— А ты ее и не предлагал.
— Теперь предлагаю.
Она вздохнула:
— Поехали с нами на Рождество в Мэн.
Пол заехал за ними, и они покатили в Брансуик, почти не разговаривая в дороге. В Портленде они сделали остановку и выпили кофе, стоя рядом с машиной и ежась от холода.
Когда они двинулись дальше на север, их обступила суровая зима, обычная для штата Мэн. В какую сторону ни посмотри, везде висят тяжелые свинцовые облака. Вечнозеленые деревья у дороги отливают чернотой, ветви прогнулись под тяжестью снега.
Последний отрезок пути Пол провел на заднем сиденье рядом с Уиллом. Оба спали — во всяком случае, так казалось Руфи, когда она смотрела на них в зеркало заднего обзора. Но на подъезде к Суитхарбору Уилл встрепенулся и сел прямо. Руфь свернула с шоссе и запетляла по узким улочкам.
— Давай остановимся у Дома Картеров. Пожалуйста, — попросил мальчик, когда они миновали заснеженный поворот к дому Хекстов.
— Хорошая мысль, — поддержал сына Пол. — Заодно проверим, все ли там в порядке.
— Только снаружи посмотрим, открывать не будем, — дрогнувшим голосом сказала Руфь.
Дорога к дому была заметена снегом, и машина с трудом пробиралась по ведущей к коттеджу просеке. Наконец они выехали из-за деревьев.
— Вы только взгляните! — выдохнул Уилл.
Дом и сарай сияли в зареве угасающего зимнего дня. Низкое солнце казалось присыпанным толстым слоем ледяного порошка. Луг застелен бледно-голубым покрывалом, а за ним высятся холодные и черные остроконечные ели.
Уильям стиснул плечо матери.
— Красиво как. Можно я выйду?
— Если хочешь, — разрешила Руфь. — Только смотри…
Но мальчик уже распахнул дверцу и выпрыгнул в снег. Руфь с Полом наблюдали, как он, спотыкаясь и оступаясь, ковыляет к дому, то и дело вскрикивая от радости.
— Завтра весь будет в синяках, будет стонать от боли в мышцах. Но ничего страшного. Я так рада, что ему хорошо.
— В этой шерстяной шапочке он похож на маленького помощника Санта-Клауса. Откуда она у него?
— Какая-то девочка из школы связала. — Руфь поднесла руку к лицу. В горле засаднило.
Словно угадав ее мысли, Пол сказал:
— Давай не будем думать о будущем.
— Я так боюсь, что он не поправится, — тихо призналась Руфь.
Перед ними словно стояло полотно Эндрю Уайета — белый снег, мальчик, чуть дальше дом с темными ставнями, за которыми прячутся привидения и увядшие воспоминания.
— Давай хотя бы получше проведем ближайшие несколько дней. Устроим для Уилла настоящий праздник.
— Давай.
На следующее утро Руфь и Уилл вышли на Олд-Порт-стрит и побрели вдоль берега. День выдался серый, небо было затянуто тучами, но ледяной ветер, дувший в лицо, бодрил Руфь. Она постепенно успокаивалась.
За ночь похолодало. Волны с силой ударялись о сваи пристани, обрушивались на каменистый берег и рассыпались облаками брызг. Чайки кружили в фарватере рыболовецких судов, подбирая выпавшую из сетей рыбу и отчаянно сражаясь за добычу.
Руфь поежилась.
— На море даже смотреть холодно.
— Вода здесь всегда холодная, — сказал Уилл. Он держал руки в карманах, теплая шапка надвинута на уши. — Даже летом.
— Не хочешь зайти в «Донз донатс»? — предложила Руфь.
— Пошли.
Руфь принесла на столик у окна две чашки кофе и пончик.
— Жуй. Яблоко с корицей. Джози очень любила такие.
— Нет, мам, — возразил Уилл, — ей нравились другие.
— Нет, эти.
— Может, она их любила, когда ей было четырнадцать. А потом она полюбила шоколадные.
— Разве? — Руфь нахмурилась. — Ты ничего не путаешь?
Уилл едва заметно улыбнулся и протер запотевшее окно.
Через улицу и по карнизам домов были натянуты гирлянды, по краям тротуаров громоздились сугробы, из украшенных мишурой витрин улыбались пластмассовые Санта-Клаусы. В большом городе все это смотрелось бы убого, но здесь Руфь ничего другого не могла себе представить.
Когда они допили кофе, Уилл отправился в гостиницу, а Руфь зашла в магазин. Выбирая подарочную бумагу, она услышала, что кто-то к ней обращается.
— Миссис Хекст… Труди! — воскликнула Руфь. — Как ваши дела?
— Замечательно. — Гертруда Хекст внимательно изучала ее своими светлыми глазами. — А вы как, Руфь?
— Нормально, — кивнула она.
