Когда мы остановились, он сказал:
— Видите, все в порядке, стоит ваша машинка. А мою буквально с этого места, вон оттуда угнали на днях, пятерочку BMW… На минутку оставил.
На прощанье я попросил у него телефон.
— Я дам, — сказал он. — Только не для того, чтобы вы мне эти деньги вернули. А просто потрепаться — звоните!
Что в конце концов произошло? Этот человек измазался с ног до головы, потерял деньги и, главное, время. От меня он взамен не получил ничего. Вообще ничего. И не хотел получать с самого начала. Отказывался получать.
И никогда, слышите, никогда теперь не говорите мне и кому-нибудь еще про то, что за рулем автомобилей в нашем городе сидят люди без души и сердца.
Бензин закончился, когда до АЗС оставалось метров 300. Не дотянул я до посадочных огней. Я начал думать, что делать, и ничего особенного не придумал. Тут мне позвонила приятельница из Ниццы и спросила, где я.
Я с удовольствием рассказал.
— Жалко, я только через месяц в Москву возвращаюсь, — озабоченно сказала она. — А то бы я приехала к тебе, привезла бы канистру. У меня в машине есть. Я один раз в такую же ситуацию попала, так меня на бензоколонке заставили купить металлическую канистру за полторы тысячи рублей. Один раз я в нее 10 литров залила, с тех пор она у меня дома лежит на всякий случай.
Я уж не стал уточнять, почему она у нее дома лежит, если на всякий случай, а не в багажнике машины. Все равно это был беспредметный разговор, потому что она, повторяю, из Ниццы мне сочувствовала. Тут возле меня остановилась «девятка» с наглухо затонированными стеклами.
— Что случилось, брат? — спросил парень, вышедший из машины.
Я ему объяснил. В таких случаях всегда ждешь, что на лице человека, которому ты такие вещи рассказываешь, мелькнет или такая легкая полуулыбка, или просто зафиксируется чувство неглубокого удовлетворения. "Вот почему, — расскажет он на следующий день всем, кого встретит на своем жизненном пути, — я всегда заправляю машину, когда остается еще как минимум четверть бака". Мое несчастье — это оправдание его идиотизма.
Но тут ничего не отразилось на челе этого парня, грузина, судя по акценту, кроме сочувствия.
— Тут рядом мой брат живет, — сказал он. — Я тебя сейчас к нему отвезу. У него в гараже все есть. Поможем.
Я уже понял, что понятие «брат» в его устах не означает никакой родственной связи. В лучшем случае речь идет о духовном родстве. Я согласился, запер машину. Он, кстати, проверил, закрылась ли она.
— У нас, — пояснил он, — очень тяжелый район в этом смысле. Повезет, если найдем твою машину там, где оставили.
— А если не найдем? — спросил я.
— В любом случае найдем! Где-нибудь да найдем! Это же наш район.
Интересно, что я только потом подумал, что, может, не надо было с ним ехать. А так мы с ним доехали до гаражей, он вызвал брата. Вышел еще один парень, и они куда-то ушли на полчаса. Оказалось, что мириться, потому что они уже три, что ли, года не разговаривали из-за чего-то очень серьезного, и водитель «девятки» только из-за меня решил помириться, вернее, из-за этой канистры.
И он мне ее принес. И отвез на АЗС, а потом до машины. И сам залил бензин, потому что "у меня руки все равно грязные".
От денег наотрез отказался. Я ему дал 500 рублей. Когда он отказался, я добавил еще 500. Он опять отказался.
— Зря, кстати, — сказал я.
— Зря? — переспросил он. — Считаешь, надо было взять?
— Надо было.
Тогда он взял и уехал. Обиделся, поэтому и взял.
Не забуду холодную сварку
Я торопился в Калугу. Заднее колесо рвануло с такой силой, что машина, шедшая по Киевскому шоссе, прямо подпрыгнула. Я подумал, что опоздаю теперь наверняка.
Через десять минут я подумал, что не то что опоздаю, а вообще, может, не приеду в Калугу. Дело в том, что я не мог отвернуть секретный болт и поменять колесо. Секретка, с помощью которой это делается, фатально прокручивалась. У меня ни черта не получалось. Потом я по телефону у надежных людей выяснил, что секретный болт можно срубить с помощью зубила и молотка. У меня не было ни того, ни другого.
С поднятой рукой на дороге я стоял недолго. Парень в камуфляже на МАЗе хотел проехать мимо, но, увидев мой недоуменный взгляд, пожал плечами и встал как вкопанный. Он очень быстро вник в ситуацию и сказал, что у него всего пять минут, потому что его очень ждут в Толстопальцево. Он понял, что надо сделать.
