Его появление сейчас, когда я уже возвращался, показалось мне неожиданным, потому что я не звал его в своих мыслях. Но, очевидно, не я, а он хотел мне что-то сказать. И я предоставил ему эту возможность.
Волчок шел рядом по дороге к «Оленям», то забегая вперед, то зачем-то сворачивая ненадолго в лес. В одном месте он остановился, как-то особенно посмотрел на меня и помахал хвостом, что означало приглашение следовать за собой.
Мы были в километре от «Оленей», и Волчок напрямик, но все же проходимыми местами, повел меня в глубь леса. А когда остановился и поглядел на меня, как бы объявляя, что мы на месте, я понял, что и он знает тайну.
Потому что мы пришли именно к тому месту, где несколько месяцев назад я нашел в снегу труп убитого человека. Правда, от него уже не осталось почти никаких видимых следов — впрочем, я не подходил слишком близко. Но собака стояла на том самом месте. И не просто стояла — она напряглась в стойке и, подняв голову к небу, завыла словно волк. В общем-то, я никогда не слышал и не видел с близкого расстояния воющего волка, но подумал именно так. Я не знаю, как воют волки, но этот собачий вой был похож на рыдания человека — да, дикие, но все же рыдания. Наверное, я испытал бы ужас от этого воя, если бы передо мной не стоял мой самый близкий лесной друг. Почти человеческий плач, полный ужаса, потом — дикая скорбь, оплакивание, а в конце — тоска. Собака словно хотела мне показать, что не только знает страшную тайну убийства незнакомого человека, но и скорбит о нем. Хотя на какой-то миг этот вой вызвал во мне ужас от воспоминаний о странном убийстве, дикая скорбь Волчка была для меня и каким-то мудрым сигналом о том, что даже природа не может оставаться равнодушной к преступлениям человека. (Или я, по крайней мере, думал так — ведь что может быть равнодушнее, чем сама природа). Поэтому я возвращался в «Олени» в сопровождении Волчка, бегавшего вокруг меня, с теплым чувством разделенной дружбы, какое мне редко доводилось испытывать даже по отношению к самым близким людям.
Мы уже приближались к «Оленям», когда я снова увидел ее. Всего в нескольких сотнях метров от хозяйственных построек, в лесу, где бурный поток после недолгой передышки в заводи стекал в речку и потом, ниже по течению, вливался в озеро, была поляна посреди молодой рощицы и весело зеленеющих и желтеющих зарослей кустарника. Вся в солнечных лучах, открытая поляна как бы возвышалась над потоком.
Наверное, она приходила на водопой, а сейчас просто стояла у куста. Серна.
Конечно, она слышала, как мы идем, но не убежала, а смотрела на нас, меня и собаку, удивленно и в то же время доверчиво, как на старых, но редко встречающихся знакомых. Мне показалось, что это та самая серна, которую я видел еще в первое лето и которую, как я думал, убили этой зимой незваные гости вместе со старым оленем. Так значит, она жива. Я смотрел на нее с такой радостью, будто снова встретил дорогого мне человека, которого считал навсегда потерянным для себя, мне хотелось броситься к ней и обнять. Но серна, словно убедившись, что мы видели, как она одаряет нас своим доверчивым и немного смущенным любопытством, вдруг встрепенулась, грациозно подпрыгнула и стремительно скрылась за кустами и деревьями.
Собака рядом со мной, остановившись, никак не отреагировала на появление серны, а когда та исчезла в лесу, спокойно направилась в сторону дворца, помахивая хвостом.
Охваченный радостным волнением, как после любовного свидания, я пошел за ней. Это была моя последняя встреча с серной. И кто знает, была ли это та самая, из моего первого лета?
Доверие, которым одарила меня природа в этот день, словно смыло с моей души все плохие зимние воспоминания, и я снова зажил в радостном ритме весенней жизни природы.
А вечером, за ужином, был в таком приподнятом настроении, что мне захотелось поделиться со стариками переживаниями этого дня. Но я тут же одернул себя, внутренне смутившись. И что бы я им сказал? Что вел дружеские беседы с собакой и был на любовном свидании с серной? Да и поняли бы меня они — даже эти, буквально вжившиеся в природу старики? И вообще — а не слишком ли я отдалился от мира людей, если любой контакт с ним вызывает у меня отвращение и приводит в болезненное состояние, а лечит и радует только природа, ее пейзажи, растения и животные?
