«Жаль, что у меня фотоаппарата нет, — снова ехидно подумала я, — а то показала бы им потом, как они нелепо смотрятся вместе».
Выхоленная, подчеркнуто ухоженная Изольда и растрёпанный бомж в глупых коричневых кедах!.. «Одна только шляпа у него приличная, — думала я. — Да и та на три размера меньше!..» Уж и сама не знаю, почему я так на них злилась. Но ведь это объективно: они совсем друг другу не соответствовали! И я никак не могла взять в толк, что общего может быть между научной работницей, вдовой генерала и самым обыкновенным, пусть даже и очень начитанным, бомжом.
— Надо же, как сегодня время быстро летит, — потянула я, выразительно смотря на небольшие невзрачные круглые часы, водруженные над отделом «Всякой всячины». — Уже и магазин через полчаса закрывать придётся!
Серафим тоже очень внимательно посмотрел на часы и немного расстроенно проговорил:
— Кажется, мне сегодня ужин придётся пропустить…
— Что, совсем не успеваете? — в тон ему, грустно спросила я.
Изольда вопросительно и сочувственно смотрела на Серафима.
— Нет, если сейчас выйду, то успею, — ответил бомж.
— Ну, тогда, конечно, нужно идти, — энергично подсказала я.
— Да, да, Серафим Васильевич, вы уж поезжайте, пожалуйста, — горячо попросила Изольда. — Мы ведь с вами, по большому счету, уже обо всем договорились?
— И правда, Изольда Олеговна, поеду! — мягко согласился бомж.
Мне показалось, что Серафим и Изольда, в отличие от меня, сейчас, что называется, находятся «на одной волне».
Серафим погладил кота, нахлобучил шляпу, попрощался и вышел. А я вопросительно уставилась на Изольду: и о чём это они, интересно, договорились?
Я, наверное, иногда бываю вредной и даже, может быть противной, но лицемерия в себе я всё же всеми силами стараюсь избегать, потому что и сама очень не люблю его в людях. Ну так вот, чтобы по возможности расставить все точки над «i», я для начала напрямик спросила Изольду, о чём они с бомжом Серафимом договорились. В конце концов, как постоянный, покорный слушатель монологов вдовы-генеральши, я, кажется, заслужила право быть в курсе дела.
Оказалось, что Серафим и Изольда завтра, примерно в то же время, договорились у меня встретиться. У меня, видите ли, обстановка располагает. «Но мне, конечно, об этом знать не обязательно, — сердито подумала я. — Надо же, клуб знакомств устроили!»
В общем, недолго рассуждая, но очень старательно подбирая выражения, я высказала Изольде Олеговне всё, или почти всё, что по этому поводу думаю. Основной мыслью моего монолога было, кажется, то, что я, конечно, обеими руками за толерантность, как сейчас модно, но против встреч Изольды с бомжом на моей территории.
Оказывается, я просто себе не представляю, какой у Серафима сложный внутренний мир! Дело в том, что за три с лишним часа, Изольде Олеговне удалось выяснить некоторые обстоятельства прежней жизни Серафима. Ну, если он не соврал, конечно, хотя, честно сказать, на него это не похоже: видите ли, даже мне, с предубеждением относящийся ко всяким асоциальным типам, Серафим не казался пустым треплом. Чувствовалось в нём что-то исключительно серьёзное… Трудно объяснить это ощущение, потому что я этого человека совсем не знаю.
А тут вдруг Изольда, со своими холеными ногтями, выращенная как тепличное растение, — правда, тоже, конечно, убитая и потерей мужа-генерала, и внезапной ненужностью на работе; но ведь, взглянув на Изольду, этого ни за что не скажешь. Уж если он похож на клоуна в цирке, то она на какую-нибудь графиню из дворца Монплезир.
В общем, внутренний мир обоих — потёмки, да ещё какие; и вообще, всё это из разряда философии. Ну, а голая правда такая: нет, и не может быть между ними ничего общего.
Так я Изольде прямо и высказала своё мнение. Сказала, что нельзя, поддавшись острому чувству одиночества, бросаться на первого попавшегося бомжа. А именно это, по-моему, растерявшаяся Изольда и собирается сделать. Короче говоря, мне удалось, наконец, поучительствовать вволю. Изольда внимательно слушала мои нотации и, надеюсь, делала для себя необходимые выводы, — ведь я, безусловно, права!
Впрочем, по ней ни за что не догадаешься, сделала она правильные выводы или нет. А точно только то, что задержаться после работы мне пришлось на целых два с половиной часа.
