– Ты как? – спросила у Марьяны Чебурашка. – Ничего?
– Сама не видишь? – ответила за сестру Сашка.
– Может, лекарства какие-то нужны? Я схожу, – сказала Чебурашка.
– Куда ты сходишь? Думаешь, аптека сейчас открыта? Как же! Станут они работать, когда вокруг такое творится!
Марьяна одевалась, не принимая участия в разговоре.
– Да чего ты выступаешь, блин? – внезапно окрысилась Чебурашка. – Я просто помочь хотела. Не надо так не надо!
– Все равно спасибо тебе, – сказала Марьяна.
И тут Чебурашка почувствовала, что начинает краснеть. С ней это случалось редко, но, уж если случалось, щеки ее становились свекольного цвета, чего нельзя было не заметить.
– Жарко тут у вас… – пролепетала Чебурашка, лихорадочно подыскивая повод, чтобы уйти.
– А что там на улице делается? – спросила Сашка. – Где стреляют?
– В центре. А тут вроде спокойно.
– Слышишь? – живо обернулась Сашка к Марьяне. – А Куренные как раз недалеко от центра живут. Нельзя туда идти. Скажи, Чебурашка!
– Нельзя, – кивнула та. – Шлепнут.
В ней снова проснулась ненадолго притихшая ревность. Уж измолотили эту Марьяну чуть не до смерти, а она едва очухалась – и сразу к
Алику! И ведь даже стрельбы не боится, стерва. Еще больше ее пугнуть, что ли?
Чебурашка уже открыла рот, чтобы нагородить всяких ужасов про перестрелку в центре города, но тут же передумала. Пусть эта трехнутая приезжая лезет под пули. Сама будет виновата, если что. Ну а доберется до Алика, он на нее и взглянуть не захочет с такой разбитой рожей. Плюнет и отвернется.
– Ну ладно, я пошла, – заторопилась Чебурашка. – Чао!
Когда дверь за ней захлопнулась, Сашка сказала недовольно:
– И чего, спрашивается, ее принесло?
– Ну как? Меня проведать. По-моему, очень даже трогательно, – ответила Марьяна.
– Не смеши!
– А в чем дело?
– Да в том, что сроду за ней такого не водилось. Ей же все до фонаря. Бабушка у них умирала, так она в это время на дискотеке отрывалась. Родная бабушка! А ты ей совсем чужая. Не наша даже. С какого перепуга вдруг такая забота?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Какая-то тут подлянка, честное слово!
– Брось ты ерунду городить! – отмахнулась Марьяна.
– А ты заметила, как она покраснела? – не унималась Сашка. – Когда ты ей спасибо сказала. Чего тут краснеть? Может, совесть нечиста?
– В каком смысле?
– А ты подумай, сестричка. Кто на тебя боевиков навел? Что если она?
– Да зачем ей? – искренне удивилась Марьяна.
– Не знаю…
– Не знаешь, так нечего зря на человека наговаривать! – сердито сказала Марьяна. – Давай объясняй лучше, где дом Алика!
– Я с тобой пойду! – вдруг с отчаянной решимостью объявила Сашка. -
Гори оно все огнем!..
Вооруженные люди в камуфляжной форме окружили трактор с прицепом.
– Не двигаться! – раздался из темноты властный голос. – Руки на голову! Быстро!
Все сидевшие в прицепе молча повиновались. Один только вскочивший на ноги Чванов будто не слышал приказа.
– Товарищи! – громко сказал он. – Мы свои, товарищи!..
– Руки! Кому сказано? – прогремел все тот же властный голос.
Клацнул передернутый затвор.
Чванов положил руки на голову, но остался стоять.
– Кто такие? – донеслось из темноты.
– Да свои мы, я же говорю! – сердито ответил Чванов. -
Краснокумские. Домой возвращаемся. С огородов.
– Назад поворачивайте! В город нельзя!
– Почему? Объясните толком. Что случилось?
Луч командирского фонарика пробежал по напряженным лицам людей, сидящих в прицепе, и остановился на Чванове.
– Город захвачен боевиками, – сказал командир. – Отряд моджахедов.
Сейчас будем их оттуда выковыривать. А вы поворачивайте назад.
На секунду-другую люди в прицепе онемели. А потом повскакивали с мест, крича все вместе. Кто-то из женщин громко заплакал.
– Без паники, товарищи! Без паники! – тщетно призывал командир. -
Город окружен нашими частями! Все под контролем!
– Тебе легко говорить! – истерично выкрикнула мать Людки Швецовой. -
А у нас там дети!
– Им вы сейчас не поможете, – отрезал командир. – Наоборот, только нам помешаете. И у меня приказ – никого в город не пускать. Ясно?
Но ему не удалось вразумить смятенных родителей. Люди стали выпрыгивать из прицепа на землю.
– Это у тебя приказ! А я ваши приказы в гробу видала! – бросила командиру в лицо Сашкина мать, Тоня. – Я пешком туда пойду, если так! И никто меня не остановит! Или ты по своим стрелять будешь?
