Джон Кинг - Фабрика футбола

ДЕЛАЯ НОГИ

Ты уже здорово набрался после десяти пинт пива, с нормальным музыкальным автоматом и бессмысленно тыкающимися туда-сюда молодыми телками – в основном шлюхами в мини-юбках, черный хлопок складывается на их задницах в графическую гармошку – не лучшее утешение для глаза после уже увиденного: нескольких голубых, торговцев краденым ненужным дерьмом и еще проституток, с ногами, расползающимися в стороны как по маслу. Ты говоришь им подождать немного, потому что выпиваешь со своими приятелями, опрокидываешь самое дешевое пиво раз за разом, и каждый заход – как будто оно последнее в твоей жизни. Восемь вечера, вот уже девять – вечер разгоняется как паровоз – чем дальше, тем быстрее. Обычный конец недели – впереди два дня без работы, и пиво – как мятный рай, ни дать ни взять. Охлаждает, освежает горло.Химические пузырики, незатейливо сварганенные душевными пивоварами для пивных вандалов. Народ, все мои приятели, пьют и пиздят ни о чём, ни о чём, что можно будет вспомнить завтра, а музыка – такая громкая, что нужно орать. Но электрический бит становится самым главным, вносит ритмичность в происходящее, отменяет мышление как факт и чтобы ты ни пиздел, чтобы ты ни выворачивал своим пустым языком – не важно. Чем больше ты напиваешься, тем больше ты понимаешь: одно в голове – другое на языке. Мог бы говорить о чём угодно. Хуй с ним. Лучше опустить денежку в автомат, нажать на кнопку, пройтись через страницы и выбрать песню. Всё очень просто. Даже полный балбес справился бы без труда. А вот к бару подобраться – трудно. Тут нужно быть наполовину невменяемым, чертовски упертым, таким как я сейчас, и мне наплевать на условности, я просто пробиваюсь сквозь толпу, прорываюсь к барменше с большими сиськами, рвущимися наружу из-под блузки. Она надувает свои пухлые накрашенные губки и ведёт себя пафоспо, даже агрессивно. Знает, что может так себя вести; как принцесса – ведь вокруг так много накачавшихся парией, все смотрят на неё, ей это просто охренно нравится, она обожает ситуацию – жизнь прекрасна – и ты говоришь ей: два вот этих, пива, милочка, да ты, с разрывающейся блузкой, сиськами, стучащими как молоты – неприкрытыми прелестями, заставляющими гормоны бушевать, а потому, если каким-то мудакам не нравится, что ты тут пробираешься, распихивая их, то пусть они заткнутся все, потому что ты пьян, ну а самое главное – ты тут с конкретной командой парниш, которые, если понадобится, пристроют кого надо головкой к расписному окошку бара и отправят целовать асфальт, чтобы так не смотрел на тебя и твоих друганов. Так, без проблем, ты доживаешь до десяти вечера, проносящегося перед тобой как ракета, все эти лица, освещенные сверху, смешиваются, цвет их мутирует после каждой пинты, люди начинают напоминать восковые фигуры, и вот он момент – последнего заказа, всегда неожиданный, слишком ранний, бледные лица растворяются в сигаретном дыму, в воздухе – запах духов, сладкий запах, но ты хочешь выпить ещё, заказываешь двойной раунд, опрокинуть по паре пинт па брата не повредит, а этот хрен за барной стойкой пытается выдавить тебя из «его паба», грубит. Теперь можно: он уже получил твои деньги, и касса просто лопается от них, он хочет свалить к себе наверх и усесться перед своим новым теликом с объёмным звуком, а касса – она полна твоих денег. Надо разгромить это место, разбить пару окон, пока эту шлюху-барменшу, стоящую па четвереньках, трахает хозяйский пес. Парни начинают ржать, представляя картину. Л хозяйский пёс на самом деле – ротвеллер, так что, давайте ребятки, допивайте, допивайте, джентльмены, ПАЖААЛЛЛСТА! А иначе напустят на вас собачку, он именно это имеет в виду, небольшой разогрев для кобелюги перед глубоким введением его члена в женскую анатомию. А на улице холодно, и ты хочешь есть, есть хочется страшно, потому что пиво вымывает желудок до блеска. А к гамбургер-вагону стоять под моросящим дождём идут только нищие недоумки, слишком далёкий этот поход за гамбургером, сделанным из кошачьих консервов, и вот вы все