А также за собаками.
В этом мёртвом городе, никогда не существовавшем на карте с самого момента его основания, который и теперь был брошен историей на произвол судьбы, оставались ещё жители — несколько десятков собак.
Часть своего «тюремного моциона» она проводила, наблюдая за собаками.
Каждый день она ходила смотреть на дрессировки, утреннюю и вечернюю. Сейчас у них шли учения по высокоточным атакам, проходившим на всей территории мёртвого города. Собакам теперь предоставили больше места, и, чтобы посмотреть на репетицию подрывной работы, девочка последовала за ними. Это была настоящая репетиция. Девочка предположила, что они готовятся к какому-нибудь собачьему соревнованию, соревнованию чёртовых собак. Она была близка к разгадке, ведь они готовились к уличному бою.
Девочка соблюдала дистанцию и смотрела на собачью тренировку с расстояния в несколько метров. «Старик, так я всегда наблюдала за уроками физкультуры в школе. Гав-гав, гав-гав, носитесь здесь, как идиоты, неужели вы не устаёте?» Однако на самом деле они не так много лаяли. Большую часть времени они быстро бегали в тишине, преследуя врага. Ведь нападение должно быть бесшумным. Старик, их дрессировщик, Дед, как его назвала девочка, воспитал их должным образом. Но псы двигались так быстро и напряжённо, поэтому казалось, что они часто лают.
Шум был лишь от выстрелов.
Стреляли холостыми, чтобы собаки привыкли к грохоту пальбы. При появлении девочки они больше не лаяли, как на чужака. Ведь в первый раз старик отругал их за это. Собаки запомнили приказ. Поэтому стало тихо. Когда она появилась во второй раз, лишь несколько псов залаяли на неё, но за это их отругала сама девочка.
— Заткните пасти! — сказала она, злобно посмотрев на них. И одним взглядом заставила замолчать.
Увидев это, старик ухмыльнулся.
Больше сорока собак участвовали в обычных тренировках, изучали и оттачивали специальные приёмы. Обычно семь или восемь псов отдыхали. Им давали передохнуть, прежде чем они переутомятся. Старик оценивал состояние каждого из них и, как правило, по очереди выводил с дрессировки. Эти собаки целый день проводили в клетке.
В собачьем питомнике на открытом воздухе, выставленном всем ветрам.
Девочка ходила и туда. Прогулка к питомнику стала тоже частью её «тюремного моциона». Иногда собак становилось немного больше, появлялись молодые псы, наверное, их выкрали откуда-то. Чтобы привыкнуть к новой обстановке, они весь день проводили в клетке вместе с псами, оставленными здесь для отдыха. А ещё были совсем маленькие щенки. Щенки, рождённые в этом мёртвом городе. Недавно они жили в одной клетке с матерью и сосали молоко.
А теперь они остались одни, братья и сёстры, в этой огромной клетке.
В течение целого дня они были предоставлены лишь самим себе.
Щенки шести или семи недель от роду ещё не были бдительны. Девочка наблюдала за ними через прутья решётки. Обнаружив в клетке щенков, она впервые узнала, что здесь живут и старые псы, и маленькие щенки. Когда дед сказал ей: «СДОХНИ», на крыше ведь тогда залаял старый пёс. Она почувствовала, что ненавидит всё, что связано с этим дедом: и собак, и людей.
— Только не подумайте, что вы мне кажетесь симпатичными пёсиками, — сказала она по-японски.
Каждый день, стоя перед клеткой, она ругалась. Щенки, конечно же, выглядели симпатичными. Круглые мягкие шарики с торчащими ушками. Однако девочка повторяла лишь одно:
— Идиоты, идиоты, идиоты, чёртовы собаки! Вот вы кто, — говорила она, просовывая пальцы сквозь решётку. — За корм продаётесь людям, так ведь?
На щенках висели ярлычки. Она не умела читать кириллицу, но цифры прочесть могла. Ведь это были арабские цифры. 44, 45, 46, 47, 48, а затем 113, 114. Семь цифр — семеро щенков. Эти цифры для девочки были всё равно что их имена.
С помощью номеров девочка стала распознавать щенков мёртвого города.
Это помогло ей сосредоточиться на наблюдениях. Она зачарованно стояла перед клеткой. Наблюдения за непредсказуемыми движениями щенков ей совершенно не надоедали.
Она продолжала ходить к клетке и ворчать.
— А теперь свалитесь на землю! — говорила она. — Перегрызите друг друга! Чёртовы псины. Чего стесняетесь-то! Идиоты!
Часть её «тюремного моциона» проходила в ругани.
Однажды она решила испытать глупость щенков. Она пробралась к кладовке на кухню. Она знала, чем кормят щенков. Ведь она наблюдала за Бабкой. Девочка решила проверить свою гипотезу.
