывая, а затем устало закрывая глаза. Глубоко вздыхая, словно продолжая сожалеть о вчерашнем потерянном мясе.
Тихонько открылась дверь детской и появилась Кристина в розовой ночнушке. Глаза ее были чуть прикрыты спросонья, оставляя узенькую щелку для ориентации. Она прошла мимо в туалет и через некоторое время вернулась обратно. Тишина в квартире так же привлекла ее внимание, и она с непониманием оглянулась на Рету. Павел заметил, что в глазах Кристины заискрились звездочки мести. Она подошла к дивану и наклонилась над собакой:
— Она что, притворяется обиженной?
— Не могу понять, — ответил Павел, — нос сухой. Может, она заболела?
— От вчерашнего обжорства! — хихикнула Кристина.
— Может, отравилась? — продолжил строить догадки Павел.
Рета, почувствовав, что речь идет о ней, положила голову прямо на пол, раздвинув лапы, и закрыла глаза.
— Да…, — протянула Кристина, — такой я ее еще никогда не видела.
Кристина снова направилась в сторону туалета. А затем Павел услышал, как открывается замок входной двери. Он только успел подумать, для чего это дочке понадобилось в таком виде выходить из квартиры, как раздался пронзительный уличный звонок в дверь. А затем тишина. Через секунду появившаяся Кристина спросила:
— Ну, как? Она тебя укусила?
Павел остолбенел. Он понял, что дочка провела эксперимент с собакой. Слава богу, что тот оказался нерезультативным.
Это подтвердило, что Рета не в духе. Она даже не приподняла голову от пола.
— Плохо дело, — озабоченно произнесла Кристина, — надо вызывать врача.
Павел посмотрел на часы. Время утренней прогулки давно прошло, но выйти с собакой на улицу было необходимо.
— Пойдем гулять, Реточка, — обратился Павел к собаке.
Она тяжело подняла голову, а затем медленно встала, опершись сначала на передние, а затем на задние лапы. Немного пошатываясь, пошла в прихожую.
— Да, беда, — подумал Павел. — Оставили мне собаку на сохранение, так она на следующий день подняться не может!
Он быстро оделся и, не умываясь, вышел с Ретой на улицу. Хорошо, что к лесопарку он повел ее напрямик через газон, иначе бы несдобровать пешеходной дорожке. Рету несло так жидко, что казалось, выводные отверстия ее организма перепутались. Она присаживалась через каждые десять минут, оставляя после себя небольшие желтоватые лужицы.
Придя домой, Павел стал искать в справочнике клинику. Ветеринар приехал быстро. Было странно наблюдать, как безропотно Рета позволяла трогать себя, заглядывать в пасть, ощупывать живот. Под конец даже не возражала против сдачи крови на анализ. Получив кучу рецептов, Павел бросился за лекарствами. Надо было научиться делать уколы, пока ветеринар еще не ушел.
Делать подкожные инъекции оказалось проще. Надо было оттянуть шерсть на лопатке собаки и вогнать туда иглу, постепенно выдавливая лекарство из шприца. Внутримышечные кололись в бедро с размаху. Надо было только рассчитать место для ввода иглы.
При каждом уколе Кристина закрывала глаза, словно готовилась принять на себя боль собаки. Затем открывала, когда опустошенный шприц, звякнув, опускался на фарфоровую тарелку. Его надо было прокипятить для дальнейшего использования.
Вечером на улицу Рета не поднялась. Она с жадностью пила воду, но ничего не ела. Дышала учащенно, а затем словно замирала и закрывала глаза. Через некоторое время снова глубоко вздыхала.
Павел так и остался сидеть на диване, только подложил под голову подушку. Поздно ночью скрипнула дверь детской, и к нему подошла Кристина в ночнушке с растрепанными волосами.
— Папочка, — залепетала она и, обняв отца за шею, положила голову ему на плечо, — ведь Рета не умрет! Правда?
Павел растерялся. Его впервые так назвал ребенок. И в этот момент, полный усталости и тревоги, он понимал, что не имеет права потерять свое новое имя. Со слов ветеринара собака была в очень тяжелом состоянии. Предположительно подхватила чумку. Где и когда — было неизвестно.
Казалось, что с жизнью собаки на карту поставлено что-то очень важное в их с Кристиной судьбе, словно кто-то там наверху давал им еще один шанс. Павел неожиданно понял, что тоненькая нить, на которой держится жизнь этой большой и еще вчера чужой собаки, сейчас соединяет его с дочкой. Что случится, если она оборвется?
Кристина сказала, что вся извертелась, но уснуть так и не смогла. Залезла с ногами на диван и положила голову на колени отцу. Павел прикрыл ее своим одеялом и, казалось, она уснула.
Рета лежала тут же рядом, на заранее положенной Павлом подстилке. Тускло горел торшер, ограничивая желтым световым кругом пространство с замершими тремя живыми существами, связанными воедино одним желанием, одной тоненькой нитью.
Под утро Рета попыталась подняться, но лапы не держали ее и, кое-как освободив подстилку, она сделала большую желтую лужу, которая, расползаясь, захватывала один за другим прямоугольники паркета, придавая им зеленоватый искрящийся оттенок. Рета тихонько поскуливала, точно извинялась за принесенные неудобства.
Проснувшаяся от этих звуков Кристина сходила в туалет за тряпкой и снова забралась под одеяло. Павел промокнул пятно и затем, прополоскав тряпку в ванной комнате, вытер насухо. Скулеж прекратился, и Кристина снова уснула.
Проснулись они, когда уже рассвело. Надо было срочно делать уколы. Большие карие глаза Реты были мутны. Вокруг век скопилось много гноя, который было необходимо счистить, а потом закапать в глаза лекарство. Павел сделал все, как учил врач. После чего, поставив шприцы кипятиться, прилег на диван, прижав к себе дочку, не переставая гладить лежащую внизу Рету. Кристина, видимо, от пережитых волнений снова задремала, что-то бормоча во сне.
Надо было приготовить обед и Павлу пришлось идти на кухню. Открыв холодильник, он достал замороженные пельмени поставил кипятиться воду на плиту. Когда по всей квартире распространился ароматный запах, в дверях появилась дочка. Она уже оделась, но как-то неряшливо — платье перекосилось, волосы были спутаны. Лицо ее было бледным, и Павлу даже не верилось, что еще недавно она, веселясь, издевалась над ним. Он посадил ее на колени, прижав голову к себе, и поцеловал в затылок. Заново застегнул ей сзади платье, сменив перепутанные пуговицы, взяв с трельяжа расческу, привел в порядок ее волосы.
Кушали молча, без аппетита. Оба думали об одном. Беседа не вязалась и сводилась к просьбам подать хлеб или достать из холодильника масло.
