* Персонаж романа М. Варгаса Льосы «Кто убил Паломино Молеро?»
– Вспомнили шутку, господин капрал?
– Да нет, просто нервы шалят, – объяснил Литума. – Вспомните-ка одного из этих троих, Педрито Тиноко. Я хорошо знал его. Он помогал мне обустроить пост и жил с нами с тех самых пор, как мой помощник привел его в Наккос. Такой человек, как он, никому не мог навредить.
Он поднялся, сделал, разминаясь, несколько шагов, глубоко вздохнул, посмотрел вокруг. И, как нередко с ним тут бывало, ощутил давящую тяжесть горного массива и густо-синего неба. Все здесь было вздыблено, напряжено, все устремлялось вверх. Всеми клетками он почувствовал тоску по открытым горизонтам бескрайних равнин Пьюры с разбросанными тут и там живописными группами рожковых деревьев, стадами коз и россыпями белого песка. Что ты здесь делаешь, Литума? И опять, в который уже раз за эти месяцы, его охватило предчувствие, что живым из Наккоса ему не уйти. Видно, тоже кончит в каком-нибудь забое, как эти трое.
– Не пытайтесь понять все это – напрасно потеряете время, господин капрал, – сказал трактирщик. Он уже сидел на плоском камне, с которого встал Литума. – У людей голова идет кругом от всего, что тут происходит. А когда голова идет кругом, сами понимаете, всякое может случиться.
– Уж очень здесь народ темный, просто удивительно, – заметил Литума. – Готовы поверить в любой вздор, вроде этих пиштако или муки. Разве нормальные люди стали бы слушать такую чепуху?
– А на побережье народ, конечно, очень умный. Вы это хотите сказать?
– Я хочу сказать, здесь очень легко свалить вину за исчезновения людей на сатану, как это делает ваша супруга.
– Бедный сатана, – засмеялся Дионисио. – Адриана просто повторяет то, что говорят все. Разве не сатану винят всегда за все плохое? Чему же тогда удивляться?
– Ну, для вас-то, положим, сатана не так уж и плох, – пристально глядя на него, сказал Литума.
– Так ведь кто, как не он, научил людей наслаждаться жизнью. – В глазах Дионисио вспыхнул насмешливый огонек. – Или вы, как те фанатики, имеете что-то против земных радостей?
– По мне, пусть хоть все лезут друг на друга и развлекаются как хотят, – ответил Литума. – Я и сам не прочь бы здесь так поразвлечься, да не с кем.
– А почему бы вам не употребить для этого вашего помощника? Парень-то вроде ничего.
– Этого никогда не будет, – вспыхнул Литума. – Я не гомик.
– Да это просто шутка, господин капрал. Не сердитесь. – Трактирщик тоже встал. – Что ж, сделка, значит, не состоялась, и я остался ни с чем. Тем лучше для вас, господин капрал, еще раз повторяю вам это. И тем хуже для меня. Вдобавок теперь я в ваших руках, я же понимаю. Если вам вздумается рассказать кому-нибудь о нашем разговоре, я труп.
Он сказал это абсолютно спокойно, будто не испытывал ни малейшего сомнения, что капрал его не выдаст.
– Я – могила. Жаль, что мы не договорились, но это уже не моя вина. Хотя на мне эта форма, я мало что могу сделать.
– Хочу дать вам совет. Напейтесь хорошенько и забудьте обо всем. Мое заведение всегда открыто для вас. Пока, господин капрал.
Он небрежно махнул рукой и пошел вниз, но не по дорожке, которая вела в поселок, а в обход шахты. Литума снова опустился на освободившийся плоский камень и внезапно вспотевшими руками достал вторую за это утро сигарету. Все, что говорил ему Дионисио, кружилось теперь в голове, как те черные птицы на фоне белоснежных вершин. Безусловно, терруки имеют много пособников в поселке, в этом все дело. Вот почему так напуган Дионисио, вот почему он уедет отсюда, даже если для этого ему придется выдать нескольких своих клиентов, чтобы получить необходимые деньги. Вполне возможно, что эти трое отказались участвовать в чем-то или сотрудничать с кем-то, и за это их сбросили в шахту. Если в одну из ближайших ночей терруки подожгут пост и убьют его и Томасито, начальство пошлет их семьям похоронки с соболезнованиями, да еще их имена будут упомянуты в ежедневном приказе. Жалкое утешение.
Он несколько раз быстро затянулся, докуривая сигарету, его настроение менялось. Вспыхнувший было гнев уступал место тоске и смятению. Нет, это не могли сделать сендеристы. Скорее уж и впрямь здесь какое-то колдовство или беспросветная темнота горцев. Он поднялся и подошел поближе к полузаваленному камнями и деревянными креплениями входу в шахту. Неужели они там? Или это лишь побасенки пьянчужки, который хотел заработать несколько солей, чтобы поскорей удрать из Наккоса? Придется ему и Томасито самим лезть в шахту и своими глазами увидеть, что там.