согласились – идём в карри-хаус. Его вкус – уже на языке. Красные бархатные обои на стенах и Рави Шанкар «за сценой» настраивает свой ситар, и хотя ты не признаёшься в этом, ты знаешь – звучит он волшебно, охуительно волшебно, особенно сейчас, когда ты пьяный и пялишься на тарелку с пловным рисом, удивительный звук, совершающий кислотные развороты у тебя на глазах, где-то там на дне тарелки, разноцветной и пригодной для мытья в посудомоечной машине. Настоящий звук бангры, без всякого электричества. Просто старый риши на вершине горы поглаживает проходящих тигров. Оргазм. Но в карри-хаус ещё надо войти. У тебя остается несколько минут собраться и сделать вид, что ты трезвый, хотя официант, ведущий тебя к столу, не покупается на эту туфту. Да и так всё понятно, наверняка от тебя несёт хмелем, или что за дерьмо они кладут в это пиво, хрен его знает – нереально вообще-то – даже не знать, какую херню ты пьёшь. То же и с едой в супермаркете. Думать об этом опасно, ну и хуй с ним. Деньги есть деньги, и официанту знакомо твое лицо. Выбирает лёгкий вариант, Это лучше, чем скандалить, плюс чаевые. Ребята из карри никогда не остаются внакладе. Тебе элегантно впендюри-вают горку пападомов и шесть пинт пива, и ты знаешь, что это Карлсберг, в карри-хаусах – всегда Карлсберг, ведь у индийской еды вкус уже не тот, если она не заливается Датсссссссским. Наверно, у них договор – оптовые закупки. Сварено датчанами для индусов, с любовью. Ну и правильно, вашу мать, так и должно быть. А что ещё им дала Европа, кроме нескольких левых сортов лагера? Не то, что Содружество, которое выкинули как собаку с чёрного входа. Нет уж. По мне, так лучше карри, хоть каждый день, чем это французское говно, которое едят зажравшиеся богатеи-пидоры. Хотят быть как французы, пусть уёбывают во Францию. Что хорошего лягушатники сделали для англичан? Пришли сюда в 1066 году, пробили какому-то челу башку стрелой и понастроили кучу каменных церквей. Потом они заставили богатых ублюдков говорить на своём языке, а всем остальным было сказано, что их речь -скверна. Да не пойти-ка вам на хуй? И с немцами они были заодно, когда те въехали во Францию во время войны. Кастраты. Никакой на хрен гордости. Я останусь верен своему карри и музыкальному центру JA. Ресторанчик, однако, заполнен до отказа, и тебе повезло, что тебя впустили, потому что нескольких парней разворачивают спустя пару минут – компанию пьяниц, реагирующих на жизненные реалии без смирения – не видят, что ли, ослы, что мест и вправду нет, ну не повезло тебе, парниша, ну что делать? А за соседним столом – четыре тёлки, старые потаскушки судя по внешнему виду, у двоих – фигурки вроде ничего, но рожи – помятые жизнью. Все, тем не менее, проёбанные насквозь, с вагинами как Тоннель Милосердия – наверняка. Как там у Stranglers в этой песне – что-то вроде про любовь в Тоннеле Милосердия, не помню, в детстве было. Хрен с ним. Они под шафе, оглядываются, и ты перекидываешься парой стандартных фраз, пока ждёшь свои папа-домы, а тёлки – глупы, как паровоз, ни хрена не понимают в карри, просто в поисках твердого члена всем нутром своим; потом им приносят корму – смысл какой вообще -прийти сюда поесть и заказать корму? Я бы постыдился так делать, когда перед тобой на столе меню, полное всяких вкусностей. Но это ж бабы, что с них возьмёшь. И при этом они ещё и заводят жалобную шарманку – о том, какое острое, как обжигает… Как это может быть острым, если эти козлы на кухне заливают корму йогуртом?! Или чем там ещё? Спермой, наверное… обхохочешься; ты им говоришь, так мол и так, в корме – литры спермы – официанты по очереди кончают в кастрюлю с соусом, точно говорю, они корчатся, кривятся, но не слишком, и вот приносят пиво, и ты накидывается на пападомы, делаешь основной заказ, бхаджи крутятся каруселью, ты опускаешь хрустящие кусочки в чатни, маринад лайма и манго, цепляешь кусочки лука – небесное наслаждение, то, что надо; говоришь с полным ртом. И вот уже – разные виндалу и мадрасские блюда, бомбейская картошка и гарниры бхинди