Таким образом, в зале объемом 1800 кубометров находится как минимум 120–150 кг взрывчатого вещества. При взрыве такого количества ВВ внутри здания будет создано избыточное давление, безусловно, смертельное для заложников.
Галина Делятицкая:
Когда детей с репетиции привели на балкон и приказали сесть, дети сначала смотрели по сторонам и не понимали, что происходит. «А что случилось? А кто это?» А некоторые ребята даже восхищались: «У, здорово! Как интересно! Ух, какие боевики!» А доходить до сознания, что это серьезно, стало намного позже, когда боевики принесли эту бомбу. Они поставили ее по центру балкона – такой большой цилиндр цвета хаки – и сказали, чтобы все женщины сели вокруг этой бомбы. Вот тут страх по-настоящему появился. Сесть рядом с устройством, которое сейчас разорвет тебя на кусочки, причем женщинам сесть, – вот когда стало страшно!
В партере они такого не сделали, там зал и так был целиком заполнен. А у нас на балконе были пустые места, многие порознь сидели, кресел 40–50 не были заняты. Поэтому они заставили женщин сесть вокруг бомбы, а мужчин отсадили наверх, в левый угол. Не знаю почему. Может, боялись, что мужчины, сидя возле бомбы, предпримут что-нибудь…
Но реакция на это разделение была жуткая, трагическая. Мама пришла с сыном, девушка с парнем, муж с беременной женой – и вдруг их разъединяют. Как в кино про Освенцим. Причем все это разъединение указывалось пистолетом. Если кто не так быстро реагировал, били по затылку, по уху. И сидеть нужно было руки за голову – и взрослым, и детям, всем. И вот эта сцена, когда пары должны расходиться, – я просто видела их глаза и слышала реплики: «Успокойся, все будет хорошо…» А их разнимают. Насильно…
И у нас двух девочек отсадили от ребят – Кристину Курбатову и Сашу Розовскую, им обеим по 14 лет. А в Кристину, я знаю, был у нас один мальчик тайно влюблен, Арсений Куриленко. Ему 13 лет, и он, конечно, эту влюбленность скрывал, но как-то на репетиции я это заметила. Потому что в нем вдруг этакая меланхолия появилась, он перестал реагировать на мои замечания, и взгляд отсутствующий, и чуть не слезы на глазах. Я ему говорю: «Арсюш, ты что? Влюбился, что ли?» Он покраснел и едва не расплакался. Я говорю: «Все, все! Успокойся! Иди сядь в сторону, потому что ты все равно не работаешь». Потом мне ребята рассказали: когда они были в нашем летнем лагере, где продолжались репетиции «Норд-Оста», Арсюша признался Кристине в любви. А Кристина в мягкой форме ему сказала, что, мол, ты очень хороший человек, но мне нравится другой мальчик, давай мы с тобой будем друзьями. То есть не отшила его, а очень корректно ответила. Но он, конечно, все равно переживал и страдал, как все подростки страдают в такой ситуации. И неотлучно был возле своей Джульетты, а в тот вечер особенно, поскольку она приехала на репетицию с бронхитом и кашляла.
И вдруг – этот балкон… эти террористы в масках… кровь… бомба и – их разлучают, Кристину под автоматом уводят от Арсения. Нужно было видеть его глаза!..
Мальчиков оставили с Сергеем Валентиновичем, а меня заставили сесть около бомбы вмеcте с другими женщинами. Среди них была беременная, причем срок такой приличный. Ей все время воздуха не хватало, плюс это волнение – плохело ей постоянно. Еще была девочка-старшеклассница, страдающая эпилепсией. Она в обморок упала, ее вынесли на площадку подышать кислородом и привели обратно.
То есть у них первоначальная установка была никого не выпускать. Что бы с кем ни случилось – все остаются в зале. Никаких сантиментов, послаблений, ничего. Взрослые, дети – не важно. Сразу всем приказали: «Руки за голову!» Кто замешкался, тому прикладом в затылок. Я, как театральный педагог, сразу определила: это у них было заранее срежиссировано, отрепетировано, они хорошо знали все возможные ситуации и четко их разыгрывали. Первым делом устрашали, нагнетали страх, чтобы любую волю подавить своими жестами, окриками и жестокостью.
И вот мы сидим на этом балконе, а сзади, в вестибюле на третьем этаже, не то боевики, не то фээсбэшники разбили огромное окно. Может, это была первая попытка штурма, а может, террористы через то окно округу простреливали – не знаю. Только у нас там очень сильно дуло, просто холодом сифонило – это же конец октября, ночь, температура почти нулевая. Боевики-то тепло одеты, а наши ребята, как их посреди репетиции прихватили, так они и были – в футболочках «Норд-Ост». И мы с Сергеем Лобанковым периодически просили боевиков: у нас дети мерзнут, закрывайте, пожалуйста, хотя бы дверные шторы, мы-то сами встать не имеем права. А своим ребятам, когда их в очередной раз водили в туалет, говорили: приносите наши реквизитные вещи. Потому что туалет для мальчиков чеченцы сделали как раз в том репетиционном зале, где мы работали до захвата. Они там прямо на паркет и должны были мочиться. А там был наш театральный реквизит и одежда – пальто, плащики, какие-то платки сценические. Когда они что-то приносили, то мы их этим укрывали, утепляли. И конечно, Кристинку и еще одного мальчика с бронхитом, Шальнова, в первую очередь…
«Известия», Дмитрий Ольшанский:
Для президента ситуация очень тяжелая. По сути, чеченцы заняли Москву – Россия проиграла войну. Выбор очень сложен: либо престиж государства, либо жизни людей. Но никто этот выбор за Путина не сделает: он сам создал «вертикаль власти».
