– Кто капитан? Ну?!
– Ну я капитан… – сказал Казин.
– Останови мотор!
Отстранив от себя дуло автомата Высокого пирата, Казин прошел от стены рубки к рулевой колонке, перевел «телеграф»[2] на «STOP» и сказал в переговорное устройство:
– Стоп главный двигатель!
– Ты, белая обезьяна! – Махмуд ткнул автоматом капитану под ребро. – Сколько у тебя танков?
Капитан, глянув на дуло автомата, не ответил.
Но Махмуд до боли вжал ему в живот дуло «калаша».
– Сколько? Говори!
– Сорок два.
– А пушек?
– Тридцать гаубиц. И восемь установок «Шилка».
В рубку с двух сторон вошли остальные пираты, тоже мокрые и возбужденные, жующие кат.
– А сколько человек в команде? – продолжал Махмуд допрос капитана.
– Семнадцать.
– Где они? – И Махмуд снова вжал дуло автомата под ребро капитану.
– Внизу… – принужденно ответил капитан. – В машинном.
– Вызывай всех сюда.
Капитан повернулся к старпому, сказал по-русски:
– Экипаж на мостик.
– Андрей Ефимович, – отозвался тот. – Связь не работает.
Махмуд резко перевел автомат на старпома:
– In English!
– Я сказал, что связь уже не работает, – по-английски ответил ему старпом.
– Почему?
Старпом кивнул на разбитые приборы:
– Ну, вы же все провода оборвали.
Махмуд повернулся к своей банде, крикнул им что-то по-сомалийски, и те бросились к внутреннему трапу, ловко ссыпались по нему пятью этажами ниже, в машинное отделение. Здесь действительно была вся команда «Антея». Стреляя поверх их голов и крича на ломаном английском, пираты погнали моряков из машинного вверх по трапу. При этом каждому тыкали под ребра автоматами:
– Телефон! Отдать все телефоны!
– Часы снимай! Телефон давай!
– Давай деньги! Деньги давай! Давай! Давай!..
При выходе из машинного кто-то из пиратов заглянул в закуток, где находится парилка, и обнаружил там боцмана и еще трех моряков.
А распахнув какую-то дверь на нижнем, палубном этаже, пираты попали на камбуз. Там за плитой, на которой дымились паром кастрюли с супом, в углу, под иконой Богоматери 40-летняя повариха Настя и 25-летняя дневальная Оксана дрожали от страха, обнявшись и зажмурив глаза.
Сбросив икону на пол, пираты поволокли женщин из камбуза – тоже наверх, к ходовой рубке.
Пролетев над ледяными торосами Белого моря, самолет сделал разворот и пошел на посадку к запорошенной снегом Белой Гавани. Пассажиры прильнули к иллюминаторам, но, хотя это был ее родной город, Ольге было не до его красот. Едва самолет коснулся колесами посадочной полосы, как она достала мобильник и набрала московский номер:
– Алло, солнышко! Как дела? Ты покушал?
Убедившись, что «солнышко» не только поел, но и «сделал арифметику», а теперь вышел с Еленой Францевной на прогулку, Ольга расслабленно откинулась в кресле. Тут самолет подкатил к аэровокзалу, голос по радио сказал: «Наш самолет совершил посадку в аэропорту города Белая Гавань, просим всех оставаться на своих местах…» Но Ольга тут же отстегнула привязной ремень и – не обращая внимания на протесты стюардессы – с дорожной сумкой в руке ринулась к выходу. А две минуты спустя, на ходу застегивая пуховик и меховой капюшон, вышла из аэровокзала на продуваемую метелью площадь и, задохнувшись от морозного ветра, пробежала к такси, плюхнулась на заднее сиденье.
– Морская, 27. Я спешу…
– Буран идет, не разгонишься, – возразил водитель, включая скорость.
Тараня встречную поземку, машина в коридоре сугробов, наметенных вдоль нового шоссе, покатила к Белой Гавани. Метельный ветер срывал с этих сугробов снежные гребни и швырял ими в лобовое стекло машины с такой силой, что водитель включил и «дворники», и фары. Но даже «фордовские» фары пробивали снежную замять не больше чем на 4–5 метров, и, когда въехали в город, на часах было 6.12 вечера.
Тяжелые океанские волны раскачивали потерявший ход «Антей».
Подняв всех пленных в ходовую рубку «Антея», пираты выстраивали их у стены.
– Руки за голову! Руки!!!
