Морщась, она выглотала кислое шампанское. Стукнула фужер об стол и встала, оглядываясь. Покачнулась. Сердце сильно колотилось, в голове крутилась бесконечная лента дороги, которую еще надо проехать, чтобы вернуться к Виве. Она повела глазами, разыскивая светлый проем входа. И испугалась — в прямоугольник толкался электрический свет фонаря.
Вылезла из-за стола и пошла, обходя танцующих, медленно, чтоб не подламывались на каблуках уставшие ноги.
В холле стояла тишина, было пусто, из туалета, отрезая дверью шум воды, выскочили две барышни и тут же исчезли в зале.
Инга прошла мимо большого зеркала на стене. Испугалась проплывающей там тени — женщина в зеленом платье, с темными волосами и смуглым лицом. И глаза, горят как у кошки.
Услышав голоса, встала, держась за спинку подвернувшегося стула. За небольшой полуоткрытой дверью, через свет другого фонаря вился сигаретный дымок. Иркин голос сказал со злостью:
— Ты слушаешь, черт, да ты слушаешь меня? Сесть хочешь? Притащил в кабак соплячку, школьницу. Ты блин столичный художник, у тебя выставки. Тебе нужен скандал? Тоже мне, Франсуа Вийон.
— При чем тут Вийон, Ирочка? Он поэт. А Инга чудесная девочка. Как… как родник. Может быть, я… через нее… а у тебя такие мысли!
— Какие вы, такие и мысли! Козлы вы, Каменев, и ты и Вадя твой. Морочишь голову девчонке, что твоей дочки ровесница. Кстати, что там Наташа с Лилей, как они?
— Прекрасно Наташа. Снова вернулась. И я очень надеюсь, что ее выкрутасы уже позади. Да хватит меня пилить уже!
Инга повернулась и ушла. Не стала заходить в зал, прошла мимо, к другой двери. Там, на асфальтовом пятачке разворачиваются машины и автобусы, стоят таксисты. Надо попроситься и поехать к Виве. Уже очень поздно. И она тут совсем одна. Потому что у него, оказывается, Наташа и Лилька. И ему с ними вполне прекрасно… а когда она приедет, то Вива заплатит водителю.
Шла, между пустых автобусов, к стайке облитых электрическим светом машин на краю черноты. Стараясь не думать о том, что, наверное, уже полночь, а еще ехать и ехать. Наклонилась к полуоткрытому окну жигуленка.
— Извините. Мне в Лесное, вы отвезете?
Дремлющий шофер открыл глаза, осмотрел испуганное лицо.
— Деньги покажь.
— Я… я заплачу, когда вы…
— Нет, — глаза снова закрылись, руки сложились на коленях.
— Извините…
Инга выпрямилась, смахивая рукой слезу со щеки. Губы кривились. Нерешительно шагнула дальше.
— Опаньки, — произнес за спиной ленивый голос, — опаньки, какие жопаньки! Эй! Эй, я кому сказал?
Она рванулась в сторону, но волосы натянулись, схваченные цепкой рукой.
— Чего, киданул ебарёк? Посидели, поплясали, а теперь ночевать ищешь?
Как пегая луна проплыло и встало перед глазами широкое лицо.
— Пусти, — злым шепотом сказала она, — пусти, а то я…
— А то, что?
— Пустили б девку, — вступил из другой машины невидимый шофер, — крутитесь тута, ментов на вас нет. Охо-хо… — и скрипя, окошко закрылось.
— Пусти! — Инга рванулась, подвертывая ногу и повисая на заломленной руке.
— Пу-усти-и-и, — проблеял обидчик, кривляясь.
— Стой, Пахота, — раздалось из-за спины. И с угрозой еще раз, — я сказал, ну?
Широкий неохотно отпустил руку. Второй подошел, загораживая Инге путь к отступлению.
— Ты с Лесного, что ли? Чего молчишь? Ты же Горчика баба, да?
— Я? — она непонимающе смотрела в темное, неразличимое лицо над широкими, обтянутыми футболкой плечами.
— Не я же, — ждал, разглядывая. И руки в карманах длинных светлых шортов.
— Нет, — ответила Инга, свирепо казнясь, ну вот же, могла бы просто кивнуть, да мол, баба, да Горчика. Так даже кивнуть соврамши и то не может.
— Нет? Ты ж Михайлова, да?
— Да, — крикнула с облегчением, — да, Михайлова, с Лесного.
Парень кивнул.
— А чего Серега в субботу не приехал? Были тут пара спортсменчиков, он их на раз сделал бы. Пролетел мимо бабок.
— Сюда?
— Ну да. Все лето мотался, а тут нету, я звонить уже хотел.
— Я скажу. Скажу ему. Я тут…
От ресторана раздался грозный крик. Петр мчался, размахивая ее сумкой, скалил зубы в темной бородке.
— А ну отошли от нее, мудилы!
— Чего? — сильно удивился парень в шортах, не вынимая рук из карманов, повернулся к подбегающему Петру, — тебе чего, дедушка? Давно за паклю не таскали?
