Затем снова моя квартира. Чистая, но запылившаяся за время моего отсутствия, с остановившимися часами. Наступает мой прежний мир, и вот я уже бегу на работу, чтобы увидеть там после разлуки Наиля. Так проходит моя жизнь.
Проходит незаметно, как бы без изменений, порой мне даже кажется, что я живу в каком-то вакууме, где даже не существует времени. Но время существует, оно не остановилось, оно продолжает выкидывать переработанное настоящее в прошлое, принимаясь за новое сырье в виде будущего. Особенно остро я это чувствую, когда встречаюсь с людьми, которые долгое время занимали определенное место в моей жизни, но сейчас куда-то отнесены течением судьбы, и, увидев их, я понимаю, как много времени уже прошло.
Подобная встреча произошла у меня совсем недавно. Возвращаясь с работы, я пошла дорогой, которую с двух сторон оккупировали разборные палатки «челноков» (еще одно незаметно появившееся истечение нашего времени). Быстро шагая, я незаинтересованно скользила взглядом по лоткам, пестрящим яркими, дешевыми и повторяющимися товарами, как вдруг услышала женский голос, громко и задиристо кричащий матом. Мало того, что нетрадиционная лексика была на редкость в оригинальных склонениях, так особую перчинку еще задавало плохо выговариваемое «р» кричащей. Оживившаяся, я посмотрела на ругающуюся женщину — маленькая, в красной куртке и в меховой завязывающейся шапке, она обзывала торговку из противоположного ряда, при этом то и дело отворачивалась от нее, словно выражая этим презрение к сопернице, но услышав ее ответ, не выдерживала и с азартом поворачивалась снова. Мелкое лицо кричавшей вдруг показалось мне знакомым, я пригляделась, эта женщина тоже ответила мне взглядом… Боже мой, так это Ларочка! Бывшая секретарша проектного отдела несколько лет назад сама бросила работу в Институте ради того, чтобы торговать на рынке, но после этого я ее до сих пор ни разу не встречала.
— Миллион лет! Миллион лет не виделись! — закричала мне Ларочка. — Привет!
— Привет! — засмеявшись, подошла я к ней.
Нас объединяли любимые 80-е, глядя друг на друга, мы вспоминали эти времена и потому искренне обрадовались встрече.
— Ну, как ты? Как дела? — продолжая улыбаться, первой спросила я.
— Да нормально, — традиционно ответила Ларочка и специально громко добавила важную подробность своей жизни: — Кругом одни придурки!
— Это ты кого имеешь в виду, а?! — в надежде на продолжение ссоры визгливо сбрехнула противница Ларочки, но та уже не обращала на нее внимания.
— Вот стою здесь каждый день, мерзну! — почему-то жизнерадостным тоном произнесла она. — Тяжело, конечно, но как-то зарабатывать на жизнь надо!
Раньше Ларочка была первой красавицей в Институте, а сейчас она очень похудела и подурнела, теперь у нее была неухоженная сухая кожа и помельчавшие, заострившиеся черты лица. Ларочка, видимо, сама отлично понимала, как изменилась, и потому поспешила реабилитироваться:
— Нель, ты на меня щас не обращай внимания, я ведь тут черти как стою, а вообще-то я очень хорошо выгляжу, у меня знаешь сколько тряпок? У, вообще! И все из Америки! И деньги я здесь имею хорошие, в шоп-туры езжу регулярно. Вот недавно из Турции вернулась. Ты хотя бы раз была там?
— Не-а.
— А в ОАЭ?
— Что?
— В Объединенных Арабских Эмиратах, говорю, была?
— Тоже нет.
— А я везде была, — довольно самоутвердилась Ларочка.
— Мужа выгнала к едрене-фене, — продолжала она докладывать мне свою жизнь. — За фигом он мне сдался, козел! Ты помнишь что ли его? Приходил-то все ко мне урод такой. А сына матери отдала, знаешь какой мальчишка умный, вообще! Нель, ты сама-то замужем?
— Да нет еще.
Ларочка прыснула от смеха.
— Ты что, правда? — не поверила она.
— А чего, — попыталась защитить себя я. — Мне одна приятельница, которая в Германию недавно ездила, говорила, что там женщины сейчас вообще замуж не выходят и живут себе как хозяйки, а мужчины к ним только по ночам приходят и все, — с невозмутимой уверенностью выдала я.
— Правда?
— Конечно.
В этот момент к Ларочке обратилась заинтересовавшаяся в товаре женщина и она, мгновенно забыв про меня, стала с подкупающей свойской искренностью доказывать той долговечность одноразовых колготок.
— Ну как там наши? — наконец вернувшись ко мне, спросила она.
— Да как, скрипим потихоньку. Большинство посокращали, я уже их и сама не вижу.