Качка мешала этому построению, но Махмуд не вмешивался. Хозяйски развалившись во вращающемся кресле, он наблюдал за происходящим, ковыряя в зубах длинной деревянной зубочисткой. Тут в рубку вбежал Лысый с еще двумя пиратами, положил перед Махмудом наволочку с награбленным в каютах имуществом – деньгами, мобильными телефонами и часами-будильниками. Самый юный из пиратов – совсем мальчишка, – присев на корточки, тут же стал услужливо сортировать эту добычу: деньги в одну кучку, телефоны во вторую, часы в третью. Махмуд поднял глаза от этого имущества, посмотрел на выстроенных у стены моряков и сказал по-английски:
– Вы, белые твари! У кого еще есть деньги, часы и телефоны? Все сдать! Кто не сдаст – расстреляю! – И повернулся к капитану. – Скажи им.
Моряки посмотрели на капитана.
– Ребята, – произнес Казин, держа, как и все остальные, руки на голове, – отдайте всё, жизнь дороже.
Моряки стали выгребать из карманов последнее.
Сомалийцы выхватывали у них деньги, передавали юному черномазому парнишке, тот все деньги отдал Махмуду, а телефоны и часы ссыпал обратно в наволочку.
Тем временем два пирата привели в рубку повариху и дневальную.
При появлении женщин глаза у Махмуда вспыхнули, он вставил зубочистку в шапку своих жестких вьющихся волос, где торчали еще несколько таких же зубочисток, подошел к женщинам, внимательно осмотрел 40-летнюю повариху и 25-летнюю дневальную. Глянул на капитана:
– Это чьи бабы?
Капитан посмотрел на боцмана. Тот кивнул на повариху:
– Цэ моя жинка. My wife Nastya.
– А эта? – показал Махмуд на дневальную.
Оксана, дневальная, скосила глаза на молодого здоровяка – третьего моториста. И капитан посмотрел на этого моториста. Но тот молчал.
– Я спрашиваю: чья это баба? – угрожающе повторил Махмуд.
– Это моя дочь, – сказал капитан.
Махмуд подошел к нему, сунул автомат под ребро и посмотрел в глаза.
– Врешь.
Но Казин выдержал взгляд.
– Если не веришь, стреляй.
Неожиданно за разбитым иллюминатором появились клубы черного дыма, и старпом негромко произнес:
– Андрей Ефимович, пожар…
– Пожарная тревога! – громко сказал Казин.
Но стоявшие под автоматами моряки не решались двинуться с места.
А дым из пробоин палубной надстройки, пробитых гранатометами, валил все сильнее, и пираты испуганно загалдели по-сомалийский.
– Fair alarm! – сказал капитан Махмуду и приказал своим морякам: – За мной! А то взорвемся!
Мимо растерявшихся сомалийцев моряки выскочили из ходовой рубки и, на ходу хватая противогазы, бросились к пожарным гидрантам и начали раскатывать пожарные рукава. Пираты, не понимая, что им делать, бежали за ними с автоматами на изготовку.
А моряки, спустившись на второй и третий ярусы палубной надстройки, пробивались сквозь дым к горящим каютам, в которые Высокий и Лысый угодили своими гранатами.
Но двери этих кают уже заклинило от жара, а из-под них вырывались языки пламени и валил вонючий черный дым от горящих в каютах пластиковых полов и переборок.
Моряки стали поливать эти двери из пожарных стволов и огнетушителей.
Это не помогало, дым повалил и из смежных кают.
– Полундра! За мной! – крикнул боцман. – Наружу!
Схватив веревочный шторм-трап, боцман и еще двое моряков с пожарными шлангами выскочили на левое крыло капитанского мостика, сбросили веревочный трап вдоль наружной стенки и, натянув на головы противогазы, стали спускаться по нему навстречу клубам дыма. Пятиметровые океанские волны Аденского залива били в скулы корабля, веревочный трап с фигурами моряков раскачивался вдоль борта на высоте пятого этажа, но боцман и еще двое, утонув в клубах черного дыма, все-таки спустились почти к самой пробоине от попадания гранаты.
И то же самое проделали по правому борту механик, старпом и еще двое моряков.
А сомалийцы сверху, с крыльев капитанского мостика, наблюдали за ними в прицелы своих автоматов.
С помощью огнетушителей и водяных брандспойтов морякам удалось задавить пожар в двух выгоревших каютах.
И снова все – прокопченные и перепачканные сажей моряки, капитан и повариха с дневальной – были под дулами сомалийцев выстроены вдоль стены ходовой рубки и с руками за головами. Их почерневшие от сажи и копоти лица веселили чернокожих пиратов.
– Черно-белые обезьяны! – потешался Махмуд. – Раздевайтесь! Всё снимайте! Ну! Быстрей!
И для убедительности пальнул в воздух поверх голов моряков.
Моряки стали раздеваться.
Сомалийцы хватали их одежду, примеряли на себя.
Махмуд увидел на руке капитана швейцарские часы с двойным циферблатом.
– Давай часы! Быстро!
Казин снял часы и отдал.
– А деньги? Судовая касса?
Казин молчал.
– Понятно. Пошли!
Схватив капитана за воротник, Махмуд потащил его к внутреннему трапу.