Но я знал, что это не так, что я не сошел с ума и не впал в дикость. Это уединение здесь было нужно мне как отдых после долгой болезни, чтобы потом вернуться в мой, наш, человеческий мир. Хотя мне все еще не хотелось возвращаться, да я и не думал об этом.
Третье лето моего пребывания в «Оленях» было в самом разгаре. Кошмары от моих переживаний после второго нашествия людей в заповедник уже почти не мучили меня, постепенно растворившись в спокойном ритме обычной жизни. Лето в горах радовало меня своей красотой, и я снова жил, полностью подчиняясь пульсу природы. Мысль об уходе из заповедника больше меня не беспокоила, я словно принял как данность: чудо привело меня сюда, чудо и вызволит — словом, я оставил все в руках судьбы. А может быть, мне все еще не хотелось покидать эти места?
Было начало августа, и я отправился в сторону Высокой, где еще прошлым летом заприметил один малинник. Вообще-то, малины — сколько хочешь — было много и гораздо ближе, даже в садах заповедника, но чтобы как-то разнообразить свои скитания, я всегда придумывал какую-нибудь цель. К тому же, я уже научился различать запахи и вкус каждого плода, каждой ягоды, травинки и дерева, каждой рощи и каждой поляны, каждого ручейка и родника, даже пейзажа и воздуха в окрестных местах. С собой я взял небольшую корзинку для ягод. Естественно, не себе, а старикам — порадовать их. Идти до малинника было несколько часов, но я вышел рано утром, да и в кустах малины я бродил недолго — ну сколько нужно человеку, чтобы поесть и наполнить корзинку — и уже к полудню тронулся в обратный путь.
Передохнуть я остановился у какого-то родничка, присел на большой овальный и теплый от солнца камень и уже собрался напиться холодной воды из родника, как услышал какой-то мелодичный звук. Сначала я подумал, что это птица, но нет, что-то другое — я уже хорошо разбирался в их голосах. И точно в то самое мгновенье, когда я понял, что это свистит человек (уж не знаю, почему, но это меня совсем не удивило), он вышел из-за поворота лесной тропинки в кустах. И опять же странно, но его появление меня тоже не удивило — он ведь шел со стороны заповедника, да и в его внешности было что-то радостное, доброе и вызывающее доверие.
Из-за бодрого шага и особенно — веселого посвистывания он показался мне сначала молодым (и при этом выглядел как-то комично — был очень похож на студента-зубрилу, отправившегося на экскурсию). Но когда он подошел поближе, я увидел, что ему далеко за сорок. Массивные очки в роговой оправе (вблизи я определил, что с большими диоптриями), легкая бейсболка с козырьком, яркая рубаха в клетку с засученными рукавами, брюки с разрезами, подвязанные под коленями шнурками, а на ногах — туристические носки в крупную поперечную полоску. Он выглядел так, будто его только что сняли с витрины магазина спортивной одежды или с рекламы туристической моды — было трудно поверить, что в таком виде он мог бы пройти немало километров, что его пекло жаркое летнее солнце, обдували ветра и секли дожди. Но самым странным был переброшенный через плечо маленький брезентовый рюкзачок-«однодневка» — немного старомодный по нынешним временам аксессуар туристического снаряжения, к тому же и слишком скромный по своим размерам, чтобы вместить еду на все время долгого путешествия.
Человек заметил меня лишь после того, как я увидел и рассмотрел его, но не испугался и не удивился. И первым поздоровался со мной:
— Добрый день!
— Добрый день! — ответил я и поднялся с камня.
Подойдя ближе, он свернул к роднику, наклонился и, подставив ладони под стекающую из зазеленевшего желобка струйку воды, напился. Потом вынул платок, вытер губы и повернулся ко мне.
— Вот, ищу насекомых, камни, цветы… Но не обычные, а только самые редкие и уникальные.
Лишь много позже столь обширные интересы показались мне странными для любителя природы — обычно камни ищут геологи, за насекомыми гоняются энтомологи, а цветы собирают ботаники, а этот занимался всем сразу. Но тогда это вовсе не показалось мне странным, я слушал его с живым интересом, нимало не удивляясь его необычному появлению. А «любитель природы», отстегнув топорщившийся левый карман рубашки, вынул что-то и протянул мне:
— А вот это «Горная звезда».
Я взял в руки удивительно прозрачный кристалл в виде портсигара. Внутри рубиновыми огнями сиял камень — большой, величиной с лесной орех. А когда я перевернул его, то камень засиял с обратной стороны совсем другими, переливающимися (от лазурного до изумрудного) цветами. Никогда в жизни я не видел такого необычного сочетания кристаллов.
