— Вот и хорошо. Сначала мы разместимся, а затем я повидаюсь с внуками. Ты не возражаешь, Алисия?
— Я нисколько. Мне самой очень хочется увидеть их.
— А теперь мы поужинаем. Мы оба умираем от голода. Вы ведь знаете, как отвратительно кормят в поездах. Вы много путешествовали, Оливия? — обратился ко мне Гарланд. — Или Малькольм держит вас здесь в заточении?
— Честно говоря, я немного путешествовала, сразу после свадьбы мы приехали сюда на поезде.
— Оливия из Коннектикута, — пояснил Малькольм. — Ее девичья фамилия Уинфильд. Ее отец был крупным судопромышленником, к сожалению, он недавно умер.
— О, настоящий янки, не так ли? — оживился Гарланд. — Алисия из Ричмонда, штат Виргиния, поэтому давайте не устраивать войну между штатами, — добавил он со смехом.
Малькольм ничего не ответил, но нахмурился, а Алисия улыбнулась.
— Я надеюсь, мы подружимся, — сказала она, пожимая мне руку.
Признаться, меня тронула ее теплота и общительность. Она была раскованна, как четырехлетний ребенок. И хотя я и убеждала себя, что в этом сказывался недостаток воспитания, ее открытость не могла не расположить меня к ней. Ей было немногим более девятнадцати, но она путешествовала по всей Европе и была наделена достаточным жизненным опытом. Казалось, что она быстро созрела, и все же ни свадебное путешествие, ни сознание того, что она стала состоятельной женщиной и женой выдающегося человека, не испортили ее.
— А, миссис Уилсон и миссис Штэйнер, — обратился Гарланд к женщинам, стоявшим в стороне. Мэри Стюарт робко пряталась за ними.
— Добро пожаловать домой, мистер Фоксворт, — тепло приветствовала его миссис Уилсон.
— Добро пожаловать, — сказала миссис Штэйнер.
Он наклонился и поцеловал руку обеим женщинам. Их, очевидно, смутило подобное приветствие.
— Я стал европейцем, — пояснил он, — путешествуя по Европе. Вам вдвоем лучше поглядывать за мной.
Обе женщины прыснули от смеха. Возможно, было что-то грубоватое в его поведении, но на слуг он произвел куда большее впечатление, чем Малькольм. Он посмотрел на Мэри Стюарт, которая поступила на работу уже после его отъезда.
— А, привет.
Она кивнула. Гарланд огляделся по сторонам.
— А это что, все слуги?
— Олсен, садовник, сейчас занят, — ответила я. — Вы можете продолжить работу, — приказала я слугам, и они быстро удалились.
Гарланд наклонил голову к подбородку и, сощурившись, взглянул на Малькольма.
— Мы сейчас ограничены в средствах? — спросил он.
— Конечно, нет, — ответил Малькольм. — Мы просто разумно ведем хозяйство. То, что вы практикуете дома, переносится и на бизнес.
— Ясно. Но думаю, что с появлением нас и в ближайшем будущем еще одного ребенка, нам придется увеличить прислугу, да, Алисия?
— Как скажешь, дорогой!
Я увидела, как скорчился Малькольм, словно от боли.
— Вперед и вверх, — объявил Гарланд и повел жену наверх по раздвоенной лестнице, показывая ей что-то и объясняя, а она продолжала посмеиваться и громко восхищаться.
Я и Малькольм остались внизу, глядя на них снизу вверх. Было заметно, что теплый ветер перемен ворвался в Фоксворт Холл, разбудив все, что спало здесь два века. От этого захватывало дух.
— Ну, ты видишь, как он смешон, — промямлил Малькольм. — Теперь тебе, надеюсь, ясно, что я испытывал к нему и почему?
— Почему ты ничего не написал ему о нашей свадьбе и о рождении детей?
— упрекнула я.
— Я не считал, что это необходимо.
— Не считал?
— Нет, не считал. Что касается Алисии… то вспомни, ты прибыла сюда раньше и ты старше. Ты будешь относиться к ней, как к ребенку и не представишь возможности кому-либо еще в этом доме отдавать распоряжения слугам, — закончил он.
— А если к ее желаниям присоединится Гарланд?
Он не ответил. Пробормотав что-то бессвязное себе под нос, он вернулся в гостиную, где и продолжал, вероятно, чтение газеты, начатое до обеда.
Я поднялась к мальчикам, чтобы одеть их к первому в жизни совместному обеду с дедушкой и приемной бабушкой.
Гарланд никак не мог понять, почему Малькольм не хотел разрешить мальчикам сидеть вместе со всеми за обеденным столом. Вначале Малькольм не хотел это обсуждать, но Гарланд упорно настаивал, и ему пришлось подчиниться.
— Их поведение за столом неблагоприятно для аппетита.
— Забавные Как и все дети. И ты был таким.
Лицо Малькольма покраснело, а губы побелели так, что стали не различимы с его зубами.