Я вам говорила однажды, что не очень хорошо понимаю внутренний мир Изольды. Но то, что она привыкла к комфорту и постоянной опеке, я знаю точно, потому что это она сама мне рассказывала. В общем, ей совершенно нечего делать с человеком, который, как я предполагаю, обладает почётными привилегиями дважды в день питаться в столовой для бомжей и ночевать в приюте.
Ведь не зря же, в самом деле, Сент-Экзюпери однажды сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручаем». Изольда, судя по её глупым вопросам, собралась приручить бомжа, ну и самой приручиться, может быть, — не знаю…
Честно говоря, переживала я не столько за Изольду, потому, что она, в моём представлении, просто-таки железная леди. Извините за выражение, но по-моему, её хоть кувалдой бей, всё равно не разобьешь.
А вот Серафима мне жалко: насколько он железный, я не знаю, а симпатию почему-то вызывает. И это, несмотря на моё предубеждение ко всем без исключения бомжам и на то, что он выглядит запущенно и потерянно, да и вообще, как ни крути, самый настоящий бомж.
На следующий день до обеда мы с Андерсеном работали как обычно, а во время обеда я поделилась с Андерсеном своими мыслями и сомнениями. Кот слушал меня, не перебивая, — наверно, так же, как я обычно выслушивала Изольду. Правда, была всё же одна разница: Андерсену, нравился звук моего голоса, я же в голосе Изольды ничего особенного не находила. Он готов был слушать из моих уст всё что угодно, даже полную чушь, — чего не сказать о моём отношении к монологам Изольды.
Ну а сразу после обеда, не из вредности, а только чтобы быть верной собственным убеждениям, — или предубеждениям, уж не знаю, — я закрыла лавку на замок и уехала к бухгалтеру отвозить очередной отчёт.
А означает это то, что у меня в лавке Изольда и бомж Серафим сегодня уж точно не встретятся!
Выходные. Битва с воронами
Выходные для нас с Андерсеном прошли не без приключений. В этот раз мы, как и обычно, отправились на дачу. Очень рано утром, в воскресенье, меня разбудили шум и гвалт. Я быстро подбежала к окну и увидела очень странную картину: внизу, по двору на полусогнутых лапах семенил, низко пригнувшись к земле, Андерсен, а над ним с бандитскими воплями кружилась целая стая крупных ворон. Было ясно, что кота нужно спасать.
— Кыш! — закричала я громко. — Кыш! Пошли прочь!
Непонятно почему вороны послушались и, оставив в покое жертву, шумно уселись на ближайшее дерево. Комната моя находится на чердаке, и кричала я воронам из чердачного окна, то есть сделать я им ничего не могла, не могла даже бросить в них палку, хотя бы потому, что у меня и не было никакой палки.
Я смотрела на дерево, ветки из ярко-зелёных, превратились в черные и множество блестящих вороньих глаз были устремлены на меня. Андерсен, воспользовавшись моментом, давно залез в дом, где ему было безопасно.
А я всё раздумывала, что бы это могло значить. Я вспомнила, что у Андерсена и раньше были напряжённые отношения с воронами. Однажды утром мы с папой долго пытались снять кота с высокого дерева, которое растёт за пределами нашего участка. Пришлось даже просить лестницу у соседей, наша оказалась слишком короткой!
По словам тех же соседей, именно вороны загнали кота на дерево. Я уж не знаю, в чём там было дело, но, помня охотничьи таланты Андерсена, могу предположить, что чем-то он им здорово насолил.
В общем, благодаря разногласию Андерсена с воронами, выспаться в это воскресенье мне не пришлось. Вечером я оставила папу и Андерсена вдвоём и вместе с другом отправилась в город на выставку «Голубые грёзы». Папа обещал привезти Андерсена в город попозже. Знаете, мой друг очень неплохо рисует, и хотя рисование для него не профессия, а хобби, разнообразные выставки он посещает исправно и старается быть в курсе последних событий в мире искусства, — по его выражению, «не отставать от жизни».
Кажется, я очень отвлеклась от основной темы! Ну ладно, зато теперь вы знаете, что я вовсе не синий чулок, как недавно, в сердцах, обозвала меня Изольда и мне, может быть, тоже кое-что известно о чувствах и привязанностях.
Больше двух недель ни Изольда, ни Серафим в лавке не объявлялись. «Обиделись, что я без предупреждения лавку, в тот злополучный день закрыла», — думала я. Но, уж если честно, то обижаться им не на что. А наоборот, обидеться должна была бы я, — впрочем, я так и сделала: ведь они даже не собирались мне сообщать, что хотят использовать лавку для свидания!.. И если бы я тогда не наговорила Изольде всяких… справедливых вещей, то и она бы мне ничего не сказала об их договоренности.
