– Зачем тебе лед? - спрашивает он.
Снежана объясняет: в Америке все пьют воду со льдом. Первые полгода все просят just water, no ice, а потом привыкают, возвращаются в Европу и все время просят со льдом. Объясняет, а сама вспоминает бары, где пила воду со льдом, водку on the rocks, красное калифорнийское, вспоминает американских друзей и любовников. Ну, и вообще, я лед люблю. И снег.
– Потому и сюда приехала? - спрашивает Глеб.
– Нет, я просто люблю здесь. - И добавляет: - Это самая анархистская страна в мире.
В пятнадцать лет они были анархистами: рисовали букву "А" в круге, пили водку в подъездах и скверах, пели под гитару "Все идет по плану" и "наша правда, наша вера, наше дело - Анархия". А ты любишь анархию? спрашивает Глеб и Снежана отвечает двумя цитатами сразу:
– Я не верю в анархию. Просто все, что не анархия - то фашизм.
Смотрит заговорщицки. Глеб улыбается и кивает, как всегда, не понимая. Душно и накурено. Темный "Гиннес" в маленькой кружке, белое вино в бокале, "Эвиан" со льдом.
Снежана думает: на самом деле, помимо анархии и фашизма существует много разных других вещей, о которых трудно догадаться в пятнадцать лет. Сегодня она встретила в метро Костю, Пашиного приятеля, с которым они когда-то вместе пили водку в скверах, и он рассказал: Паша подсел на героин и совсем сторчался. Снежана хотела взять телефон, но потом струсила. Пусть ее первый мужчина останется в памяти молодым, отчаянным и безумным. Она бы хотела, чтобы он остался таким же, как был - но через десяток государственных границ и океан не поможешь бывшему любовнику. Даже если он твой первый мужчина и казался когда-то лучшим человеком на свете.
– Я люблю своих любовников, - говорит Снежана. - По-моему, они все были клевые. Я бы хотела, чтобы они все друг с другом познакомились и знали, что их связывает.
Хотел бы я познакомить Снежану с Таней? думает Глеб. Таня и Оксана виделись мельком и, похоже, не слишком приглянулись друг другу. Вряд ли Тане понравилась бы Снежана - но самому Глебу она с каждым днем нравится все больше. Каштановые волосы до плеч, серые глаза, почему-то грустные сегодня. Глеб накрывает ее руку своей. Снежана не отдергивает ладони, но и не подает виду, что заметила его жест.
– Знаешь, есть такая игра, - говорит она. - Посчитать, сколько рукопожатий отделяет тебя от какого-нибудь великого человека. Скажем, я знала парня, который однажды на парти познакомился с Ричардом Эйвори. Значит, от Тарантино меня отделяют три рукопожатия, ну, а от Умы Турман - четыре.
– А меня - пять, - говорит Глеб. Эту игру наверняка можно описать математической моделью теории графов, но, по счастью, он уже забыл все, что когда-то о теории графов знал: даже школьную задачу про кенигсбергские мосты вряд ли припомнит точно.
– Или меньше. Может, кто-то из твоих друзей сам знает Тарантино. Но я вот думаю, что можно играть в такую же игру про кто с кем спит. И тогда получится любовная сеть, которая весь мир окутывает, представляешь? Я думаю, наверняка были исследования. Ну, из-за СПИДа и всего прочего.
– Ага, - говорит Глеб, отхлебывая "Гиннес". - Сложная такая структура. У любовников же могут быть общие любовницы.
– Более того, - прибавляет Снежана, - любовницы тоже могут быть любовницами между собой. О бисексуалах почему-то всегда забывают.
Глеб забывает о бисексуалах, потому что сам никогда не стал бы спать с мужчиной. Он не имеет ничего против голубых, более того, он их политкорректно защищает, но не может представить себя в постели с мужчиной.
– А ты спишь с девушками? - спрашивает он.
Снежана надувает губки.
– Мне кажется, - говорит она, - вопрос имеет смысл, если за ним стоит реальное предложение. То есть, если бы ты был девушкой. А поскольку ты не девушка - замнем. Важно другое: эта сеть любовников, она как ARPANet.
Глеб переспрашивает, и Снежана объясняет: ARPANet - сеть, которую сделали американские военные, еще в шестидесятых, прообраз Интернета, устроенная так, что связность сохранится, даже если разбомбить часть компьютеров. Компьютерная сеть без единого центра.
"Гиннес" на вкус не похож на обычное пиво, и Глебу нравится. Ему вообще нравится здесь: нравится дым и духота, нравится английская речь, нравится, что все доброжелательны и улыбчивы, нравится Снежана, которая сидит напротив, пьет белое вино. Лед растворяется в "эвиане", Глеб невольно вспоминает старую песню Галича: и кубики льда в стакане звякнут легко и ломко, и в дальний путь к Абакану отправятся облака. Песня про то, что Галича будут слушать через сто лет после смерти и всё еще будут бояться. Он оказался плохим пророком: вот напротив Глеба сидит девушка, которая ничего не боится, улыбается, рассказывает про умное, словно девочка из матшколы.
