— Можно и я с тобой? Поглядеть хочется.
— Нет, Джон. — Я пытался прислонить Вертью к одной из стенок багажника, чтобы его не кидало туда-сюда на ходу, но кто-то мне мешал. — Джон, двигай отсюда! Тебе что, делать нечего?
— Ага. Где ты хочешь его похоронить, Фрэнни? На кладбище?
— Кладбище только для людей. Я еще не решил. Можешь ты наконец подвинуться, чтобы я его здесь устроил?
— Как ты его собираешься устроить, если он мертвый?
Я замер и закрыл глаза.
— Джон, как насчет гамбургера?
— Это было бы расчудесно.
— Заметано. — Я вынул из кармана пятидолларовую бумажку и протянул ему. — Купи гамбургер, а когда с ним покончишь, отправляйся ко мне домой и помоги Магде с дровами, идет?
— Идет. — Он зажал деньги в кулаке, но с места не сдвинулся. — Возьми меня с собой. Я буду себя вести тихо-тихо.
— Джонни, мне, видно, придется тебя пристрелить.
— Вот всегда ты так. — Он посмотрел на часы с портретом Арнольда Шварценеггера, которые я ему подарил несколько лет назад, когда он болел Терминатором. — Сколько у меня времени, прежде чем я должен буду помогать Магде? Не люблю быстро есть. У меня от этого газы.
— Можешь не торопиться. — Я похлопал его по плечу и открыл дверцу машины.
— Не знал, что у тебя пес в дружках, Фрэнни.
— Собаки умеют любить, Джон. Об этом пишут в книгах.
Отъезжая, я взглянул в зеркальце заднего вида. Он махал мне вслед рукой, как это делал бы ребенок, — его кисть ритмично двигалась вверх-вниз.
Магда считает, что о характере человека можно судить по тому, что лежит у него в машине. Остановившись у светофора на Эйприл-авеню, я посмотрел на пассажирское сиденье и увидел вот что: три нераспечатанных пачки «Мальборо», дешевый сотовый телефон с треснувшим от частых падений корпусом, сборник рассказов Джона О'Хары в бумажной обложке, запечатанный конверт со штампом городской больницы, содержащий результаты обследования с применением бариевой клизмы. В бардачке лежала упаковка мятных леденцов «Элтойдс» для освежения дыхания, видеокассета с фильмом «Вокруг света за восемьдесят дней» и компакт-диски с музыкой семидесятых, которую никто, кроме меня, не стал бы слушать. Единственными интересными вещами в моей машине были пистолет «беретта» у меня под мышкой и мертвая собака в багажнике. Результат этого беглого осмотра меня огорчил. Что, если бы мы жили у подножия Везувия и тот прямо сейчас надумал бы извергнуться еще раз? Погребенный под слоем лавы и пепла в своем двухтонном гробу марки «форд» я бы в идеальном виде сохранился для будущего. Спустя несколько тысячелетий археологи, откопав меня, принялись бы строить догадки, что я был за человек, исходя из содержимого моей машины: сигареты, компакт-диск группы КС &theSunshineBand, результаты обследования прямой кишки и собачий скелет. И что же это за ископаемое?
Где и как мне похоронить Олд-вертью? У меня в машине не было никаких инструментов. Прежде надо было заехать домой и взять из гаража лопату. Я быстро свернул налево и поехал по Бродвею.
В свой восьмидесятый день рождения мой отец поклялся, что никогда больше не прочтет ни одной инструкции. Умер он месяц спустя. Я сейчас об этом вспоминаю, потому что орудовал той же самой лопатой, когда его хоронил. Все решили, что я спятил. На кладбищах для этого есть могильщики, но я подумал, есть в этом что-то древнее и правильное — самому приготовить для отца последнее ложе. Я не смог бы прочитать каддиш, но вырыть для пса могилу было мне по силам. В жаркий летний полдень я орудовал лопатой и улыбался. Джонни Петанглс для компании сидел возле меня на земле. Спрашивал, куда мы уходим, когда умираем. Я ответил, что в Бангладеш, если при жизни скверно себя ведем. Он меня не понял, и тогда я у него спросил, куда мы уходим, по его мнению. В океан. Мы превращаемся в скалы, и Господь швыряет нас в океан. Не там ли теперь мой отец — прячет греческих кальмаров? Крутя баранку, я раздумывал о том, что сказал бы Джонни о посмертном местонахождении животных.
— Шеф! — закаркала рация.
— Маккейб слушает.
— Шеф, у нас тут семейные разборки на Хелен-стрит.
— Скьяво?
— Угадал.
— Ладно, я здесь недалеко. Сам займусь.
— Да уж лучше ты, чем я, — хихикнул диспетчер и повесил трубку.
