— Спрячусь в кусты! — заторопился он. Я даже разозлилась.
— И долго ты в кустах будешь сидеть?
— Нет… Пока вы уйдете.
— А потом?
— Буду пробираться на Вечный Порог. Там объявлюсь.
— Почему не домой?
— Тут же ближе!
— А-а!
Я заторопилась. Прощаясь, я велела ему прийти ночью к устью Забияки и ждать моего сигнала — два раза свистну.
— А ты умеешь свистеть? — Первый раз улыбнулся Харитон.
— Еще как! Жди меня, когда все уснут, вынесу тебе хлеба, муки, масла и сахара.
— А как же вы?
— Марк еще привезет.
— Марк Александрович?
— Да. Ну, я иду!
— Хороший он человек… — задумчиво сказал Харитон.
И так странно прозвучала эта похвала в устах злостного браконьера.
— Он — хороший. А ты, Харитон?
— Я, должно быть, плохой.
— Зачем?
— Не знаю. Беспутный я… Эх! Только поправился я житьишком и — вот в тюрьму. Боязно! Не сидел никогда. Ну, да что там! Раньше надо было думать.
— Харитон, идем с нами!
— Нет, Таисия, не могу. Если б Марии Кирилловны там не было! Совестно как-то. Лучше умереть, чем на глаза ей показаться.
— Я тебя понимаю. Значит, ночью приходи за хлебом.
Я вышла на улицу. Наших еще не было. Мне пришла в голову одна мысль, и я снова вернулась в избу. Теперь мы оба стояли у порога.
— Слушай, Харитон, зачем же тебе пробираться тайгой к Вечному Порогу? Еще по дороге поймают, и никто не поверит, что ты сам шел с повинной. Я скажу Марку, и он тебя подкинет на вертолете. Ладно?
Лицо Харитона просияло.
— Это бы хорошо! Таиса, ведь он, Лосев-то, встретил меня тогда… в тот вечер. И не задержал! Говорит: «Ну, иди подумай… Потом сам придешь!» Такой человек! Я еще не встречал такого хорошего человека!!!
Мы договорились, что Харитон будет ждать Лосева здесь, на руднике. Вертолет должен быть дня через два. Я пожала Харитону руку. Мы прощались окончательно. Ночью теперь ему незачем было приходить.
— Спасибо тебе, Таисия, за доброе слово. По гроб не забуду. Я задержалась — еще одна мысль.
— Харитон! Я ведь остаюсь на Ыйдыге. Буду работать лесничим. Новый лесхоз организуется.
— А как же Василий?
— Не о нем сейчас речь. Поступай ко мне лесником. Тебе понравится, вот увидишь!
Харитон как-то непонятно взглянул на меня и отвернулся: глаза его увлажнились.
— Спасибо! Еще бы не понравилось. Да разве меня возьмут лесником — браконьера-то, убийцу? А если когда отсижу… и подавно. Теперь моя песенка, разумеется, спета.
— Нет, нет! Мы будем за тебя хлопотать, возьмем на поруки. Вот увидишь. До скорого свидания!
Теперь я окончательно ушла. И вовремя. Меня уже искали.
— Почему ты такая красная? — спросила Мария Кирилловна встревоженно и пощупала мне лоб.
Я сказала, что сильно разболелась голова. И стала проситься обратно на стоянку. Я не соврала. У меня от волнения действительно адски разболелась голова. Зато насчет нашего обеда пришлось соврать, будто утащил какой-то зверь. Все очень проголодались и ужасно досадовали. Всю обратную дорогу гадали, кто бы это мог быть: рысь, волк, медведь? Решили, что медведь, и до самой Ыйдыги мужчины озирались по сторонам.
Мария Кирилловна рассказывала, какой чудесный мачтовый лес нашла она за рудником. По пути мы набрали камней — послать на анализ геологам. Сгибаясь под тяжестью каменюк, пришли мы к вечеру. Все были голодны, как волки, но Автоном Викентьевич приготовил нам чудесный обед.
Легли спать рано. Все сразу заснули. Я одна не спала, как тать в ночи. Знала бы мама! И перед Марией Кирилловной было стыдно за обман. Собственно, в данный момент я явилась соучастницей. Черт те что! Но я не могла иначе поступить. Я должна молчать до очередного посещения Марка. Марку я все расскажу. Марк поможет. Надо во что бы то ни стало спасти Харитона. Сейчас такой момент, что из него можно сделать человека! Эта история его порядочно встряхнула. Как он плакал, когда узнал, что Ефрем Георгиевич жив, и, значит, он не убийца!
На меня напала бессонница. Я вертелась с боку на бок, лицо горело, в голову лезли всякие мысли. Как трудно человека понять. Даже себя трудно понять. Меня все считали доброй из-за того, что я всегда была готова помочь конкретно: вымыть полы заболевшей знакомой, сбегать для нее в аптеку, натереть поясницу соседке Пелагее Спиридоновне. А с Василием я была жестока. Может, правда — злопамятная?