«Известия», Александр Хохлов:
Возможные варианты развития событий
Плохой:
После долгих переговоров власти решают удовлетворительно требования террористов. Морально это, безусловно, можно оправдать: на кону стоят жизни 700 человек. Появляется кто-то с лицом покойного Александра Лебедя и уверенным голосом говорит: войне – конец, миру – мир.
Чеченские боевики отпускают заложников и под «прикрытием» миротворцев, депутатов и журналистов триумфально возвращаются в родные горы. Россия в очередной раз утирается. Все телеканалы мира показывают народные чеченские танцы-зикры и радостные бородатые лица бандитов, кричащих «Аллах Акбар!». Где-нибудь в Турции начинаются мирные переговоры, которые приводят к независимости Ичкерии, а через несколько лет – к войне чеченцев за создание великого исламского халифата на территории Чечни, Дагестана, Ростовской области и Краснодарского края.
Еще хуже:
Генералы докладывают президенту, что готовы «замочить» террористов в ДК с минимальными жертвами среди заложников. Престиж державы требует применения силы. Моральное оправдание: мировой опыт, который рекомендует не идти на поводу у террористов. Возможные жертвы среди штатских объявляются «приемлемым» ущербом. Штурм начинается. Спецназ начинает атаку сверху, снизу из подвалов применяются усыпляющий и слезоточивый газы, светошумовые гранаты и прочие технические спецсредства. Но газ почему-то идет не туда и распыляется не так. Сверху и сбоку штурмуют не так быстро, как снизу… Итог: несколько погибших спецназовцев, гарантированно уничтожены террористы. Много жертв среди беззащитных заложников. Пышные похороны, много речей.
Хуже некуда:
Совмещение обоих вышеизложенных вариантов, только в другой последовательности. Сначала штурм, который захлебывается в крови или отменяется на полпути, потом переговоры и «Аллах акбар!» Такое уже было в Буденновске и в Кизляре, Первомайском. Как результат – куча трупов и полная потеря лица политическим руководством государства.
«Газета», политолог Центра Карнеги Лилия Шевцова:
В истории уже были трагедии с заложниками. В 1979 году в Тегеране были захвачены сотрудники американского посольства. Джимми Картер, который тогда был президентом, решил пойти на мирные переговоры, но в конечном итоге проиграл. Решение вести переговоры продемонстрировало слабость президента. А его попытка послать вертолеты для освобождения заложников закончилась тем, что вертолеты разбились.
Президент России должен публично взять на себя ответственность за освобождение заложников… Страна должна ощущать, что у нее есть лидер. Уход президента Путина или выжидательная позиция в данном случае говорит о том, что президент не решается взять на себя ответственность за победу или за провал. Пока Путин этого не сделал, он теряет рейтинг…
Александр Цекало, один из продюсеров «Норд-Оста»:
Ночью к штабу пришел Алексей Ситников, доктор наук в области психологии, отец русского НЛП и один из наших ведущих пиар-экспертов. Но всюду уже стояло оцепление, в штаб его не пустили, он вызвал меня по телефону, мы с ним прогулялись, и он мне рассказал о своем видении того, как это может развиваться. Он говорил: «Они никакие не смертники, смертники маски не надевают, их невербальное поведение тоже не похоже на поведение смертников. И ты обратил внимание на их фразу: «мы тут будем сидеть неделю»? А теперь посмотри по календарю – через неделю Чеченский конгресс в Дании. То есть это типичная пиар-акция накануне этого конгресса. А на самом деле никто никого взрывать не будет, но благодаря «Норд-Осту» конгресс будет в центре внимания всех мировых СМИ. И никакие переговоры им не нужны – все понимают, что войска из Чечни за один день не выведешь. Неделю они будут мучить людей, с тем, чтобы вызвать «стокгольмский синдром» сначала у заложников, потом у их родственников, а потом у всего мира. Когда весь мир обратится к этому конгрессу с просьбой помочь освободить заложников, конгресс поставит условием признать их статус борцов за свободу Чечни и легальность правительства Масхадова. После этого представитель конгресса летит в Москву, заходит в «Норд-Ост», выпускает всех русских заложников, а иностранцы и террористы получают самолет и улетают в Саудовскую Аравию. Там будет пресс-конференция, покажут кассеты с порочащими русскую армию кадрами. Террористы получат 15 лет, а через год-два их выпустят и каждому дадут по миллиону долларов. Все это наверняка расписано у них в условиях контракта. По этим условиям они должны добиться волнений в Москве, возможно – демонстраций и митингов…