Он бросил окурок и зашагал вниз. Карреньо, наверно, уже готовит завтрак. У Томасито тоже есть какая-то тайна. А иначе с чего бы он плакал по ночам? Неужели только из-за той пьюранки? Да это просто смешно. Мир катится к чертовой матери, вокруг казни, похищения, бесы, пиштако, муки, а полицейский Томас Карреньо рыдает по ночам из-за того, что его бросила какая-то бабенка. Хотя, конечно, она была первой, она лишила его невинности, и, судя по всему, она осталась единственной, кого попробовал наш простак.
* * *
В то утро, как и всегда перед командировкой или экскурсией, госпожа д'Аркур встала затемно, за несколько секунд до того, как зазвонил будильник. Ее охватила дрожь нетерпения, которую вот уже тридцать лет она испытывала всякий раз, когда ей приходилось уезжать из города по делам или для отдыха (она, кстати, не отличала одно от другого). Быстро одевшись, она на цыпочках, чтобы не разбудить мужа, спустилась на кухню и приготовила кофе. Чемодан был собран накануне и выставлен в прихожую. Когда она уже ополаскивала чашку, в дверях кухни появился зевающий Марсело – в халате, босой, с всклокоченными волосами.
– Как ни стараюсь не шуметь, всегда тебя бужу, – извиняющимся тоном сказала она. – А может быть, бессознательно обманываю себя, потому что в глубине души хочу, чтобы ты проснулся.
– А я, знаешь, отдал бы все на свете, лишь бы ты не ездила в Уанкавелику. – Он снова зевнул. – Поторгуемся? У меня при себе чековая книжка.
– Моя начальная цена – луна и звезды. – Она протянула ему чашку с кофе. – Не беспокойся. В горах я в гораздо большей безопасности, чем ты здесь, когда едешь в свой офис. По статистике, на улицах Лимы опаснее, чем в Андах.
– Никогда не верил в статистику. – Он зевнул и потянулся. Некоторое время смотрел, как она хлопочет у буфета, где в идеальном и тщательно продуманном порядке были расставлены чашки и блюдца, разложены ложки и ложечки. – От этих твоих поездок, Гортензия, у меня откроется язва. Если раньше я не умру от инфаркта.
– Я привезу тебе с гор свежего сыра. – Она откинула прядь со лба. – Иди досыпай, я постараюсь тебе присниться. Со мной ничего плохого не произойдет, не волнуйся.
В этот момент к дверям дома подъехал министерский джип, и госпожа д'Аркур заторопилась: поцеловала мужа, напомнила, что надо выслать в Смитсоновский институт конверт с фотографиями Национального парка Янага-Чемильен. Марсело проводил ее до машины и, попрощавшись, как всегда, обратился к Каньясу:
– Верни мне ее живой и невредимой, инженер.
Улицы Лимы, еще покрытые ночной влагой, были безлюдны. Через несколько минут джип выехал на главное шоссе, но и там движение было пока слабым.
– Ваша жена тоже так переживает, когда вы уезжаете в командировку? – спросила госпожа д'Аркур. Огни Лимы, затянутые утренним предрассветным туманом, остались позади.
– Не без этого, – кивнул инженер. – Но моя Мирта не слишком сильна в географии, она и не подозревает, что мы едем прямо в волчье логово.
– В волчье логово? – переспросил шофер, и джип резко вильнул. – Вы должны были предупредить меня об этом заранее. Если бы я знал, не поехал бы, я вовсе не собираюсь рисковать головой за те гроши, что мне платят.
– Что нам платят, – засмеялся Каньяс.
– Что вам платят, – уточнила госпожа д'Аркур. – Мне-то не платят ни сентаво. Я занимаюсь этой работой только из любви к искусству.
– Так вам это нравится, сеньора. Вы, наверное, и сами платили бы за то, чтобы заниматься любимым делом.
– Честно говоря, платила бы, – согласилась она. – Эта работа составляет смысл моей жизни. Возможно, потому, что растения и животные никогда меня не обманывают. А люди, наоборот, обманывают постоянно. Ведь вам тоже нравится наше дело, инженер. Иначе вы не стали бы работать в министерстве за такую мизерную зарплату.
– Это ваша вина, сеньора. Я читал ваши статьи в «Комерсио», я вам уже говорил. И они разбудили во мне интерес к природе, желание объехать Перу и своими глазами увидеть чудеса, о которых вы писали. Вы виноваты в том, что я стал изучать агрономию, а потом окончил лесной факультет. Вас не мучат угрызения совести?
– Тридцать лет я пропагандировала свои идеи – и вот наконец у меня появился ученик! – захлопала в ладоши госпожа д'Аркур. – Теперь могу умереть спокойно.
– У вас много учеников, – убежденно сказал инженер Каньяс. – Вы открыли нам, как удивительна наша земля. И как плохо мы с ней обращаемся. Не думаю, что найдется хоть один перуанец, который знает свою страну так же, как вы, и который всю ее исходил и исколесил, как вы.