Всю дорогу, как выехали из Москвы, я вела дневник. И в экспедиции вела дневник. Но даже не упомянула о телеграмме Василия. Я небрежно прочла эту телеграмму, скомкала ее и на глазах Марка (о, предательство!) выкинула в воду. Как я могла такую телеграмму бросить в воду? Правда, я не поверила Василию. Там было всего четыре слова: «Жду, тоскую, люблю. Василий». Но это было так не похоже на грубоватого Василия, что я не поверила. Он же циник! И я решила, что это насмешка. Он как бы говорил на моем языке. Ох! Как будто циник не может, как и каждый человек, ждать и тосковать.
Я совсем запуталась в своей личной жизни. Зачем я делаю вид, что люблю Марка? Я хотела бы его любить, потому что он хороший, порядочный, светлый. С ним так легко и радостно! Пройти рядом с таким человеком через жизнь — это самое большое счастье. Но ведь в глубине души я знаю, что люблю Василия. Так зачем же… Почему я даже не попыталась сделать Василия другим? Почему я не попыталась бороться с Виринеей Егоровной в нем? Осудила безоговорочно. Не уважаю… Не могу любить, потому что не уважаю. Но ведь все равно любила все это время. Ради него и Харитона приласкала, как его младшего брата. Сердце все перевернулось, потому что наглядно представила Василия несчастным. А он стихи писал, и какие стихи! Значит, что-то есть в нем чистое, возвышенное, настоящее. Оно ушло. Но ведь было? Было! А раз было, может вернуться.
Василий! Если бы ты был сейчас рядом!
Я вышла из шалаша и долго стояла на плоту, кутаясь в простыню.
Было душно и тревожно. В небесах бушевала сухая гроза. Ни капли дождя, и резкие изломанные молнии. Тайга притихла, притаилась, ни одна веточка не шевельнется. Ни птицы, ни зверька — все попрятались в норы.
Гнетущая тишина. Только всполохи молний на небосклоне. Как они могут спать? Ну и ночь!
Весь следующий день я с нетерпением ждала Марка. Я представляла, как томится Харитон на заброшенном руднике, как он сомневается во мне и в Марке, колеблется, не верит в добро. Я с трудом работала, была очень рассеянна и, кажется, делала ошибки.
Мария Кирилловна посматривала на меня с тревогой.
— Как бы ты не заболела! — несколько раз сказала она.
Марка все не было. Я устала прислушиваться, не летит ли вертолет. Так прошел этот томительный день. Мы далеко спустились по Ыйдыге — помогало быстрое течение.
Но Марка не было и на следующий день… мне этот день показался с месяц. Я настолько истерзалась, что вздохнула с облегчением, когда мы наконец стали на привал. Марк уже сегодня не прилетит. Можно не ждать. Но завтра должен быть обязательно, так как давно пора. Четыре дня почему-то нет. Хоть бы не заболел… или не случилось что с ним!
С вечера я заснула, как убитая, но среди ночи проснулась внезапно, будто меня кто толкнул. Сна как не бывало. Я вышла из шалаша на плоту. Было странно светло, будто красный закат — или восход? Небо заволокли облака… или это дым? И вдруг я поняла: лесной пожар!
Я разбудила Марию Кирилловну. Скоро проснулись и остальные. Мы стояли все вместе на берегу и смотрели на разгорающееся багровое зарево.
— Скорее бы день! — расстроенно воскликнула Мария Кирилловна. — Пока появятся патрульные самолеты, сгорит несколько десятков гектаров.
— Наверное, молния ударила в сушняк, и он загорелся, — предположил Стрельцов. Он послюнил палец и подержал его в воздухе. — Ветер от нас. Даже запаха гари нет. Пожар движется в ту сторону. День покажет…
Мы постояли-постояли и легли спать. Помочь мы ничем не могли.
И день показал.
Солнце было как расплывчатый серый диск, небо желтоватого цвета. Вся западная сторона тайги была охвачена серовато-белым дымом. Оттуда с пронзительными криками летели птицы. Некоторые с размаху ударялись в деревья и падали оглушенные.
— Мы в безопасности, пожар движется в другую сторону, — довольно заметил Кузя.
— Эх, сгорит рудник! — посетовала Мария Кирилловна. — Избы еще пригодились бы…
У меня на миг потемнело в глазах. Да, лесной пожар двигался к руднику. Возможно, рудник уже горел. А Марка все не было и не было. Что же делать? Харитон мог сгореть заживо.
Меня охватило такое отчаяние, что я начала рыдать. Почему нет Марка? Мы потому и радиостанцию не взяли с собой, что предполагалось: связь будем держать через вертолет. А как раз, когда надо, вертолета нет. Мы несколько раз слышали рокот самолетов, но близко они не пролетали. Как же дать знать о себе?