бхаджи, дамские пальчики, ощупывающие твою промежность, но девушки по соседству – явно не дамы, точно нет. Ты заказываешь гору лепёшек; половину – обычных, половину – пешаварских. Официант уходит, и твой рот как плотина в сезон дождей. Пешаварские лепёшки – сплошной восторг, и ты рассказываешь корешам, как твой ирландский приятель отправился путешествовать через Иран и Ирак, было тяжко в пустыне, но какие ж там классные, достойные люди, и вот он оказался в Пешаваре, когда там была война с русскими, а сам город был оплотом моджахедов, упёртых пацанов. Местечко было реально злобное, Северо-Западный Край, Золотой Полумесяц, и вот он провёл там пару недель, не приходя в сознание. Кто-то тут говорит, надо быть осторожным с этими мусульманами, особенно с воинами пустыни – им ничего не стоит поиметь парня со спины, а твой друг утверждает: они люди достойные, никаких разводок. Всё равно надо поосторожней, лучше не рисковать, по крайней мере в Пакистане. Шлюхи по соседству всё время проявляют себя, не дают о себе забыть. В таких случаях среди них всегда найдётся говорливая корова-культуристка в увлажнённых чулках, правящая бал во главе остального стада. У этих всегда не закрывается рот, и ему соответствуют здоровые мышцы ног, которые они готовы выложить перед тобой как на блюде: только доедайте своё карри, мальчики, и заходите к нам на бокальчик чего-нибудь. А если всё по-честному, то поебаться. Но ты хочешь есть, действительно чертовски голоден. И ты хочешь, чтоб они заткнулись, потому что желаешь сосредоточиться на еде. Либо так, либо – идите на хуй, девушки. Идите и домогайтесь к какому-нибудь другому чуваку. Неважно к какому, мне важна еда. Мне важно видеть, как выезжает тележка с шипящей курицей тандорн и направляется к компании в двух столах от нас -похоже, служивые в увольнении: бритые головы, аккуратная одежда, безупречные клубные пиджаки, ничего утонченно-повседневного, типа Fred Perry, точно вояки, не в состоянии прочитать, что там у них написано на пиджаках, но знаю, что это какой-то герб, хрен с ним, ты не хочешь связываться, потому что армейские – всегда в поисках неприятностей, пара часов вне гарнизона – и парням уже надо в битву, это у них в крови. Королева, Родина и проломить кому-нибудь башку. Солдата солдатом делает элементарная подготовка. Закрой мозги на ключ и учись подчиняться приказам, потому что хреновы Итонские командиры знают лучше, что делать. Делай, что сказано, и всё, выполняй приказ. Один из парней говорит, его дедушка воевал в Северо-Западном Крае, в Хиберском Ущелье, наверняка там было лихо, и ты начинаешь думать, как, должно быть, приходилось непросто солдату Империи – охранять единство Содружества… И однажды его старик увидел осла, до предела загруженного кирпичами, или ещё чем-то, и бедная тварь дышала так, будто у нее сейчас сердце лопнет, и вот солдат подзывает этого мужика, хозяина осла, перерезает верёвку, что груз держит, и говорит ему, чтоб он больше его не перегружал, потому что англичане любят животных. Мы не допускаем жестокого обращения с животными. За исключением, конечно, мерзавцев, которые поджигают кошек или бросают собак с верхних этажей. О таких выродках пишут иногда в газетах, но в жизни они как-то не встречаются, а вообще, если б встретил одного такого, свернул бы ему шею в момент. Суки. Ладно, ешь своё карри, пока не остыло; пиво льётся по горлу как родниковая вода, подгоняют луковые бхаджи со сладким мятным соусом, по краям – листья салата, кусочек помидора и кусочек огурца. Ты наваливаешься на бхаджи, заказываешь у официанта ещё пива, называешь его Абдуллой, ага, Абдулла, очень приятно, а я – Мустафа Карри, парень смеется, хотя слышал всё это тысячу раз. Ты зверски хочешь есть, а по соседству, с другой стороны – четверо козлоидов, две пары, еда уже перед ними, и ты смотришь на них с завистью. И вот тут бивень из твоей команды, один из тех быков, абсолютных пивных монстров, с брюхом, сползающим на ширинку, и волосами, промокшими от лагера, один из тех, которые никогда не женятся и не заведут