Я покачал головой. Дональд и Джеральдина Скьяво, урожденная Фортузо, были моими одноклассниками в средней школе Крейнс-Вью. Поженились они сразу после выпуска и с тех самых пор ведут непрерывную войну. То она даст ему по голове кувшином. То он даст ей по голове стулом. Хватают что под руку подвернется. Долгие годы все вокруг уговаривают их развестись, но у этих голубков ничего нет на свете, кроме их взаимной ненависти, так неужели же и от нее отказаться? Примерно раз в месяц их обоюдная вражда достигает максимума, и тогда кому-то из двоих здорово достается.
Несколько подростков из соседних домов давились от смеха на дорожке перед домом Скьяво.
— Ну, что там такое, орлы?
— Да тут самые настоящие «Звездные войны», мистер Маккейб. Она там вопила как резаная. Но потом все успокоилось.
— Это у них перерыв между раундами. — Я прошел по тропинке к входной двери и повернул ручку. Дверь была не заперта. — Есть кто-нибудь дома?
Ответа не последовало, я повторил вопрос. Молчание. Я вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Меня сразу же поразили исключительная чистота и приятный запах. Джери Скьяво, этой ленивой грязнуле, было наплевать, чем воняет у нее в доме. А муженьку ее — тем более. Разнимать их было неприятно еще и потому, что для этого приходилось входить в дом, где неизменно воняло потом, затхлостью, поскольку окна месяцами не открывались, и старой едой, попробовать которую не возникало ни малейшего желания.
Теперь все было иначе. В нашем городе недавно открылся магазин, где продавалось множество всяких экзотических сортов чая. Сам я чай не пью, но в этот магазин то и дело заглядываю под любым предлогом, чтобы насладиться царящими там ароматами. Когда прошло мое потрясение при виде чистоты и порядка в жилище Скьяво, я узнал запах: пахло у них, как в том чайном магазине. Стойкое, изысканное благоухание, наводящее на мысли о множестве прекрасных вещей.
Но сюрпризы на этом не закончились, потому что дом ко всему прочему оказался пуст. Я переходил из комнаты в комнату в поисках Дональда и Джери. Со времени моего последнего визита здесь ничего не изменилось. Тот же дешевый диван, то же доисторическое кресло стояли в гостиной бок о бок, как две отдыхающие задницы. Семейные фотографии на каминной полке, мечущаяся по клетке тощая канарейка цвета мочи — все как прежде. За исключением прямо-таки образцовой чистоты и порядка, каких в этом доме сроду не бывало. Казалось, супруги Скьяво навели в доме порядок, чтобы отметить какое-то событие или принять важного гостя. А как только покончили со всеми приготовлениями, куда-то смылись.
Я стал спускаться в подвал, почти уверив себя в том, что там отыщется жуткий ответ на все вопросы: чета Скьяво висит на привязанных к перекрытиям веревках или кто-то один стоит над трупом другого с ликующим выражением на лице и пистолетом в руке. Но мои опасения не оправдались. В подвале не нашлось ничего, кроме аккуратной стопки старых журналов, кое-какой мебели и всякого старья. И даже оно было аккуратно уложено в углу. Здесь тоже стоял приятный запах. Что бы, черт побери, все это могло означать?
Задний двор у них был огромный, как автобусная остановка, но трава там оказалась подстрижена. Прежде она никогда не бывала у них меньше пяти дюймов. Я как-то даже предложил Дональду воспользоваться моей газонокосилкой — он ворчливо отказался.
Я вернулся в дом и опустился в кресло, чтобы все обдумать, и неожиданно провалился, едва зад себе не зашиб об пол, — пружин, которые должны были меня поддержать, не оказалось. Я встал и разгладил поверхность кресла, придавая ему прежний вид. И тут увидел перо.
У противоположной стены комнаты находился камин с заложенным дымоходом. Воюя с дурацким креслом, я приметил на полу перед камином что-то необыкновенно яркое. На нетвердых после борьбы с креслом ногах я подошел к камину, наклонился и поднял с пола это перо. Дюймов десяти длиной, оно поражало пестротой расцветки — пурпурный цвет сменялся зеленым, затем следовали черный, оранжевый, множество других. Трудно было себе представить более неподходящую вещь в доме этих бездельников, но она оказалась здесь. Я не сводил с нее глаз, набирая номер полицейского участка и рассказывая обо всем Биллу Пеггу.
— Это что-то новенькое! Может, их телепортировали на космический корабль?
— Их-то капитан Пикар ни за что не потерпел бы на борту «Энтерпрайза». Ты не получал сообщений о происшествиях, Билл? Автокатастрофы или что-нибудь в этом роде?
