Сегодня — никаких происшествий, если не считать растущей неприязни коменданта. Он совсем обезумел от злости. Опять начались брань и пинки. Ему хочется унизить меня, а ничего нового придумать он не может. Он забывает, что выносить все это входит в мои обязанности и ремесло боя уже не таит для меня ничего нового. Интересно, почему он тоже зовет меня теперь «господином Тунди»?..
* * *
Я застал коменданта и госпожу в то время, как они целовались. Мне казалось, что у него больше выдержки. Он выглядел как мальчишка, которого застали за кражей того, чем он явно пренебрегал до сих пор. Теперь я понимаю, почему госпожа может делать все, что ей вздумается.
— Ты нас… ты подсматриваешь за нами, болван! — взревел комендант, с трудом переводя дух.
За целый вечер он ни разу не посмел взглянуть на меня, тогда как госпожа, слегка улыбаясь, стучала пальцами по столу и посматривала на нас, прищурив глаза.
* * *
Разговаривая с женой, комендант больно наступил мне на руку. Ему удалось сделать это в ту минуту, когда я наводил глянец на его сапоги. Коменданту изменяет память. Он позабыл, что однажды уже сыграл со мной такую шутку и я не закричал. Он снова ушел не оборачиваясь, бодрой походкой человека, весьма довольного собой.
* * *
Зарывшись носом в газету, комендант сидел на диване рядом с женой и делал вид, что читает. Я кончал убирать со стола, изнывая от послеобеденного зноя. За все это время комендант не сказал ни слова. Зато он мастер бросать многозначительные взгляды, особенно когда злится. Все они предназначались мне.
За столом госпожа расспрашивала его об утренних делах, но он молчал. Видя, что ее усилия тщетны, она погрузилась в задумчивость и выходила из нее лишь для того, чтобы положить себе на тарелку какой-нибудь лакомый кусочек. Теперь она читала, сидя рядом с мужем. Я видел поверх газеты, которую он просматривает, как хмурятся его брови.
— Ну и жара! — сказал он, расстегивая воротник рубашки. — Ну и жара!
— Почему бы тебе не снять рубашку? Останешься в майке, — предложила госпожа.
Он вытащил рубашку из шортов, но снять ее не пожелал. Жена равнодушно смотрела на него. Затем она углубилась в роман.
Комендант потребовал стакан воды. Когда я подавал ему пить, он спросил, кипяченая ли это вода.
— Конечно, господин, — ответил я.
Он взял стакан двумя пальцами, поднес его к глазам, вытянул руку, поднял стакан над головой, снова приблизил к глазам, понюхал, сморщился, поставил стакан на поднос и потребовал другой.
Жена чуть заметно пожала плечами. Я подошел к холодильнику и, воспользовавшись минутой, когда белый не смотрел на меня, плюнул — о, самую малость! — в чистый стакан, куда и налил воды. Он выпил ее залпом и поставил стакан на поднос, не глядя на меня. Нетерпеливым жестом велел мне отойти.
Он сложил газету, потянулся и встал. Принялся шумно втягивать в себя воздух, словно его беспокоил неприятный запах. Голова его вертелась из стороны в сторону, наподобие флюгера. Вдруг он застыл на месте, повернувшись к окну, ставень которого захлопнул ветер.
— Пахнет… пахнет… отсюда… Открой ставень, — приказал он.
Ноздри у госпожи расширились, она понюхала воздух, изящно изогнув стан. Взглянула на мужа, стоявшего к ней спиной, и вновь принялась за чтение. Открыв ставень, я прошел мимо коменданта. Он знаком подозвал меня.
— А может, это от тебя… — сказал он, дергая носом. — Может, от тебя…
Госпожа подняла глаза к небу. Комендант отослал меня кивком головы. Он взял с дивана газету, чтобы заложить ею ставень, хотя тот и не думал закрываться.
— Когда в доме негры… все окна должны быть настежь… — говорил он, стараясь получше засунуть газету.
Он вышел на веранду и растянулся в шезлонге, обнажив грудь.
Когда все было прибрано, я поклонился госпоже и решил удрать на кухню. Проходя по веранде, я чувствовал, что комендант смотрит мне вслед.
* * *
Меня арестовали сегодня утром. Весь избитый, я пишу эти строки в хижине начальника караула, который должен передать меня г-ну Моро, как только тот вернется из служебной поездки.
Это произошло, когда я подавал завтрак господам. Инженер-агроном, сопровождаемый Птичьей Глоткой, остановил машину с оглушительным скрежетом тормозов. Оба взбежали по лестнице и извинились перед комендантом, что вынуждены так рано потревожить его.
— Мы приехали из-за вашего боя, — сказал Птичья Глотка, повернув голову в мою сторону.