детей, известный, знакомый тип, которого встретишь в любом крае страны, во всех городах и весях, куда бы ни занесла тебя судьба, тип, твёрдо сидящий в пабе даже после финальной зачистки, идёт за окном дождь или светит солнце, так вот этот хуище приподнимается над соседним столом и тянется к первой попавшейся тарелке, засовывает в неё руку, загребает пловного рису с дханзаком, и ты смеёшься, и сочувствуешь хозяину этого карри, потому что бедняга, вообще-то, не разкакой тебе Генри Купер, и не Фрэнк Бруно, пионер нового поколения черных героев-боксеров, ничего он не может с этим поделать: всё, что ему остаётся – это надеяться, что его баба не из тех, чью честь надо непрерывно защищать, и не из тех мокрощелок, которые думают, что принадлежат к прекрасному полу и за них надо бороться. Чертовы шлюхи. В принципе, он справляется с ситуацией достойно: бивень зависает над столом, улыбаясь. Его рука задерживается в еде чувака, он говорит: «НАДЕЮСЬ, ТЫ НЕ ПРОТИВ, ПРИЯТЕЛЬ?» – как будто его и впрямь это волнует, действительно беспокоит, что может он зашёл всё же слишком далеко. А может, дело так обстоит и на самом деле, ведь на данной стадии сообщения по каналу мозг – язык движутся с замедленной скоростью; как бы там ни было, ты-то знаешь, что он может пойти ещё дальше, гораздо дальше, он же дуреет, как примет лишнего. по он твои друг, и ты простишь ему все, или почти все -ведь он твой друг. Бедняга за соседним столом смиренно смеётся, качает головой: мол, не против, а толстая гадина загребает полную ладонь риса и запихивает его в свой гигантский рот. Ты настолько пьян, что уже невмоготу, уже начинает капать с конца понемногу, но ты всё-таки пытаешься сдерживать свой старый-добрый мочевой, время от времени возвращаешься в реальность и осматриваешься вокруг: видишь, как служивые вступают в сдержанную пока перепалку с длинноволосыми челами за соседним столом, расфуфыренными мудаками, ты и сам не прочь послушать навороченный даб-драмминг и приобщиться к синтезированному волшебству, но ты же, блядь, не наряжаешься так для этого. Шлюхи по другую сторону всё жалуются, что грёбанная корма такая острая – тупые коровы. Про четвёрку счастливцев у разбитого дханзака ты как-то забываешь. Лук в бхаджи – злой, как секс на побывке, и ты заливаешь пламя внутри пивом, встаёшь, чтобы сходить отлить, идёшь, задевая столы, народ, наверное, возмущается, но ты не замечаешь, так как принял порядочно. Дверь за тобой захлопывается и отрезает тебя от звуков Рави Шанкара, какие звуки, приятель, просто гимн Toon Army, джорди хуевых. Ты расстёгиваешь ширинку, опираешься о стену, струя начинает пружинить о мрамор, настоящий, цельный мрамор, как в Тадж Махале, его фотография над твоим столом застряла у тебя в голове – там была какая-то реальная история любви, официант как-то рассказывал несколько месяцев назад, когда ты был не так пьян, и ещё он говорил, что всякие выбросы разрушают мрамор, и что правительство хочет закрыть заводы вокруг Тадж Махала, чтобы спасти его, такое, блядь, красивое здание, но и самое главное – доходы от туризма, а владельцы заводов сказали, что они разбомбят его на хуй, потому что рабочие места – это рабочие места, ну они и правы по своему, конечно, а ты думаешь о том, что облокотился головой о стену, а ведь некоторые суки, пока ссут, мажут свои козявки на эту самую стену, а ведь ты только недавно мылся. Ты резко отшатываешься от стены и чуть не падаешь на пол. Какая нелепая смерть. Затылок, рассечённый куском раковины. Тоска. Ты застёгиваешь ширинку, моешь руки и протираешь голову. Заходит служивый, не обращает на тебя внимание – идёт как бык-осеменитель на выставке, чертово животное, первобытный человек в брюках и пиджаке, злобный перец, с которым лучше не связываться, если, конечно, шансы на победу – не один к десяти. Ты вырос в районе Слау и Виндзора и видел много острых напрягов от армейских, ёбаных козлов, а этот парняга по виду – не безусый новобранец, больше похож на контрактника, явно за тридцать и, скорее всего, уложил походя немало народу