— Всегда вози с собой холодную сварку, — сказал он и улыбнулся мне такой светлой улыбкой, что я понял: может, и не опоздаю в Калугу.
Так мне улыбалась моя мама, когда мне было очень плохо и жизнь казалась еще более бессмысленной, чем сейчас. Но тогда мне было семь лет.
Он выдавил из тюбика холодной сварки, похожей на обычную замазку, я размял ее, и мы намазали этим белым пластилином секретку и болт, чтобы они намертво схватились и можно было бы отвернуть этот несчастный болт.
— Я поеду, — сказал он, — а ты справишься. Я и так уже 20 минут здесь торчу.
Я кивнул. Он остался.
— Ну, минут 10 надо подождать, чтобы сварка схватилась, — сказал он. — Вот тебе, кстати, эта сварка. Незаменимая вещь. Ею автомобильные воры пользуются.
Через полчаса он проверил, схватилась ли сварка.
— Отлично, — сказал он, — давай крутить. Только осторожно.
Как только мы начали крутить секретку, вся конструкция рухнула.
Сварка не схватилась.
— Конечно, не меньше часа надо ждать. Ладно, давай по-другому попробуем.
И он принес зубило и молоток. Через пару минут металл вокруг секретного болта был изуродован.
— Сырой металл, кстати, тебе подсунули, — разочарованно сказал он. — Ладно, давай еще подумаем.
К этому времени застыли остатки холодной сварки, которые мы не выковыряли из секретки. Она стала вообще ни к чему не пригодна.
— Крутить надо, — сказал он. — Главное — не отчаиваться.
Мы крутили. Потом я попытался все-таки посадить его в МАЗ. Но он отказался уезжать. — Я не могу тебя здесь бросить, — сказал он. — Давай подумаем, чем я тебе еще могу помочь.
— Ни в коем случае! А как же Толстопальцево? — спросил я.
Он с трудом вспомнил, что это такое. Потом приехал эвакуатор, который я вызвал тайком от него еще час назад.
Он не обиделся.
Это было впечатляющее зрелище. «Пятерка» стояла на бензоколонке, заняв сразу четыре места, к тому же навстречу общему движению. Я просто не мог оторвать от нее глаз. Окна «пятерки» были затемнены.
Из автомобиля никто не выходил. Другие машины, увидев эту картину, мчались дальше на последних каплях бензина. Зрелище было на самом деле не из приятных. Кто знал, что внутри? Почему, например, она не могла взорваться? Время сейчас именно такое, когда только этого и не хватает. Представьте себе: BMW взрывается на бензоколонке в центре Москвы вместе, конечно, с самой бензоколонкой. И плюс весь квартал взрывается. Взрыв бензоколонки — это, судя по всему, очень страшно. Если даже думать об этом страшно; даже, так сказать, мечтать страшно. Но все-таки помечтаем: она взорвалась.
Наутро взорвались все газеты. Первые полосы посвящены только этому событию. Королевой бензоколонки кто-нибудь обязательно назовет женщину в черном, сидевшую в «пятерке». Ее никто не видел, но только потому, что и окна «пятерки» были черными. А так-то она там была, конечно. Днем будут приняты первые кадровые решения, уволят московского начальника ГИБДД. Российский начальник ГИБДД, подписавший приказ о его увольнении, подаст в отставку сам. ФСБ найдет связь между этой машиной и телом подводника Александра Пуманэ. Его самого к этому времени еще так толком и не опознают, но зато опознают его «пятерку». Выяснится, что это его третья машина. Все бросятся искать четвертую. Все согласятся, что военный на пенсии был не бедным человеком, если позволял себе держать такой автопарк, да еще и с полным боекомплектом.
Можно еще много чего предполагать, но об одном следует сказать уверенно: в результате обязательно подорожает бензин. Вот что было самым страшным.
И вот почему я не проехал мимо, увидев одиноко стоящую на АЗС «пятерку», а подошел к скучающей девушке, чье лицо белело где-то в глубине за потертым пластиковым окошечком кассы, и спросил, давно ли здесь стоит эта машина?
— Давно, — сказала она. — Полчаса уже.
— Так, может, подойти?
— Да мне как-то все равно, — вздохнула она. — А вам зачем?
— Вы серьезно?
Я понимал, что апокалиптический сценарий, который вихрем пронесся в моей голове, не смог бы задеть ее воображения. Но хотя бы дневная выручка ее интересовала же.
— Не знаю, — повторила она. — Я хотя бы отдыхаю сейчас от вас.