Кофейник выскользнул у меня из рук и разбился о цементный пол.
— Знает кошка, чье мясо съела, — заметил Птичья Глотка, подзадоривая себя. — Ведь правда, друзоцек?
Комендант отодвинул чашку, вытер губы и обернулся ко мне. Госпожа улыбалась, кривя губы. У любовника Софи был несколько растерянный вид. Он попросил у госпожи позволения закурить, но никак не мог зажечь сигарету. Птичья Глотка один сохранял спокойствие.
— Вот что… — начал он. — Кухарка господина Маньоля сбежала, прихватив заработную плату рабочих…
— Я заметил это в шесть часов утра, — дрожащим голосом перебил его любовник Софи, — С моего письменного стол исчезла шкатулка. Я позвал кухарку-боя, вы знаете ее — сказал он, склоняясь перед комендантом. — Ее комната оказалась пустой. Потас… — Он кашлянул, заглушив готовое вырваться слово, и покраснел. — Она сбежала, — продолжал он — захватив шкатулку, мое платье и свое барахло…
Судя по его взгляду, он готов был оторвать мне голову.
— Говорят, она невеста-любовница вашего боя, — сказал Птичья Глотка, гордый словом, которое он только что изобрел. — Как только господин Маньоль сообщил мне об этом, я велел закрыть все проходы через границу. Мои люди обыскивают туземный квартал… Мы подумали, что ваш бой…
— Сколько денег было в шкатулке? — спросил комендант.
— Сто пятьдесят тысяч франков, — ответил инженер-агроном, — сто пятьдесят тысяч…
— Понимаю, — проговорил комендант, смотря на меня.
Жена что-то шепнула ему на ухо. Он вытаращил глаза. С минуту они спорили. Комендант откашлялся и ткнул в меня пальцем.
— Что ты на это скажешь?
— …
— Знаешь эту особу?
— Да, господин комендант.
— Где она?
— …
Комендант смотрел на меня с довольным видом, по своему обыкновению надув щеки и подняв одно плечо выше другого. После препирательства с женой он потер руки и продолжал, не глядя на меня:
— Ну что ж, теперь сам улаживай дело с этими господами…
Птичья Глотка повертел шеей, любовник Софи вздохнул. Госпожа позвала Кализию.
— Отдай ей фартук, — сказал комендант, не глядя на меня.
— Пошевеливайся! — крикнул Птичья Глотка, вставая.
Любовник Софи вышел первым. Гости еще раз извинились перед комендантом и его женой. Я последовал за обоими белыми. Крупные слезы катились по щекам Кализии, когда она надевала мой фартук, доходивший ей до щиколоток. Подпрыгивая, как девочка, госпожа побежала в сад.
Баклю и повар еще не приходили. Часовой проклял на нашем языке всех белых на свете.
Птичья Глотка и любовник Софи приехали в джипе. Чтобы я не убежал, Птичья Глотка сел вместе со мной в кузов. Любовник Софи вел машину. Мы ехали по направлению к полицейскому участку. Птичья Глотка держал меня за пояс. Проницательно смотря на меня, он время от времени наступал мне на большой палец ноги. Инженер-агроном пустил машину полным ходом. Джип подпрыгивал, сея панику на своем пути.
— Что случилось? — кричали на нашем языке мои соотечественники, махая руками.
Тогда Птичья Глотка сильно дергал меня за пояс, а его подбитый гвоздями сапог упирался в мою ногу. Мы проехали по торговому центру, свернули к сторожевому посту и остановились перед небольшим сараем, крытым ржавым железом, над которым развевался трехцветный флаг. Это был полицейский участок. Птичья Глотка выскочил из машины и потащил меня за собой. Я тяжело упал к его ногам. Колени мои уже кровоточили. Подбежал стражник и застыл, вытянув руки по швам. Птичья Глотка толкнул меня к нему. От избытка усердия стражник изо всех сил ударил меня ребром ладони по затылку. Передо мной сверкнула лишь огромная желтая искра.
Очнувшись, я увидел, что лежу на земле. Птичья Глотка сидел верхом на моей спине и делал мне искусственное дыхание.
— Все в порядке, — сказал любовник Софи, переворачивая меня, — он приходит в себя…
Меня подняли. Птичья Глотка спросил, где Софи.
— Верно, в Испанской Гвинее, — ответил я.
— Почем ты знаешь? — взревел ее любовник.
— Она мне говорила…
— Когда? Когда же?
— Восемь месяцев назад…
— И ты знал о том, что она собирается сделать? — спросил Птичья Глотка.
— Нет, господин, — ответил я.
— Откуда же тебе известно, что она хотела бежать в Испанскую Гвинею?