— А я эту встретила, как ее, Зину, Зину Бакрышеву, все с Верой Сергеевной-то они дружили, помнишь?
— Вера Сергеевна уж умерла!
— Да ты что?
— Да вот как года три, наверно.
— Ба, а от чего?
— Сердце.
Мы постояли еще минут десять. Похихикали. «А помнишь? А помнишь? — Да как забыть!» Когда воспоминания стали заканчиваться, мне вдруг стало неуютно, потому что я поняла, что больше мне говорить с Ларочкой не о чем. Возникла предательская пауза, мы поспешно уничтожили ее, по второму кругу заговорив о Ларочкиных шоп-турах, после чего я постаралась как можно более органично и непосредственно закончить затухающий разговор, и мы с вновь появившимися искренними улыбками попрощались.
В другой раз я встретила Ульяну.
Я покупала в музыкальном киоске «Коллекцию» Пугачевой, как вдруг кто-то дотронулся до моего плеча, это была Ульяна.
— Жируешь? — вместо приветствия спросила она, посмотрев на взятую мной коробку с кассетами за сто десять тысяч.
— Привет, — я пропустила высказывание Ульяны мимо ушей.
У меня не было ни малейшего желания с ней разговаривать, но я с любопытством оглядела ее. Она по-прежнему была высокая и крупная, но при этом еще как следует поправилась. Тело обтягивало старомодное и короткое серое пальто явно меньшего размера, чем требовалось, на ногах были простые черные сапоги, на голове — круглая норковая шапка. На бледном и обрюзгшем лице Ульяны, кроме помады на губах и туши на ресницах, больше не было совершенно никакой косметики.
— А я вот вышла хлеба купить и молока, на большее денег не хватает, — сказала она.
— Что, так мало дают?
Ульяна хмыкнула.
— Мало-то ладно, лишь бы вовремя. Матери пенсию уже несколько месяцев задерживают и мне пособие тоже, а на что жить?
— Нам тоже зарплату задерживают, но я как-то занимаю…
— Да мне уж никто в долг и не дает, — оборвала меня Ульяна. — Нечего есть, понимаешь нечего! Вот у меня лежит двадцать тысяч в кошельке, нам с матерью нужно прожить на них неделю. Мы с ней уже эти деньги разделили — поскольку чего нужно купить, чтобы их хватило, но я уже не могу так жить, я устала!
Мне казалось, что передо мной стоит какая-то другая Ульяна, а не та беззаботная, слащавая, которую я знала. Трудно поверить…
— Ты замуж-то вышла?
Меня этот вопрос уже достал!
— А что, главная цель женщины в жизни выйти замуж? — с ядом спросила я и самоуверенно добавила: — Мне и так хорошо.
— Да ладно, не хорохорься, — явно почувствовав себя со мной легче, произнесла довольная Ульяна.
— А почему это я хорохорюсь? — возмутилась я.
— Да успокойся, я вон тоже не замужем, ну и что?
— Вот именно, что «ну и что»!
Мы с Ульяной снова оказались на равных, но теперь ей захотелось быть в более выигрышном положении, и потому она добавила:
— Но я все-таки была замужем.
— И развелась, — ввернула я.
— Да, развелась! — с вызовом ответила мне Ульяна и, немного поколебавшись, продолжила: — Вот все думают, что это Наиль был инициатором развода, а на самом деле, между прочим, на развод подала я! Только никому не говорила это, чем тут хвастать, пускай думают, что хотят, а тебе говорю только потому, чтобы ты знала, что я не из тех женщин, которые прицепятся к мужику и ни за что его не отпустят. Я тоже вполне самостоятельна.
— А почему ты подала на развод?
Ульяна ответила лишь после секундной паузы.
— Наиль всегда тайно любил другую женщину.
Сердце в моей груди сделало такой резкий скачок, что я чуть не задохнулась.
— Какую?!
— Я не знаю, даже не догадываюсь до сих пор, но жить с ним так я не захотела.
— А почему он не признался той женщине в любви? — я ни за что не хотела уходить от открывшейся темы.
— Кто его знает?.. Ты даже не представляешь, какой это сложный человек, я таких не встречала никогда.
Я ощутила прилив гордости за Наиля. Я всегда знала, что он особенный!
— Но ведь это, наверно, счастье — любить такого неповторимого человека! — не удержалась и воскликнула я.
Ульяна внимательно посмотрела на меня, затем задумалась, глядя в никуда, и медленно кивнула головой.
— Может быть и так, — негромко произнесла она. — Когда я жила с ним, мне было очень тяжело, я просто не могла его выдерживать, но… после него все другие мужчины мне показались пресными. Неужели он был в моей жизни единственным лучом? Эх, как повезло той бабе, которую он любит! Неужто он ей безразличен, а, Нель? Ведь они бы могли быть так счастливы!