— Да, он был таким, — объяснил Гарланд Алисии. — Он мог довести любую женщину. Он всегда задавал бесконечные вопросы. Мать не могла его ни о чем попросить, не услышав в ответ его «почему?». Когда я возвращался домой, то заставал ее в полном смятении — она никак не могла с ним совладать. Я помню, как она бегала по всему дому, а Малькольм шел за ней по пятам. Она спасалась от него. Он измотал ее, —повторил Гарланд.
— И приказал ей упаковать чемоданы, — передразнил Малькольм. — У нас было в два раза больше слуг, включая и няню, имевшую полный пансион.
— И виной всему был он, — ответил Гарланд, не желая втягиваться в бесконечный спор.
Алисия нежно улыбнулась, и Малькольм оттаял.
Гарланд настаивал, чтобы ему и Алисии была сервирована левая половина стола. Малькольм хотел уступить ему место во главе стола, но Гарланд и слышать не хотел об этом.
— Мы празднуем медовый месяц, — ответил он, — и, следовательно, не можем сидеть так далеко Друг от друга, как вы с Оливией. Не так ли, Алисия?
— Нет, конечно. Где бы мы ни появлялись в Европе, Гарланд настаивал, чтобы мы сидели рядом. В этом вопросе он был сущим тираном.
— Можно себе представить, — прибавил Малькольм, но уже куда более мягче.
— Твой отец всегда забавлял меня, где бы и с кем бы мы не находились. Мы часто обедали с американскими туристами, а он то и дело смущал меня, — добавила она, обернувшись ко мне.
Улыбка ее была дружеской, искренней. Я кивнула ей в ответ и улыбнулась. Малькольм разглядывал ее, словно новый вид, хотя мне показалось, она была сродни тем молодым женщинам, которые присутствовали на нашем свадебном приеме.
— Скажи им всю правду, Алисия. Тебе ведь все это нравилось, — добавил Гарланд.
— Конечно, милый. Ведь я была с тобой, — ответила Алисия.
Они нежно поцеловались в губы прямо за обеденным столом так, будто нас и не существовало, словно они не замечали входящих и выходящих слуг. Когда я взглянула на Малькольма, ожидая увидеть осуждение на его лице, то, к удивлению своему, увидела зависть в его взоре. В глазах его было некое подобие улыбки, которая тотчас угасла, стоило ему посмотреть в мою сторону.
— Нам придется рассказывать вам об этом день и ночь, — добавил Гарланд скорее для меня, чем для Малькольма. — Мы замучаем вас бесчисленными описаниями и подробностями, но таков уж ваш удел, если вы вышли замуж за сына Гарланда Фоксворта, — добавил он и рассмеялся.
— Разумеется, вы можете не слушать, если не хотите, — вмешалась Алисия.
— Но мы хотим послушать, — сказал ей Малькольм. — Если вы сами обо всем расскажете. То есть, если отец позволит вам обо всем рассказать, не прерывая поминутно вас.
— Если надо, я могу замолчать, — добавил Гарланд. — Обещаю, — добавил он, поднимая правую руку.
— Не верьте ему, — сказала Алисия.
Малькольм улыбнулся. Вернее, почти засмеялся. Во время обеда я с удивлением заметила, как смягчалось выражение его лица, когда он беседовал с Алисией. В этой беседе я не принимала участия. Казалось, что они сидели за отдельным столом. Девушка была озвученным дневником путешествий, а Малькольм, который и сам много путешествовал, был явно увлечен ее рассказом. Гарланд жадно уплетал обед.
— Ваши дети очаровательны, — сказала Алисия Малькольму. — Я вижу в них кровь Фоксвортов.
— У Мала она проявляется сильнее, — ответил Малькольм.
— Это только оттого, что Джоэл так юн. О, я не могу дождаться, когда родится наш ребенок! — воскликнула Алисия, хлопая в ладоши.
Она откинулась на спинку стула. Меня поражало отсутствие в ней и намеков на этикет. Она говорила с полным ртом, вертелась, словно птица, а столовое вино глотала, словно воду. Малькольм проявлял в этот вечер поразительную терпимость, вероятно, потому что это был наш первый совместный обед.
— И как долго длится ваша беременность?
— Я полагаю, что немногим больше семи месяцев.
— Времени терять нельзя, — добавил Гарланд. — По крайней мере, в моем возрасте, — сказал он и снова рассмеялся.
— Ты никогда не теряешь времени даром, — сказала Алисия.
Они смотрели друг на друга с такой нежностью, что даже я покраснела. Они вновь поцеловались. Выходило так, что каждую свою фразу, обращенную друг к другу, они завершали поцелуем.
Малькольм, казалось, в разговоре с ней забывал о своем постоянном раздражении и не скрывал истинного удовольствия. Стоило Алисии обратиться к нему, как он приходил в восторг. Он покраснел, когда она прикоснулась к его запястью, но руки не отнял.