Петр зарычал, кидая сумку и вздымая над головой сжатые кулаки.
— А-а-а, — радостно заревел сбоку толстый Пахота, — давай, я давай, Ром, щас я его!
— Нет! — Инга кинулась наперерез, выставляя руки в сторону тяжело прыгнувшего врага, — не надо!
— Пахота, остынь! — рявкнул тот, кого назвали Ромом. И толстяк неохотно остановился в метре от Инги, уже обхватившей Петра, что отталкивал ее, все еще замахиваясь кулаком.
Наступила короткая тишина, полная тяжелого дыхания.
— Нам пора, — сказала девочка сердитым и звонким голосом, — давно уже пора, я все жду-жду тут.
— Пора, так поехали, — угрюмо отозвался Петр и поднял сумку, настороженно глядя на парней. Пошел, крепко держа Ингину руку, к машине. Там сразу быстро заскрипело оконце, опускаясь.
— Не надо к этому! И к тому не надо тоже, — она дернула подбородком в сторону первого отказавшего ей водителя.
— Да? А к тем вот? — Петр потащил ее дальше, вдоль ряда автомобилей.
— Слышь, Михайлова, — окликнул ее Ром, — передай Сереге, пусть приезжает. Как обычно.
— Да. Да! — она почти упала в полутемный салон, дрожащими руками бросая рядом сумку. Нащупала руку Петра и, сжав, уложила к себе на колени.
— Черт, Инга, я тебя потерял. Как раз прощался с ребятами, тащили нас с тобой в Оленевку, ночевать, а я уперся, говорю, Инге нужно домой. Пришел, а там пусто. Я еще ждал, под туалетом, думал, ну, может ты там. Ирку отправил. Проверять.
— Ты меня искал? — она привалилась к вздрагивающему плечу, — испугался? Правда? Не верю.
— Не веришь, что искал? — обиделся Петр, и над ее головой провел рукой по курчавой бородке, пощипывая.
— Не-ет, что испугался. Не верю. Ты меня спас.
— Куда там. Сама справилась, чудодева. А что, знакомые твои?
— В первый раз вижу их.
Она закрыла глаза, прижимая его руку к груди. Господи, как хорошо, что едут, наконец, что не случилось драки, что бросили Вадю с Иркой, и Петр не пьяный, оказывается. Ну, совсем чуть-чуть. И она тоже от испуга совершенно протрезвела. Только очень хочется спать.
Она заснула, мягко валясь на его колени. И Петр, задремывая сам, время от времени смотрел, как фонари плывут, проводя светом по пухлым губам и смеженным векам, поправлял темные прядки на ее шее. С досадой пощипывал ухоженную бородку. Пакля… как сказал этот сопляк в шортах, давно за паклю не таскали, дедушка… тьфу ты.
Когда Инга проснулась, машина все еще ехала, ровно шипя колесами по тихому асфальту, и мерно вполголоса говорил свою песню мотор. А над серой водой медленно светлело небо, золотилось пышное облако, ловя сонные лучи не вставшего еще солнца.
Инга выпуталась из рук крепко спящего Петра, села, с мольбой глядя на светлую линию горизонта и сглатывая пересохшим ртом. Утро. Какой кошмар, уже утро, и Вива там, в доме, конечно, не спит, сидит, положив руки на колени, и слушает, когда же стукнет калитка. Отмотать бы время на час, всего на час обратно, чтоб еще было темно, а она уже подбегала к дому, тихонько вошла бы, и сказала, мы задержались, пожалуйста, ба, прости меня.
Ей казалось, пока ночь, даже опоздать на несколько часов не так ужасно, как возвращаться ранним утром.
А вдруг Вива спит? Вот было бы счастье.
Но покачиваясь и придерживая плечом спящего Петра, подумала мрачно, да где там, спит. Дай Бог, чтоб не пошла в милицию, звонить и искать.
У начала улицы Петр прижал ее к себе, но Инга вывернулась, испуганно глядя по сторонам.
— Выспись, — сказал тот, — а я потом зайду и все объясню твоей бабушке, — если буду прощен, на закате выйдем к скале, сделаю пару этюдов.
Поцеловал ее в макушку, улыбнулся и ушел, скрылся за деревьями.
В доме Инга остановилась у открытой двери в комнату Вивы. Сказала в напряженную спину, опущенную над столом голову:
— Ба? Ну… прости меня, ба. Я… так получилось вот…
— Иди спать, детка, — Вива встала, проходя мимо, вышла в коридор, не дотрагиваясь до внучки. Та, потянувшись, чтоб обнять, опустила руки. Но Вива, сделав пару шагов, вернулась и сама обняла Ингу, прижала к глухо стукающему сердцу.
— Господи. Я думала, может, авария какая. Или убежала ты. Как Зойка вот.
— Ба, куда я от тебя. Мы в Оленевке были.
— Занесло вас. Туда же три часа ехать?
— Четыре почти.
Вива кивнула, отпуская девочку.
— Понятно, почему задержались, считай, полдня в дороге. Ну, зато платье выгуляла. Иди спать, потом расскажешь, что было хорошего.
