— Во сколько зайдет Ист? — Мама ищет пульт в диванных подушках, и от этого ее голос звучит глухо.
Лео заглядывает в телефон.
— Наверное, в ближайшие пятнадцать минут.
Обе оглядываются по сторонам. Буквально все поверхности покрывает тонкий слой собачьей шерсти. Кофейный столик заставлен грязными стаканами, возле парадной двери валяются пять башмаков — нет, не пять пар обуви, а пять отдельных ее предметов. Рождественская елка стоит криво, с наклоном влево, хотя с момента установки и мама, и Лео как минимум раз в день вспоминают, что нужно ее поправить. На лестничных перилах болтаются брошенные куртки, в мойке высится гора грязных тарелок, а комки пыли на половике уже основали целую колонию.
— Я за пылесосом, — говорит Лео.
— Я на кухню, — говорит мама.
Ист появляется через восемнадцать минут, как раз когда Лео буквально заталкивает пылесос обратно в шкаф, а мама захлопывает посудомоечную машину.
— Мы с тобой прямо-таки отчаянные домохозяйки, — шутит Лео, немного запыхавшись после их с мамой спринтерского рывка.
— Елка так и стоит криво, — вздыхает мама.
— Считай, в этом ее фишка. — Лео закрывает дверцу шкафа в прихожей и торопливо заправляет за уши пряди волос. — И это же Ист, ему все равно, убрано у нас или нет.
— Мне не все равно, — к удивлению Лео, говорит мама и включает посудомойку. Агрегат мгновенно пробуждается к жизни, его привычный гул создает в доме почти ту же атмосферу, что прежде; посудомойка трудится вместе со всеми обитателями дома, вносит свой вклад в создание уюта. Лео уже и не помнит, когда ее запускали в последний раз. Весь последний месяц, если не больше, Лео ела кашу из одной и той же плошки, которую потом споласкивала и оставляла сушиться на подставке, чтобы на следующее утро не тянуться за ней в шкаф.
У Лео вибрирует телефон. «Черт, надо же, расчувствовалась из-за какой-то посудомойки», — мысленно корит себя она. С таким настроением в Сочельник от Рождества и подавно не стоит ждать ничего хорошего. Если так пойдет, все кончится тем, что она будет рыдать, прижавшись к терморегулятору.
Лео открывает сообщения на телефоне. «Привет-привет», — написал Ист, и она почти слышит, как он произносит эти слова, вполголоса, с легкой улыбкой. Она поднимает взгляд на маму: та тоже поспешно заправляет волосы за уши. За последние месяцы мама заметно поседела. Внезапно Лео кажется, что время летит слишком быстро, что мама стареет и как будто бы отдаляется от нее…
— Ист пришел, — только и произносит она.
— Он стучал? — хмурит лоб мама, и Лео, покачивая рукой, демонстрирует ей телефон. — А просто позвонить в дверь нельзя было?
— Мам, никто давно уже не звонит в дверь. Это тебе не ситком. — Лео и не помнит, как вообще звучит их дверной звонок. — Я открываю? В доме порядок, Ист знает, что у нас есть собака и она линяет. Он не решит, что шерсть Денвера — это декорации к фильму.
Уголком глаза Лео замечает, как мама запихивает в ящик кухонного буфета пачку нераспечатанных писем.
Ист не соврал: он и в самом деле стоит у двери. Выглядит хорошо, волосы не падают на лицо, а зачесаны назад. Лео приходит в голову, что так причесался бы какой-нибудь дедуля перед походом на праздничную мессу. На Исте синяя рубашка, застегнутая на все пуговицы, серая кофта на молнии и — Лео знает не глядя — закрытые черные туфли. Строгая обувь, не то что его всегдашние клетчатые вансы и Нинино худи. Сестра Лео сейчас беспощадно затроллила бы Иста за этот временный вид. Но Лео — не Нина.
— Мило выглядишь. — Она отступает назад, пропуская гостя в дом. — И рубашка милая.
— Спасибо, — благодарит он. — Мне нравится ваша елка.
— Она кривая, — в один голос произносят Лео и мама.
Лео и забыла, что мама тоже здесь. Она оглядывается. Ей кажется, или мама вправду нервничает? Внезапно Лео вспоминает ту ночь в отделении неотложной помощи, вспоминает, как скрипели колеса каталки, как ярко светили флуоресцентные лампы, как мама, задыхаясь, влетела в коридор и как гулко разносились по коридору рыдания Иста.
