— Это ваше! Распоряжайтесь как хотите! — поморщившись, сказал Милутин.
Почтовый чиновник опять покраснел. Ставрос впервые приподнял голову. Лицо у него было в синяках, одного зуба не хватало. На разорванной левой ноздре запеклась кровь.
— Водички бы! — умоляюще сказал он.
Бутыль была в руках капитана. Он нерешительно поглядел на нее, прикинул, сколько воды осталось, и неохотно протянул помощнику.
— Пей, но только один глоток! — сказал он.
Ставрос схватил бутыль и, искоса взглянув на своего начальника, жадно прильнул к горлышку. Вода забулькала у него в горле. Капитан бросился к нему, вырвал бутыль из рук. Вода потекла по груди моториста.
— Свинья ты эдакая! — возмутился капитан. — Сказал тебе: один глоток!..
Ставрос ничего не ответил. Он еще смаковал последние капли воды, потом растер по лицу растекшиеся струйки. В глазах его не было ни вины, ни раскаяния, — одно лишь удовлетворенное злорадство.
Капитан взглянул на бутыль: воды осталось меньше половины.
— Дождешься теперь! — со злостью сказал он.
— У вас дождешься! — чуть слышно огрызнулся Ставрос.
От вчерашнего ужина остались лишь пара кебапчет и четверть булки. Капитан разломил ее на три части, роздал всем своим по кусочку мяса. И все же ему досталось чуть больше, чем остальным.
Торопливо и рассеянно проглотив свою жалкую порцию, почтовый чиновник снова уставился отсутствующим взглядом на море. За ним и Ставрос, несмотря на пострадавшие зубы, быстро закончил свой скудный завтрак.
Капитан медлил. Он долго жевал черствую корочку, и по лицу его от удовольствия разбегались тонкие морщинки. Он глотал и жмурился, словно прислушиваясь к тому, как проходит внутрь каждый кусочек пищи.
Но удовольствие длилось недолго. Капитан оглянулся по сторонам, словно ожидая прибавки, и разочарованно вздохнул.
Бутыль с водой была зажата у него меж колен. Он вынул пробку, отер ладонью горлышко и протянул воду шурину.
— Только один глоток! — сказал он.
Дафин отпил один глоток и вернул капитану бутыль. Капитан честно выпил свой глоток, правда, чуть побольше.
Ставрос не спускал с них глаз. Его полураскрытые губы еле заметно шевелились.
— На сегодня хватит, — сказал капитан. — Теперь до утра…
Зато сигарет было достаточно. Капитан вынул одну, неторопливо размял в пальцах и закурил. Над лодкой поплыл приятный сизый дымок.
— Закуришь? — спросил он шурина.
— Не хочется! — тихо ответил тот.
Капитан с удивлением посмотрел на него: Дафин не был заядлым курильщиком, но от сигареты никогда не отказывался.
Ставрос снова приподнялся на дне лодки.
— Дай мне, — попросил он. — Почему мне не даешь?
— Какой из тебя курильщик! — отмахнулся капитан.
— Курю я, курю!
— Если куришь, где твои сигареты?
Ставрос никогда не покупал сигарет, но пассажиры часто угощали его, и он брал с удовольствием. Сейчас ему в самом деле хотелось закурить.
Капитан дал ему сигарету и поднес спичку. Ставрос жадно втянул в себя дым и тотчас поперхнулся.
— Сразу видно, какой курильщик! — презрительно заметил капитан. — Куда все, туда и он!
Пока они курили, Стефан исподлобья наблюдал за ними. Глаза у него сузились, превратившись в щелочки, горло сжимал спазм. Его, как и всех, мучила жажда, но если бы ему предложили на выбор глоток воды или сигарету, он, не раздумывая, взял бы сигарету. Лицо у него потемнело. Чтобы не мучиться понапрасну, он отвел глаза. И в этот момент ощутил на себе чей-то взгляд.
— Тебе очень хочется курить? — тихо спросил печатник.
В голосе его звучало раскаяние и сочувствие, и это еще больше взбесило Стефана.
— И не думаю! — сердито ответил он, по-прежнему глядя в сторону.
Наступило короткое молчание.
— Попросить у него сигарету? Подумаешь, дело какое!
— Не надо! — через силу проговорил Стефан.
Но скоро у него отлегло от сердца, он обернулся и, взглянув на доброе, озабоченное лицо печатника, сказал уже более мягко:
— Не надо, спасибо… Не умру и без ихних сигарет!
Высоко над головами мелькнула белая, как облачко, чайка и с пронзительным криком понеслась к далекому берегу.
3
Наступил полдень, а ветра все не было. Ни разу не колыхнулся безжизненно повисший на мачте парус. Море совсем затихло, и лишь изредка отлогая волна плавно и бережно приподнимала и опускала лодку. Это еле заметное покачивание было единственным движением, нарушавшим гнетущую монотонность тягостного покоя и неподвижности.