Женщины еще сильнее зашумели, наступая на командира.
– А ну кончай галдеж! – вдруг заорал Чванов. – Не на базаре, мать вашу! Командир прав, нечего вам там делать! Только лишнюю панику устроите. А от этого лишь хуже будет. Головой думать надо, а не задницей!
Яростный крик Чванова немного отрезвил женщин. Они притихли, бросая на него злые взгляды.
– Послушай, командир, – негромко сказал Чванов. – Бабам, конечно, лучше здесь остаться. От них только шум и никакой пользы. Но у нас тут мужики имеются. Все служили в свое время. Выдай нам оружие.
– Нет у меня для вас оружия, – покачал головой командир.
– Быть того не может. Дай, не пожалеешь.
– Не могу. Не имею права.
– Можешь! – не сдавался Чванов. – Можешь, учитывая ситуацию.
Несколько лишних бойцов всегда пригодятся.
– Нет. И не проси.
– К тому же мы местность хорошо знаем, – продолжал упорствовать
Чванов. – И по городу с закрытыми глазами вас проведем.
– Нет, земляк, – вздохнул командир. – Гражданским лицам принимать участие в операции нельзя. Категорически! И я такую ответственность на себя не возьму. Сам должен понимать, раз служил.
– Я понимаю, – сказал Чванов. – Но и ты меня пойми. Поставь себя на мое место. У меня сын в городе остался.
– Сейчас все они там – наши дети, – снова вздохнул командир. – Да ты не бзди, земляк. Мы все сделаем как надо. Уж постараемся, себя не пожалеем. А ты лучше своих успокой, чтобы под ногами не путались.
Чванов только скрипнул зубами.
– Договорились? – спросил командир.
– Ладно…
Чванов отошел к своим, сбившимся в кучку, и спросил:
– У кого закурить есть?
Серафим Андреевич услужливо протянул пачку. Пальцы у него подрагивали. Чванов глубоко всосал сигаретный дым. Дым был горек, как желчь.
А на горизонте продолжали возникать вспышки, сопровождаемые непрекращающейся канонадой. Бой там шел серьезный. И, кого пощадят снаряды, кого нет, одному Богу известно. Только на него одного и была надежда.
Участковый Шульгин вместе с боевиками оказался в кольце окружения.
Самым разумным в этой ситуации было бы дождаться окончания боя и тогда выйти из укрытия. Но Шульгин счел такое поведение непростительной трусостью. Он горел желанием внести свою лепту в победу над врагом.
То, что участковый находился в тылу у противника, давало ему определенное преимущество. Только воспользоваться им Шульгин не мог.
Свой последний патрон он истратил на Сергея-Мовлади, и теперь бесполезный пистолет оттягивал руку.
Возможно, участковому так и не удалось бы вмешаться в ход боя, если б он не приметил снайперское гнездо, устроенное на крыше одного из домов. Засевший в чердачном окне боевик вел огонь прицельными одиночными выстрелами, поэтому засечь его было трудно. Но Шульгин засек и решил во что бы то ни стало уничтожить снайпера.
В подъезд участковый проник без труда и стал осторожно подниматься по лестнице. Дверь на чердак была приоткрыта. Шульгин проскользнул в щель и опустился на пол. К окошку, из которого вел огонь боевик, участковый пробирался ползком, затаив дыхание.
Наконец в оконном проеме он увидел силуэт снайпера. Здоровенный бородатый мужик стоял на коленях, прильнув к оптическому прицелу винтовки. Рядом с ним валялся автомат.
Снайпер находился буквально в двух шагах от Шульгина. Но участковому это расстояние казалось огромным. Продвигаться дальше ползком было опасно. Значит, надо быстро вскочить на ноги, одним прыжком оказаться рядом с моджахедом и оглушить его рукояткой пистолета.
Шульгин весь напружинился, готовясь к броску.
Но в этот момент снайпер каким-то звериным чутьем почуял опасность у себя за спиной и начал медленно оборачиваться.
Шульгин прижался лицом к пыльному полу. Спина его в одно мгновение стала мокрой. Он ждал выстрела, но его не было. Снайпер, ослепленный солнечным светом, ничего не мог рассмотреть в темноте чердака.
Шульгин понял это, подняв голову. Но через секунду-другую глаза снайпера привыкнут к темноте, и тогда…
Шульгин не стал дожидаться, что будет тогда. Он бросился вперед с оглушительным, яростным криком, вырвавшимся из груди. Не ожидавший нападения снайпер замешкался, и это спасло участковому жизнь. В следующий момент он изо всех сил ударил снайпера рукояткой пистолета по голове.
Боевик оказался крепким парнем. Несмотря на сокрушительный удар он сумел обхватить Шульгина жилистыми руками и с такой силой сдавил участкового, что у того затрещали ребра. Шульгин выронил пистолет и вцепился снайперу в горло. Они катались по полу, задыхаясь и хрипло матерясь, каждый на своем языке.