по всему миру – перерезал горло на Фолклендах, прочищал себе путь автоматным огнём в Северной Ирландии -ну, в общем, обслужил лавку по полной. Поэтому ты покидаешь клозет – в нём пахнет смертью. Ты не хочешь оказаться в разных окопах с этим парнем только из-за того, что слишком близко стоишь или громко чихаешь, не так дышишь или ещё что-нибудь. Извинения не помогут. Ты возвращаешься за свой стол, приходит официант, тушит свечи в поддоне и уносит тарелки, твое пиво выпито лишь на треть и ты говоришь о чём-то с шлюхами по соседству, которые уже закончили ужин и заказали мороженое – на этот раз замороженную сперму. Ребята, хи-хи, они поторапливают, доедай, мол, быстрей, мы тебя ждём, а ты им – можете ждать, сколько угодно, а они всё ржут – притворяетесь недоступными, ребята – это та болтливая шалава, настоящая стопроцентная свинина, хотя тёлка рядом с ней вроде ничего, чёрные как смоль волосы и огромные глаза. Но она открывает рот и ты видишь гнилые зубы – жуть. Ты, конечно, не хочешь, чтобы твоя старая-добрая противотанковая ракета оказалась среди этого вот добра, нет. Приносят основное блюдо, и они могут хуячить домой -что тебе до них? Еда сейчас – главное, и ты отстраняешься от всего, и точка. Все быстро трезвеют, раскладывая еду поровну каждому. Пары за соседним столом просят счёт и начинают собираться. Ты отправляешь в рот первые несколько вилок и понимаешь – красота. Вот – смысл жизни. Рави Шанкар заходится на заднем плане, струны вибрируют так, будто сейчас лопнут, слушайте эту музыку, дурачьё бестолковое, это настоящее, не то, что ваша электронная мудота, длинноволосое быдло, кажется, ты это и впрямь сказал, служивые начинают ржать, длинноволосые оглядываются вокруг, пытаются понять кто это, тёлки тоже смеются, одна из них прижалась к тебе и гладит твою ногу. Ты говоришь ей прекратить, хорошие шлюхи ведь умеют ждать, а им это не нравится, мол, вы что, думаете, мы – уличные девки. Именно так, дорогуши, именно так. Вам бы пошло разлечься на плацу, сзади очередь служивых, как в том порнофильме, о котором уже рассказывал. Это невежливо, молодые люди. Ну и что, хрен с вами. Пары за соседним столом уже ушли, оставив деньги на тарелке со счётом. Один из твоих приятелей тянется к столу и забирает всё, подчистую. Ты видишь, что происходит и фиксируешь ситуацию, шутишь со шлюхой, ведущей себя конфликтно. Они ничего не заметили, так же как и официант, который подходит к столу и оглядывается вокруг, спрашивает о чём-то своего брата, затем один из них идёт к бару, они растеряны, о чём-то говорят между собой, спорят. Должно быть, это какая-то ошибка, порядочные граждане не сбегают, не оплатив, нет, только не они, не эти маленькие люди в своей выходной одежде, ведь они ходят в театры и имеют прекрасную работу в области финансов. Нет, эти козлы так не поступают. И ты стараешься не заржать, потому что дело именно в этом, в распределении благ – часовом механизме страны, мелком воровстве и разделении ответственности за него, надёжно спрятанных деньгах, проезде зайцем и готовности использовать сэкономленные деньги на своё благо. Ты заказываешь ещё один Карлсберг, и вот он перед тобой, классная белая пена -датчане знают, что делают. В большинстве случаев, например, когда они победили на чемпионате, или голосовали против объединенной Европы. Но потом они провалились на поле, а относительно Европы вынуждены были переголосовывать, и сказали, в конце концов, «да» – глупые, безвольные члены. Устали от политики давления – старой, как мир, и позволили бизнесменам править собой. Ты промываешь горло пивом, позволяя еде утрамбоваться, глотка горит – чудо. Начинается какое-то движение: служивые затевают битву с этим выводком длинноволосых кислотников и ещё какими-то парнями. Ситуация – чертовски напряжная, всё, как в замедленных съёмках и служивый-бык пытается дать кому-то по роже, но он слишком пьян, и какой-то хрен запрыгивает на стул и пинает его ногой в грудь, как бы толкает пяткой, и бедолага падает на спину, подводит отряд. Пара солдат в