День начался без происшествий. Горизонт оставался пустынным, без малейших признаков жизни. Только раз вдалеке появились над водой черные плавники двух дельфинов, оставивших за собою на спокойной воде длинный след. И только раз на ясном небе возникло крохотное облачко, медленно проплывшее с суши к востоку. Тень его пронеслась по воде темным пятном с размытыми краями, и какое-то мгновение море было похоже на густо заросшее водорослями мелководье с подводными камнями. Пройдя рядом с лодкой, тень поредела и растаяла.
— Как мы не догадались захватить с собой хоть немного бензина! — с горестным вздохом заметил Стефан. — Хоть бы бутылку сунуть в карман!
Крыстан, лежавший полураздетым на дне лодки, с иронией посмотрел на Стефана.
— Если б мы начали все сначала, ты все равно не взял бы! — сказал он. — Никогда б не догадался! — И, отерев тыльной стороной руки вспотевшее лицо, с каким-то ожесточением добавил: — Никто из нас не взял бы!
Милутин приподнялся с места, внимательно посмотрел на студента, но ничего не сказал.
Стефан сразу взъершился.
— Никто, кроме тебя, конечно! — ехидно заметил он.
— Нет, я бы тоже не взял! — вздохнул студент. — Хотя бы и сто раз пришло в голову!
— Сам не понимаешь, что говоришь! — недовольно проворчал Милутин.
— Прекрасно понимаю! — вполголоса, лениво возразил студент.
Наступило непродолжительное молчание. Милутин вздохнул и снова посмотрел на студента.
— По-твоему. Крыстан, мы безнадежно глупы? Так, что ли?
— Дело не в глупости! — возбужденно возразил студент. — Но вы не любите сомневаться…
— Вы привыкли слепо верить в любое дело, которое начинаете… По-вашему, тот, кто сомневается в успехе, сомневается и в правоте дела… Спрашивается: почему? Где тут логика?
— Не так я глуп, как ты думаешь! — возразил, насупившись, Стефан. — Лучше выехать без бензина, чем вовсе не ехать!
— Но еще лучше было бы поехать с бензином, — сказал студент, порывисто приподнявшись на локте. — Разве не так?
— Если не веришь в дело, то никогда и не начнешь его! — презрительно отрезал Стефан.
У студента вдруг пропало всякое желание спорить, взгляд его угас. «Вся беда в том, что я голоден! — с досадой подумал он. — Не хочется спорить с ним, да и не о чем…»
— Ответь ему! — строго сказал студенту Милутин.
Крыстан взглянул на него и неожиданно улыбнулся.
— Тебе я отвечу! — сказал он. — По-моему, Милутин, только тот, кто сомневается, верит по-настоящему! Слепая вера — в сущности, глубоко упрятанное неверие. Почему так боятся копаться в вере? Потому, что страшно наткнуться на что-нибудь такое, что ее убьет. Только слабый и неубежденный боится сомнения…
Милутин глубоко задумался. Весь лоб его покрылся мелкими морщинками.
— Постой-ка, давай начнем сначала! — сказал он. — Когда ты в первый раз подумал о бензине?
— Еще в Созополе! Уже тогда мне было ясно, что вторая лодка может Попасться… Почему именно они должны были везти бензин?.. Мы сами могли захватить его в паре плетеных бутылей, и никому бы даже в голову не пришло… Разве менее опасно, если бензин нашли бы у них? Они выдали бы себя, выдали бы и нас… Не будь у них бензина, они могли бы до конца твердить, что поехали прогуляться, например, до Ропотамо или еще куда-нибудь.
— Они сбросили бензин! — сказал Стефан. — Иначе сидели бы мы сейчас в клоповнике!
— Ну, а если не успели? — с иронией спросил Крыстан.
— Ладно! — резко оборвал его далматинец. — Но почему же ты молчал? Почему не сказал прямо?
— Попробуй, скажи! — с горечью возразил Крыстан. — Куда уж мне с вами тягаться! Сказать прямо — это значило бы выдать свои сомнения!..
— Браво! — сердито заметил Милутин. — Яркий пример товарищеской правдивости!
— А что делать? Логика Стефана очень проста: верит глубоко — значит хорош; сомневается — значит неустойчивый интеллигент! Мне вовсе неприятно вызывать к себе недоверие…
— А почему ты всегда думаешь только о себе? — спросил, нахмурив брови, Милутин. — Почему ты не исходишь из интересов дела?
— Ладно, хватит! — мрачно заметил печатник. — Оставьте его в покое!
— Это он нас обвиняет, а не мы его! — сказал Милутин.