— Я так рада, что вы приехали сюда на Рождество. Дом Картеров опять ожил. Это просто здорово.
— Вообще-то, мы остановились в «Кэбот инн». Уилл очень хотел приехать, а я пока еще не готова войти в наш дом.
— Интересный компромисс. — На круглом лице Гертруды вдруг отразилась тревога. — Я слышала, Уильям не совсем здоров.
— Он серьезно болен. — Руфь попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. — И очень счастлив, что мы привезли его сюда.
— Но ведь Рождество надо встречать дома. — Гертруда схватила Руфь за руку. — У меня идея. Приходите к нам на рождественский ужин?
Руфь покачала головой:
— Спасибо, но мы не можем обременять вас. И…
«К тому же мы вас едва знаем», — хотела добавить она, хотя они были знакомы всю жизнь.
— Чем больше народу, тем веселее. Так, кажется, говорят? Особенно на Рождество. Нам будет очень приятно.
Руфь вспомнила слова Джози: «Для тебя все местные жители — музейные экспонаты».
— Хорошо, — неожиданно согласилась она. — Спасибо, Труди. Я очень тронута.
Переходя дорогу, она размышляла об этом городке, который всегда играл такую важную роль в ее жизни. Руфь почти ничего не знала о живущих здесь людях. Да, она знакома с ними. Встречая кого-нибудь на улице, останавливается и болтает о том о сем. Покупает у них омаров и малину, увозит от них домой в город банки с домашними консервами. Но кто они, чем дышат, кто их предки, она понятия не имеет. Дачникам нет дела до местных жителей.
На Рождество они отправились к Хекстам. Дороги были завалены снегом, небо серое, деревья окутаны туманом. Они остановились у калитки перед большим, давно не подновлявшимся домом. Залаяли собаки. На снег упала полоса яркого желтого света, и они увидели в дверном проеме фигуру Дитера Хекста.
— С Рождеством вас! — радушно поприветствовал он гостей. Когда Руфь поднялась на крыльцо, он двумя руками взял ее ладонь. — Добро пожаловать.
— Спасибо за то, что вы нас пригласили.
— Мы вам очень рады. Труди просто счастлива.
Руфь прошла в тесную прихожую и оттуда услышала, как Дитер приветствует Пола с Уиллом. Она повесила пальто и пошла навстречу Гертруде, встречавшей гостей в цветастой шали на плечах. Просторная, отделанная деревом гостиная занимала весь первый этаж дома. Резные потолочные балки были выкрашены в зеленый и красный цвета. Одну стену целиком занимали книжные полки. На них стояли большой бумажный лебедь, расписанные вручную тарелки и вырезанные из дерева ангелочки. И куда ни кинь взгляд — свечи, свечи, свечи, десятки свеч. В простенке — елка, украшенная только маленькими свечками. В окно виднелся оголившийся сад, за ним голубело в свете зимнего дня заснеженное болото.
На диванах по обе стороны от пылающей печи сидели незнакомые ей люди: старушка, мужчина в скандинавском свитере, женщина, такая же круглолицая, как Труди. В комнате пахло горящим деревом, жарившимся мясом, вином, пряностями и воском.
— Какая красота! — тихо воскликнула Руфь. — Какое чудо!
Словно во сне увидела она исхудалое лицо Уилла, черты которого в свете свечей выглядели более плавными, увидела, как Пол здоровается с собравшимися.
— Потрясающе, — сказал он. — Всех вас с Рождеством.
Гостей представили друг другу. Они познакомились с матерью Дитера, сестрой Труди и ее мужем. По кругу пошли кружки с горячим пряным глинтвейном. Руфь проследовала за Труди на кухню — просторную и теплую, уставленную мебелью из некрашеной полированной сосны. На большом столе громоздились тарелки и кувшины, блюдо с сырами, кексы с изюмом и орехами, облитые шоколадом анисовые печенья-звездочки.
Гертруда принялась поднимать крышки с кастрюль и нюхать содержимое.
— Ммм, — удовлетворенно произнесла она. — Соус отличный. Попробуйте. — Она подала Руфь ложку.
— Что это?
— Для индейки. Вино, немного куантро, еще кое-что.
— Вкусно. — Руфь присела на краешек стола. — Спасибо, что пригласили нас. Вы так добры.
— Мы вам очень рады.
Какая она великодушная, думала Руфь. Она вспомнила, как Гертруда помогала им в скорбные дни после смерти Джози.
— А что с Уиллом? — спросила Труди.
Руфь обхватила себя за плечи.
— Лейкемия. — В теплой кухне страшное слово прозвучало особенно резко.
— О боже! Какой ужас.
— Мы думали, он выздоровел. Но болезнь вернулась.
— Бедный мальчик. По нему не скажешь, что он так тяжело болен. Вы, по всему видать, незаурядная женщина.