— Уж как-нибудь, — улыбнулся Дэнни, — не впервой. — Он поднялся со стула. — Извини за мухобойку.
— Ничего страшного. Главное, что сам ушел.
В понедельник домофон разбудил меня около семи. Я натянул шорты, вышел в гостиную и нажал кнопку.
— Кто там?
— Это я.
Я узнал голос Филипа и отпер дверь. Фил скользнул внутрь.
— Вот, возьми… — Он протянул раскрытую пачку «Лаки Страйк». — Последняя.
Пачка с единственной сигаретой была вся выпачкана кровью.
— Я только что убил Ала и сбросил труп с крыши, — сказал Филип.
Сигарета застыла у меня в руке.
Я сел на диван и показал на стул напротив.
— Садись и рассказывай все с самого начала.
— Мне нужно сто долларов — в Мексику поеду.
— Не спеши, парень, сначала про убийство.
— Мы пили в «Минетте», — начал он, — а потом решили прогуляться. Где-то на Второй авеню и вломились в заброшенное складское здание, хотели посмотреть, что там. Я нашел на полу топорик и стал бить стекла. Потом поднялись наверх. Ал все время твердил, что хочет со мной на корабль, я обозлился и толкнул его в грудь так, что он чуть не свалился с крыши. Посмотрел на меня и сказал: «Я хочу делать все, что ты делаешь: писать стихи, плавать по морям…» — Филип прервал рассказ и взглянул на меня. — Ты мне не веришь, да?
— Продолжай.
— Ну вот, он говорил и говорил, и тут я спросил его: «Хочешь умереть?» Он ответил, что да. Начал подшучивать, потом попытался обнять. Топорик был у меня в руке, и я ударил его по лбу. Он упал мертвый. В общем, дай мне сто долларов, мне нужно смыться из страны.
— Не дури, — сказал я. — На сотню далеко не уедешь.
Он пожал плечами.
— Как-нибудь, на попутках.
— Тебя мигом поймают.
— Все-таки не веришь, — насупился он. — Вот так всегда и бывает: копится, копится, а потом вдруг что-нибудь да случается.
— Ладно, Ала ты убил. А дальше что?
— Он лежит, глаза приоткрыты, словно смеется надо мной. Ну я и говорю: «Не фиг смеяться, сдох уже», — перекатил его ногой к краю крыши, и он свалился. Там этажей семь.
— Вас заметили?
— Нет, вряд ли.
— Вы же вместе сидели в «Минетте» и вместе вышли…
Я лихорадочно обдумывал ситуацию. Все складывалось.
— Так что гони сто долларов, — снова начал Филип, — не то и тебя пристукну. — Увидев мою улыбку, он поморщился. — Нет, не убью, конечно, но… Слушай, дай мне денег, а?
Я молчал.
Филип достал из кармана шелковый носовой платок, тоже весь в крови. В уголке виднелись инициалы «Р. А.». Он сунул платок мне под нос.
— Узнаешь?
— Да, это его. Сувенир?
Он взглянул на меня по-детски простодушно.
— Бери, если хочешь. Оставить?
— Ты что, спятил? Забери сейчас же! Накинув халат, я стал мерить шагами комнату.
— Не дашь денег, мне электрический стул светит! — заявил Филип.
Я подошел к нему и заговорил с вкрадчивыми интонациями Клода Рейнса:
— Электрический стул? Тебе дадут не больше двух лет. Знаешь, что на самом деле произошло? Это он на тебя напал. Хотел изнасиловать. Вот ты и потерял голову. Размахнулся, ударил, он полетел с крыши. Ты был в панике, защищался как мог — вот и все. Короче, найди хорошего адвоката, и он тебя вытащит.
Филип задумчиво кивнул.
— Пожалуй, два года я выдержать смогу. Хотя… не знаю. Дай мне револьвер, я лучше застрелюсь. У тебя же есть револьвер!
— Да, есть.
— Но нет патронов?
Он прекрасно знал, что патроны у меня тоже есть.
— Патронов нет.
Фил повернулся к двери, я пошел за ним. Доверяй я полностью его рассказу, я бы, наверное, положил руку ему на плечо и сказал что-нибудь ободряющее. Но он столько раз под разными предлогами клянчил у меня деньги…
— До свидания, Филип, — сказал я сухо.
Он кивнул и вышел.
Я запер дверь. Поднял с пола окровавленную сигаретную пачку, разорвал на мелкие клочки и спустил в унитаз.
Пора было идти на работу.
В понедельник ровно в девять я был готов бежать к раздаче вакансий в Юнион-Холл, но Фил все не появлялся. Мешок его лежал за диваном, где и вчера. Я сел и стал ждать. Если он просто вышел позавтракать, значит, вот-вот вернется. Я закурил, обдумывая, что сказать диспетчеру, чтобы наверняка получить сегодня назначение.
Домофон звякнул три раза, это значило, что звонят по телефону. Я спустился по лестнице в холл и взял трубку.