цивильном, непьяных, подваливают и начинается нормальная куча-мала, официанты убегают за стойку бара и прячутся там, ты машешь рукой Абдулле, и он вроде бы улыбается, не совсем врубаясь в то, что происходит, ну и работа, что за способ зарабатывать деньги, и ясно, что скоро кто-то наберёт номер полиции. Ты сидишь на своём месте и смотришь шоу, всё развивается абсолютно вне времени, удары не достигают цели, разумеется, ведь это пьяная драка; похоже на сцену из ковбойского фильма, какого-то вестерна, ты не можешь вспомнить название, что-то вроде «Давай, ковбой, давай!» с Сидом Джеймсом в главной роли – великим британским героем, херовым австралийцем или южноафриканцем, подсказывает кто-то из парней, Содружество, всяко-разно. Толпа осуждённых, отправленных на кораблях в никуда ни за что, насилуемых на палубе и в трюмах, неплохая ситуация, если ты матрос, но лажовая, если ты женщина или ребёнок – тут тебе, блядь, точно не до смеха. Твой ужин почти закончен, осталось только полпинты пива, ты поднимаешь бокал и подносишь его к губам, и в том конце зала очищается стол, официанты сбежали в подсобку, весь ресторан начинает напоминать кишащий клубок, потасовку на детской площадке. Пока ещё она не смертельная, благо, большинство пьяны в стельку, хотя понятно: ещё немного и кому-то будет очень плохо. Всё больше народу ввязывается в драку, какой-то щенок, возомнивший себя чёрным поясом по каратэ, рубит какого-то задрипанного пьяного козла, а его подружка вскакивает на спину жертвы и пытается душить, обхватив тело ногами в лыжных штанах – похоже на одну из рисованных поз камасутры, она бьёт чувака кулаками по башке – охуительно красиво, обхохочешься, а полиция скоро будет и, возможно, ей предоставят отдельную камеру – в её полное, безраздельное распоряжение. Как всё злобно. Она впивается когтями в лицо чела и вырисовывает длинные кошачьи царапины вдоль его щёк. Ты вытираешь рот, весь стол встаёт и направляется к двери, охрененно смешно, и парень, что украл деньги, заявляет – в следующий раз, чуваки, не платим ни пенса, хотя мы и сейчас ничего не платим, это понятно, но так же ясно, что всегда приятно думать о хорошем в грядущем, планировать что-то позитивное, надо ведь пользоваться возможностями, которые дает тебе жизнь, нельзя ведь их упускать, раз они появились: их не так много, пенс фунт бережёт и с миру по нитке – нищему, как говорится… И поэтому половина карри-хауса, из тех, что не в драке, попросту говоря, начинает потихоньку валить, по крайней мере восемьдесят процентов, несколько заторможенных медлят – либо тупицы, либо честные – они остаются, где были, а ты уже на улице, и вся твоя толпа – валит быстрее к углу, не растратив попусту тяжело заработанные деньги, сохранив их на будущее – такое же волнующее, как этот вечерний воздух. Ты пьян, ты бежишь, и вот ты уже кончен, облокачиваешься о стену, тяжело дышишь, дыхания не хватает, ты смеёшься и одновременно задыхаешься от смеха, а когда отдышался – понимаешь, что поступил немного глупо, что в следующий раз надо быть осторожней в этом вот карри-хаусе; может, не стоит сюда приходить в ближайшие несколько месяцев, а потом прийти пьяным и уверенным, что тебя не узнают, а да фиг с ним, всегда найдётся козёл, у которого голова – в штанах, и он хочет трахнуть тёлок за соседним столом. Никто не видел, куда они ушли, хрен их вообще знает, может они тоже свалили, один хуй, пара твоих приятелей отчаливает домой под вой сирен трёх проносящихся мимо полицейских машин, и ты кричишь им про массовые беспорядки. Мусорам наплевать на компанию мудозвонов, сделавших ноги, не заплатив, – их гораздо больше волнует озверевшая толпа, разносящая карри-хаус до основания. Проблема, однако, в том, что пробежка тебя слегка отрезвила, еда уже .