— Здравствуйте, миз Стотт, — голос у Иста такой же напряженный, как мамино лицо. — Простите, что пришел в самый Сочельник, я просто хотел отдать это, — он показывает коробку, которую держит в руках, — Лео.
— Нет-нет, все в порядке, — говорит мама. — Рада… рада встрече, Истон.
— И я.
Мама первой подходит к Исту и прижимает его к груди. Он осторожно обнимает ее в ответ. В глубине кухни посудомоечная машина делает паузу, потом вновь с энтузиазмом принимается за работу, а Лео вдруг охватывает желание влезть между мамой и Истом, однако она понимает, что сейчас в их объятье места для нее нет.
Мама что-то произносит — так тихо, что Лео не может разобрать слов, — Ист кивает и отстраняется. Лица у обоих мокры от слез, мама со смехом торопливо утирает глаза рукавом, щеки Иста горят алым.
— Ну, не буду вам… — начинает мама, но Ист не дает ей договорить:
— Знаете, папа спрашивал, не могли бы вы подойти к машине, всего на минутку. Он просто хотел поздороваться. — Забыв, что волосы уложены, Ист проводит по ним рукой и только разлохмачивает шевелюру. Лео едва не бросается их пригладить. — Но если вы откажетесь, он поймет.
— Нет-нет, я выйду. — Мама поплотнее запахивает кардиган, и Лео обращает внимание, как похудела она с прошлого Рождества. Никто другой этого бы не заметил, но теперь, когда они остались вдвоем, Лео видит то, что раньше ускользало от взгляда.
Как только мама выходит за дверь и по подъездной дорожке направляется к машине, Ист смотрит на Лео.
— Привет, — говорит он. — Извини, что выгляжу как чувак из каталога одежды.
— У тебя очень милый вид, — уверяет Лео. — Честное слово.
— За последнюю минуту ты трижды сказала «милый».
— Вообще-то мы в честь тебя уборку сделали, — поддразнивает Лео. — И даже посудомойку загрузили, так что будь милым.
— Четыре.
— Ист! — хрипло восклицает Лео. Из-под елки показывается голова Денвера, а сама елка начинает бешено мигать огоньками.
— У вас там вечеринка, — Ист указывает на елку, и Лео догадывается, что он, наверное, просто тянет время. От смущения? За последние четыре месяца она видела Иста всяким, но смущенным — ни разу. Интересно, что у него там, в этой красивой обертке?
— Так ты пришел полюбоваться нашей диско-елкой или?..
— А, да. Да, прости. — Ист прокашливается, и Лео неожиданно чувствует себя старшей сестрой, хотя по факту младше его на два года. Не эти ли чувства Нина испытывала по отношению к ней — раздражение и одновременно желание защитить? — Короче. — Ист протягивает ей коробочку. — С Рождеством тебя. Прости, упаковал как сумел.
— Ага, изолента. — Лео крутит ее в руках. Подарочная бумага выбрана красивая, но из-за серебристой изоленты презент смотрится немного угрожающе.
— Ну да, у нас кончился скотч. — Пожав плечами, Ист опять проводит по волосам. Если продолжит в том же духе, люди решат, что на мессу он мчался в кабриолете во время урагана. — Ничего другого не нашлось.
— Не страшно, — говорит Лео. — Можно открывать?
— Да-да, конечно. Извини. Само собой. Я… гм… я очень надеюсь, что тебе понравится, а если нет, я выкину все это в мусорку и мы сделаем вид, что ничего не было.
Лео улыбается. Забавно наблюдать, как он переминается с ноги на ногу. Она-то привыкла видеть Иста-Крутого-парня, однако эта версия нравится ей едва ли не больше.
— Сто процентов мне зайдет, — уверяет Лео и рвет обертку прямо посередине, раз уж отлепить изоленту все равно не выйдет. Сперва она видит лишь заднюю сторону фоторамки, но как только ее переворачивает, весь воздух куда-то пропадает, и Лео невольно хватается за грудь, пытаясь заставить легкие задышать снова. На черно-белом фото она и Нина на вечеринке. Обе сидят на трамплине для прыжков в воду, Лео склонила голову к сестре, как будто хочет расслышать ее слова. Обе засняты в профиль, улыбка Нины сияет жизнью в неярком освещении бассейна. Размытые силуэты людей на заднем фоне лишь резче подчеркивают профили сестер, точно кто-то обвел их тонкой линией.