— Вы ведь за корм продаётесь, верно? Сорок четвёртый, сорок пятый, сорок шестой, сорок седьмой, сорок восьмой, сто тринадцатый, сто четырнадцатый, так ведь вас зовут? Может, вы и у меня возьмёте корм?
Это была её собственная гипотеза.
И она получила результат — хор голосов.
Номер 44 сказал: «ДАЙ».
Номер 114 сказал: «ДАЙ».
Номер 45, номер 46, номер 47, номер 48 и номер 113 сказали: «ДАЙ, ДАЙ, ДАЙ, ДАЙ, ДАЙ!»
Когда она просунула корм сквозь решётку, они даже не стали принюхиваться, что это за еда, а сразу же столпились возле неё, облизываясь.
У этих щенков совершенно отсутствовала осторожность. Период отлучения от материнского молока был уже позади, поэтому они не возражали против «русской собачьей еды». Девочка дала им бараньи копыта. Это были остатки еды, однако они их обглодали дочиста. Облизываясь. А ведь на костях оставалось всего лишь немного мяса и желатина.
— Ну что, вы рады? — спросила девочка.
Кажется, они и правда были рады.
— Так рады вонючему мясу?
— РАДЫ, — ответили щенки.
— Вот видите, — сказала девочка, на словах торжествуя победу, однако в её выражении одновременно проскользнули нотки упрямства и усталости. — Даже я могу вас приручить. И хвостом будете передо мной вилять. Потому что вы и есть настоящие идиоты. Потому что вы настоящее дерьмо. Вы такие же, как и эта Россия. Будете жрать вонючую баранину, чтобы только себе брюхо набить.
С того дня она стада ежедневно проверять свою гипотезу. Каждый раз, направляясь к клетке со щенками, она прихватывала с собой корм — ворованную еду и кормила их. Семеро щенков встречали её с радостью. Только завидев девочку, они начинали вилять хвостами. И лаяли: гав-гав, гав-гав.
Наблюдая за щенками, с жадностью уплетавшими пишу, девочка продолжала монотонно браниться по-японски:
— Меня тоже иногда заставляли есть баранину. Это невкусное жёсткое мясо. Вам оно нравится, верно? Кажется, нравится. Идиоты, я думаю, что баранина — это зимняя еда. Поев баранины, можно согреться. Так ведь? Я это хорошо поняла. Чёрт, я ведь много чего понимаю. Держите, — говорила она, просовывая пальцы внутрь клетки через нижнюю часть решётки.
Около её руки столпилось четверо-пятеро щенков.
Они облизывали её.
Девочка грубо потрепала одного из них:
— Эй, тебе ведь тоже жарко. Разве нет, сто четырнадцатый?
Ещё пара щенков тёрлись головами и боками, чтобы их тоже приласкали. Об её руку. Об её пальцы.
— Разве я не права?
— ПРАВА.
— Разве я не права?
— ДАЙ.
Вот таким стало ежедневное расписание девочки. Это было последнее по списку из мероприятий её «тюремного моциона». Наблюдение за щенками с номерными бирками, кормление ворованной едой и её монологи на японском, доносившиеся до слуха щенков. Своё недовольство она выражала в полной мере с монотонной интонацией. К этой монотонности щенки быстро привыкли.
Так продолжались её будни, как вдруг порядок был нарушен.
Трагически нарушен. Неизвестно, сколько дней или сколько недель уже продолжалась её скучная жизнь в мёртвом городе. Девочка сама этого не знала. Как и прежде, она не считала дней. Не знала, какой по счёту идёт день с тех пор, как она стала заложницей. «Я в возрасте X, идиоты! Пусть время идёт ко всем чертям!»
И вот что случилось.
Закончился обед. Старуха на кухне готовила джем. Девочка стояла за её спиной. Превратившись в человека-невидимку, наблюдала за наблюдающим.
«Ты понимаешь, Бабка? Ты, возможно, тоже моя заложница».
Однако девочка не сказала этого вслух.
Она пристально наблюдала за кухней, чтобы улучить момент и стащить корм для щенков. Находясь на одной территории со старухой, она ежедневно следила за ней. Ничего больше, только следила. За телом старухи, большим, как бочонок, за толстыми линзами её очков, за продуктами, расставленными на кухне. Овощи и ароматные травы. Свёкла. Укроп. Зелёный лук. Всё это лежало в корзинке. Нет, укроп стоял в стакане. Как будто букет. Греча и пшеничная мука. Масло… подсолнечное масло. Девочка точно знала, что это «подсолнечное масло», потому что на этикетке были нарисованы жёлтые цветы. Кухонная утварь. Котелки. Кастрюли с двумя ручками. Сковородки. Миски. Поварёшки. Ножи.
Для приготовления джема ничего из этого не было нужно.