впитала пиво, дыхание вернулось, и ты решаешь немного пройтись, наверно, всё же нужно было договориться с этими шлюхами за соседним столом. Ты не спеша направляешься в сторону карри-хауса, потихоньку приближаясь к полицейским автобусам у двери, голубые огни пульсирует как в приступе эпилепсии, грёбанные видеоигры, полицейские-воры, группа парней уже повязана, среди них -один коротко стриженный, но не служивый, потому что -тот – не тупой, этот же ударяет полицейского, копы валят его на землю и начинают выбивать из него все дерьмо. Забитый на смерть легавыми у входа в тандори – отличная перспектива. Официанты наблюдают за всем из окна. Англичане – раса варваров, и индусы получают удовлетворение от мести. Как тогда в карри-хаусе на побережье, был в хлам пьяный, а эти сволочи, они чего-то точно добавили в еду, и ты подумал, что вкус немного странный, но списал это на тяжёлую воду, из которой делают пиво на севере. Такое не забывается – надо признать, ты это заслужил -пытался опрокинуть стол, полный еды, через весь зал. А когда ехал в поезде домой на следующий день – из клозета не вылезал, поливая рельсы вонючей жидкостью. Если тебе суждено будет туда вернуться, твои ребята разнесут заведение, бросят коктейль с зажигательной смесью в окно, потому что наши задницы пылали таким же огнём всю Дорогу до Лондона, к вопросу о «большом дыме», затем на метро домой, по надо отдать им должное, смышленые официанты попались, эти северяне. Но и ты не дурак, всё, хватит, береженого Бог бережет, поворачиваешь на другую улицу, нет смысла обнаруживать себя, облегчать копам жизнь, мимо пролетает ещё несколько полицейских машин – такое впечатление, что началась третья мировая, или исламские фундаменталисты взбунтовались, или, скорее, христианские ополченцы. Ты приближаешься к вокзалу и видишь двух шлюх, из тех, что были в ресторане – они пытаются снять служивых, пока те ждут такси, тех самых, что были в тандори, один из них – белый буйвол из клозета, они, должно быть, тоже свалили без оплаты, скорей всего кто-то из них пришёл в чувство в процессе драки и решил – надо делать ноги, пока не приехали мусора. И говорливая шлюха пытается с ними о чём-то заговорить, но парни слишком пьяны, это видно по их лицам, челюсти отвисли, слюна стекает на лацкан, а могли бы – такие крутые -прочистить девчонок, как следует, но нет – им предстоит пережить пивное бессилие сразу по прибытии к месту операции, и единственное, что затвердеет в тот момент, – это кулак, не стоит, девчонки, хихикать. Ладно, всё, нажрались, перебрали водки или чего там ещё – девушки это понимают, они замечают тебя и отпускают служивых как шарики в небо – оставляют их ждать такси. Они подходят к тебе, и да, уже совсем поздно, и холодает, и почему бы тебе не зайти к ним на бокальчик, да-да, или потрахаться, чего изволите, пацаны, музычка у них наверняка дерьмовая, ничего кроме говнопопа, ничего стоящего, пофиг, по крайней мере, это какое-никакое, но место перетусоваться, лучше, чем ничего, лучше, чем стоять здесь одному. Но вот служивые вроде как оживились и идут сюда, и происходит что-то вроде спора, в общем-то ни о чём, рядом раздаётся звук полицейской сирены, они говорят: ладно, ребят, можете забирать этих баб, пожаллста, возвращаются на остановку, садятся в такси, валят в свои бараки или хрен знает, где там они живут, а ты стоишь, прислонившись к стене, слушаешь, как удаляются звуки сирен, и понимаешь, что тебе повезло. Пара девчуш говорит, не беспокойся ни о чём, не обращай на них внимание, приятель, на этих вояк херовых, их разводят для того, чтобы они убивали, учат, как повреждать головной мозг и другие жизненно важные органы, и вот уже говорливая шлюха начинает походить на человека, у неё сильные духи и они её не подводят – делают её тёплой и женственной, но всё же она свинина, и ты знаешь это: свинина в чулках, хотя подружка её – ничего, но зубы у неё – гнилые, и вообще они хабальнее торговок, что та, что другая. Ты пьян в дымину и твой лучший друг только что ушёл в омерзении, и теперь тебе придётся отпираться одному, ты не можешь поверить, что это не сон, запах духов и тёплое дыхание, мокрые штаны и пивное брюхо, гнилые зубы и горсть вшей, надо устоять, проявить достоинство; всё, что нужно сделать – это сказать нет, но завтра утром, и ты это знаешь, тебе будет противно от себя самого.