— Алло!
— Майк, это Фил.
Я в первый раз слышал его голос по телефону и улыбнулся, потому что звучал он странно.
— Майк, я вчера от старика избавился.
— Что? — переспросил я, хотя почему-то знал, что он имеет в виду. — Ты где?
— В «Якоре».
— Что ты там делаешь?
— Не знаю… Приходи.
— Ладно, сейчас.
Какая-то женщина с сумками в руках пыталась открыть входную дверь. Я дождался, пока она войдет, потом вернулся к себе.
Я вытащил мешок Фила из-за дивана, потом пошел в спальню. На моем мешке спала кошка, и я переложил ее на кровать к Джейни. Уже начиналась жара, лицо Джейни взмокло от пота. Мешки я положил рядом и долго смотрел на них, потом сообразил, что они не нужны. Повернулся, вышел из квартиры и стал спускаться по лестнице.
В холле я вдруг остановился и снова побежал наверх. Пошел в спальню, встал на колени перед кроватью и поцеловал Джейни в лоб.
— Жди, я вечером вернусь.
Джейни что-то пробормотала, не открывая глаз. Я вышел из дома и зашагал к Юнион-Холлу.
На улице стояла влажная духота, яркий солнечный свет заливал все вокруг. День обещал быть жарким. На углу Четырнадцатой и Седьмой авеню какая-то старушка пыталась продать мне букет цветов, но я проскочил мимо, не останавливаясь.
Фил держал в руке полупустой стакан виски, на стойке лежало несколько долларов и россыпь мелочи. В «Якоре» толпились матросы, они галдели вовсю, музыкальный автомат наигрывал что-то латиноамериканское.
Мы поздоровались, и Фил заказал мне выпить. Я устремил взгляд к потолку, где вращался вентилятор, и дал виски проскользнуть в желудок. Потом взялся за кружку пива и посмотрел на Фила.
— Значит, избавился? — спросил я. — Где он?
— На заброшенном складе, во дворе.
— Мертвяк?
— Само собой. Я прищурился.
— Ну-ну.
Фил криво усмехнулся, достал из кармана носовой платок и протянул мне. Платок был запачкан красным, в углу виднелись инициалы «Р. А.».
— Это его?
Он кивнул, потом показал на отвороты своих брюк хаки и приподнял ногу. Красные пятна были везде.
— Кровь, — сказал он.
Я не знал, верить или нет — уж больно он старался.
— Что случилось?
— Ударил его в лоб топором, и он упал мертвый. Я перекатил его к краю крыши и столкнул. — Он прикрыл уши ладонями. — Я вот так досчитал до трех, чтобы не слышать удара. — Лицо его болезненно скривилось. — Только все равно услышал.
— Расскажи с самого начала, — попросил я. Колени у меня дрожали и подгибались, пришлось облокотиться о стойку. — Пойдем сядем где-нибудь, я что-то стоять не могу.
— Я тоже. — Он сгреб в карман деньги и рассыпанные сигареты.
Мы вышли из бара, перешли на ту сторону и двинулись по Семнадцатой улице. Справа во дворе резвилась толпа ребятишек: качались на качелях, играли в чехарду, барахтались в бассейне. Фил улыбался, глядя на них. Я сообразил: он думает о том, что стал убийцей.
Сворачивая на Восьмую авеню, я обернулся и в последний раз посмотрел на моряков, толпившихся у Юнион-Холла.
Пройдя несколько кварталов, мы зашли в бар с кондиционером. Сели у стойки на табуреты, обитые красной кожей, и заказали по стаканчику виски «Лорд Кальверт» и пива вдогонку.
— Расскажи мне все, — снова попросил я, — все, начиная со вчерашнего утра.
— Вчера я весь день пробыл у дяди, выклянчил у него еще денег — перекантоваться, пока не устроюсь на другое судно. После ужина пошел в «Минетту» выпить виски. Встретил там Ала с Кэткартом, потом Кэткарт ушел, а мы остались.
Фил рассказал о своем разговоре с Деннисоном. Я спросил:
— Что делать будешь?
— А ты что посоветуешь?
— В общем, то же, что и Деннисон.
— Пожалуй, так оно и лучше, — вздохнул он и заказал еще по стаканчику. — Точно сяду на электрический стул.
— Глупости! Этот педик тебе проходу не давал, испортил жизнь… Полицейские тоже люди.
Фил пожал плечами. Я махнул рукой.
— Ладно, как бы то ни было, сегодня мы хорошенько надеремся. — И тут же, устыдившись, добавил: — Эх, жаль, что так вышло…
Он снова пожал плечами. Я поднял бокал.
— Ладно, помянем.
Я допил свой «Кальверт» и только тут заметил, что по щекам у Фила текут слезы. Мне еще не доводилось видеть его плачущим. Мне захотелось положить руку ему на плечо, и в конце концов я так и сделал.
— Для всего есть свое время, даже для убийства, — сказал я. — Сароян.