– А потом это рассекретили и сделали Интернет, - говорит она. - И я задумала "хрусталь" как такую же сеть, понимаешь? Как место, где компьютерная сеть встречается с любовной.
– Что такое #xpyctal? - спрашивает Глеб.
– Это канал на IRC, туда ходят только те, с кем я спала. Ну, и я сама. А остальные вроде как о нем не знают. То есть знают, но не ходят.
Глеб улыбается. Теперь понятны шутки Андрея и Шаневича.
– И много там народу?
– Пока не очень. Я хочу, чтоб хотя бы семь было. Тогда я буду Snowball, а вы - seven dwarfs, как у Диснея.
Снежана смеется. Вина в бокале становится меньше, грусть исчезает из серых глаз, девушка превращается в прежнюю Снежану. Глеб идет за следующим бокалом, на этот раз уже не смущаясь. Когда у них с Таней был роман, бары были такие, что заходить туда не хотелось. А может, он просто был на десять лет моложе.
Он возвращается, и Снежана рассказывает, что такое IRC: мол, это такое место в Интернете, где люди могут общаться одновременно. Не пересылать друг другу письма, как на подписном листе, а в таком окошечке обмениваться репликами. Это просто. Ставишь себе mIRC - и вперед. Главное себе никнейм выбрать.
Глеб уже знает: никнейм, ник - это прозвище, компьютерное имя.
– Может, я буду просто Gleb? - говорит он.
– Нет, по имени нельзя, - отвечает Снежана, - это у меня правило. Я хотела всех назвать, как гномов, но они отказались. Я и подумала - а вдруг их больше семи будет? Так что теперь каждый сам себе выбирает. Я тебе сейчас расскажу, кто там есть. - Она лезет в сумочку, роется там, потом вываливает содержимое на стол. - Смотри, сейчас узнаешь мою душу. Слыхал же? Душа женщины - то, что у нее в сумочке?
Глеб пьет "Гиннес" и смотрит, как Снежана перебирает выброшенные из сумочки предметы.
– Смотри, - говорит она, - вот теперь сумочка пуста. Это означает: душа женщины по сути есть совокупность пустотных элементов. Пелевин у китайцев вычитал, я знаю. - Она смеется. - А раньше моя душа была… Вот - еженедельником с Golden Gate Bridge, еще брелком в виде статуи Свободы, тушью для ресниц, губной помадой, ароматическими шариками для ванны из "Артиколи" и безымянными презервативами, числом два. Важнее всего - презервативы. Знаешь, почему? Потому что в душе девушки всегда есть место любви! А ручки, ручки в душе девушки как раз и нет.
В душе девушки, думает Снежана, есть место любви, место ненависти, место грусти и тоске, место печали и надежде, место воспоминаниям и место страхам, место памяти, место восторгу, место яхочуводки и место яхочуебаться, есть место для буквы "А" в круге, для сторчавшегося любовника, для старых альбомов Егора Летова, для саундтрека к "Pulp Fiction", для романов Пелевина, для мамы, которая умерла, так и не доехав до больницы, для мачехи, которая в общем-то была клевая тетка. И, конечно же, есть место для семи белоснежкиных гномов, и это место заполнено не до конца.
Глеб протягивает свою ручку и Снежана пишет в блокноте пять имен:
Snowball
SupR
BoneyM het
Undi
– Сноубол - это ты, - говорит Глеб.
– Точно, - кивает Снежана. - А кто такие Суп-эР, Бони-эМ, Хет и Унди, тебе и не нужно знать. Просто выбираешь себе ник и начинаешь тусоваться онлайн. Как тебя в школе называли?
– У нас были не прозвища, а мифология, - смущается Глеб. - Я, например, трахался с маленьким зеленым человечком по имени Гл. Мой приятель Феликс был Железным, как Дзержинский, основатель КГБ, и еще гомосеком, потому что есть Железный Дровосек… ну, который Tin Man у Баума. - Почему-то Глеб думает: по-английски Снежане будет понятнее. Он забывает: Снежана выросла в Москве и, конечно же, знает, кто такие Дзержинский и Железный Дровосек.
– Вы, смотрю, были чудовищные похабники, - хихикает она.
– Не знаю. - Глеб на секунду вспоминает Емелю и пизду подмышкой. - Нет, мы просто были матшкольные мальчики из хороших семей. А тут подростковый возраст, гормональный всплеск. Но мы же только говорить об этом могли. Мы девочек наших даже поцеловать стеснялись.
– Глупые вы были.
– Да, - убежденно говорит Глеб. - Мы были глупые.
Глеб пьет вторую кружку "Гиннеса", Снежана допивает белое вино, они перебирают вариант за вариантом (Хочешь, будешь пионер, раз ты новичок у нас в сети?), и в конце концов Снежана решительно пишет на бумажке еще одно слово:
