Он писал об этом плане с легкой и нежной иронией, и каждая новая фраза словно бы прокладывала путь к Мадлен, долгий, усыпанный цветами путь. Под конец он перечел эти два листка, положил их в конверт, наклеил марки, купленные им в Анцио, надписал адрес, добавил слово «авиа», которое заключил в жирный прямоугольник, совсем позабыв о том, где он находится, словно стоило ему переступить порог каюты — и он увидел бы почтовый ящик.
Туман сразу облепил его лицо, едва он вышел на палубу. И он вспомнил об одной из прогулок с Мадлен в Версальском парке после дождя, когда между деревьями еще висела легкая пелена капель. Он с восхищением обнаруживал у своей спутницы ту же сопричастность с природой, то же тесное и тайное согласие с ней. А какая у нее была улыбка, когда она заметила лужайку шелковистого мха! Он вспоминал минуты умиротворенного молчания рядом с ней, когда он чувствовал, как сердце его очищается от яда, становится беспечным, доверчивым, как оно расцветает, воспринимая всю гармонию мира! Не без удивления обнаруживал он свою власть над другим человеком и то, как Мадлен преобразилась после их знакомства!
Он обходил капитанский мостик, как вдруг до него донеслись голоса с другого конца палубы. Нет, это не была слуховая галлюцинация! Он бросился туда и остолбенел! Он увидел команду «Анастасиса», поднимающуюся по шторм-трапу! Трое незнакомцев, широко расставив ноги, смотрели на него не менее напуганные, чем он сам. Четвертый собирался перелезть через леер. Нет, конечно, это были не моряки с «Анастасиса»! Уж слишком они были элегантно одеты, в шелковых трикотажных рубашках, полотняных шортах, к тому же судно их теперь уже было видно — дрейфовавшая совсем рядом одномачтовая яхта, и, хотя она была окутана туманом, ее можно было все-таки разглядеть, и того, кто стоял в кокпите за штурвалом, и девушку на корме, в брюках и блузке, подстриженную так же коротко, как и эти парни. У старшего из четверки, внимательно рассматривавшей Жоржа, по всей вероятности, главного среди них, были серые глаза и мускулистое тело. Слева на груди у него были вышиты две буквы: Ж. Л.
Не здороваясь, он спросил:
— Вы говорите по-итальянски?
— Немного, — ответил Жорж.
Один из яхтсменов начал беззастенчиво, в упор, его фотографировать, двое других повернулись к нему спиной и куда-то направились вместе, словно собирались обследовать завоеванную территорию. Их поведение сразу же убило чувство симпатии, которое толкнуло было Жоржа им навстречу.
— Что у вас произошло? — спросил Ж. Л. тоном, который окончательно настроил Жоржа против него.
— Взорвался котел.
— Вы капитан?
— Нет.
Он понял, что после такого ответа пал еще ниже в глазах этих парней, которые, оправившись от испуга, становились все более и более самоуверенными, рыскали повсюду, перекликались из одного конца палубы на другой, будто Жоржа и не существовало. В их поведении была наглость избалованных молодых людей, что побудило Жоржа в качестве ответной меры скрыть от них истинное свое положение.
Но Ж. Л. снова заговорил надменным тоном:
— А где же твой капитан?
— В Палермо.
— Ты один?
— Как видишь.
— Ты хочешь сказать, что все остальные уехали?
— Точно. Они отправились на берег, чтобы утопить свою печаль в вине.
— Так что ты остался один.
— А ты сообразительный.
Ж. Л. смотрел на него свысока, но с некоторым удивлением.
— А можно спросить, что ты здесь делаешь? Чего ждешь?
— Жду, когда меня возьмут на буксир.
— А скоро это произойдет?
— Надеюсь.
— А кто возьмет? Сицилийцы?
— Сколько вопросов! Ты случайно не полицейский на отдыхе?
Остальные трое, насторожившись, подошли к Ж. Л., черные от загара, с одинаково светлыми глазами. В них не чувствовалось настоящей враждебности, но взгляд был жестким. Должно быть, они принадлежали к богатой римской буржуазии. Этакие спесивые папенькины сынки.
— А чем это тебе полицейские не угодили? — спросил вдруг один из них, в зеленой рубашке.
— Всегда на стороне богатых, — ответил Жорж.
Движением руки Ж Л. отослал своих товарищей и неторопливо закурил, не предложив при этом сигарету Жоржу, который, засунув руки в карманы, наблюдал за ним. Теперь пропасть, разделявшая их, стала еще более глубокой, непроходимой. Жорж подумал, что совершил оплошность и Даррас вправе будет упрекнуть его в невнимательности. Ему следовало в первую очередь убрать трап и тем самым сделать невозможным подобное вторжение. Каким бы неприятным ни было появление этой группы, особой опасности оно не представляло. Однако, по словам Дарраса, каждый, кто помогает спасению потерпевшего кораблекрушение судна, получает на него право. Нередко достаточно бывает просто обосноваться на борту судна, чтобы утвердить этим свои права. «Не допускайте никаких посторонних на корабль, не позволяйте никому на него подниматься», — уточнил Даррас. И вот на тебе! Молодые люди ходили взад и вперед мимо Жоржа, делая вид, что не замечают его. Это пренебрежение, эта напускная непринужденность не только не рассердили его, но даже позабавили. «Интересно, что они обо мне думают?» Возможно, они станут вести себя еще более дерзко. Но уж тогда он сумеет их осадить. Конечно, он немного сожалел, что дело приняло такой оборот, но он докажет им, что ни унизить, ни запугать его они не смогут.
Теперь и девушка перебралась на борт, Ж. Л. галантно помог ей перелезть через леер. С минуту она внимательно смотрела на Жоржа своими бесцветными глазами, потом, наклонившись к своему спутнику, прошептала ему несколько слов на ухо. Казалось, она рождена была этим туманом, такая же невесомая и бледная, как он.
— Джина сомневается, что ты моряк.
Тон насмешливый и снисходительный.
— Почему же это?
— Она говорит, что у тебя недостаточно грубые руки.
— Скажи Джине, что я пользуюсь специальным кремом.
Она пожала плечами и отвернулась. Теперь Жорж закурил сигарету, но тут увидел, что «зеленая рубашка» выходит из камбуза, неся две корзины с бутылками минеральной воды.
— Тут у них целый склад. Надеюсь, тебя не смутит тот факт, что мы позаимствуем несколько бутылок.
— Тебя-то, я вижу, это совсем не смущает.
Сказано это было без всякой язвительности, но Ж.Л. отреагировал неожиданно резко:
— А тебе-то какое дело?
— Действительно, какое, — по-прежнему улыбаясь, проговорил Жорж.
Он бодрился, понимая, что они могут забрать все, что им заблагорассудится, даже личные вещи команды, а он не сможет им помешать. Не считая даже девушки и рулевого, оставшегося на яхте, их было четверо, сильных, широкоплечих. «Они запросто могут выбросить меня за борт, эти молодчики!» Он вспомнил о карабине. Полно, не следует ничего драматизировать. Пока что надо ждать, сохранять спокойствие и быть настороже…
С сигаретой в зубах он сделал несколько шагов по палубе и тут заметил, что туман теперь уже не такой плотный, что кое-где его серый цвет словно размыло, как на акварельных рисунках. Обернувшись, он заметил, что парень с фотоаппаратом спускается с капитанского мостика, держа в руках какой-то предмет. Огнетушитель.
— Чего уж тут! — посмеиваясь, сказал Жоржу Ж. Л. — Эта старая калоша наверняка пойдет ко дну, прежде чем ее дотащат до берега. Лучше уж мы разживемся.
— Разживетесь за чужой счет, — отозвался Жорж.
— Не строй из себя сторожевого пса, — бросил Ж. Л. — Получишь свою тысячу лир, чтобы промочить горло.
— Не пойдет, — улыбнулся Жорж.
— Черт побери, — сказал Ж. Л., — ты не хозяин, даже не капитан. По-твоему, лучше, чтобы все это пошло ко дну?
Один из парней направился к лееру и передал своему товарищу на яхте спасательный пояс и бинокль. Значит, они нашли место, где были сложены личные вещи команды и инструменты, оставленные Даррасом. Словно желая предупредить вмешательство Жоржа, Ж. Л. подошел к нему, в глазах его вспыхивали насмешливые искорки. Не вынимая рук из карманов, не двигаясь, Жорж смотрел на него. Он не мог помешать этому грабежу, который не так уж его волновал, хоть он понимал, что это означает.
— Как думаешь, — спросил он, — твои друзья оставят мне хоть доску, чтобы удержаться на воде?
— Пусть тебя это не беспокоит, — ответил Ж. Л., — главное — помалкивай.
Да, казалось, мир принадлежит им. Они считали, что все должно подчиняться их воле. Покориться им.
Девушка снова наклонилась к уху Ж. Л.
— Джина спрашивает, правда ли, что ты грек.
— Скажи Джине, — ответил Жорж, не переставая улыбаться, — что я с удовольствием отвечу ей, если она станет смотреть на меня как на человека.
— Ишь ты! — воскликнул Ж. Л. — До чего обидчивый!
Джина пожала плечами, отвернулась. Из сероватого тумана вынырнула «зеленая рубашка». Он нес малый якорь, который неизвестно где откопал.
