Эта книга – еще и о любимой мною земле и стране, Шотландии, ее людях, ее больших и малых городах, поселках и деревушках, об окружающей их природе. В ней не найдется места подробным отчетам о дегустации (честно сказать, для этого я не вышел носом, хотя внешний вид свидетельствует об обратном), но будут кратко изложены общепринятые характеристики различных сортов виски, а иногда и личные впечатления от особо понравившихся напитков – когда я посчитаю, что мне это сойдет с рук. Это и не путеводитель по Шотландии, хотя нельзя не упомянуть некоторые рестораны, отели, достопримечательности, живописные пейзажи и приманки для туристов.
Я отправлюсь на север, в Кейтнéсс (Caithness) и на Оркнейские острова (Orkney); в Дамфри́с (Dumfries) и Гэллоуэй (Galloway); на острова Скай (Skye), Малл (Mull) и Айла (Islаy), в Спейсайд (Speyside), Мóрей (Moray), Аберди́ншир (Aberdeenshire), Пертшир (Perthshire), Áргайл (Argyll), Клайдсайд (Clydeside), Лóтиан (Lothian) и в другие места, где найду дистиллерии. Нет, я не стану посещать абсолютно все (хотя и собираюсь опробовать продукцию каждой посещенной вискикурни, причем по возможности даже закрытых или прекративших существование), потому что, если честно, в этом нет смысла, когда то, как функционируют дистиллерии, уже понятно; а еще потому, что не все они рассчитаны на посетителей, а я – после первых экскурсий, где меня везде водили за ручку профессиональные гиды, – не ищу к себе особого отношения только оттого, что пишу книгу.
Путешествие мое будет идти зигзагами – оно и понятно, учитывая его цель. Я собираюсь посещать вискикурни либо по несколько за раз, либо по одной, а между недельными и однодневными поездками возвращаться домой, в Норт-Куинсферри (отчасти это связано с тем, что я намерен купить бутылку каждого односолодового виски, который найду, а поскольку в Шотландии около ста вискикурен, не считая заглушенных, мне частенько придется возвращаться, чтобы разгрузить багажник). Норт-Куинсферри, или Ферри, как зовем его мы, местные, – это городок, где я жил до девяти лет и куда вернулся лет тринадцать назад. Тут живут мои родные и мои воспоминания. Это мой концентратор, моя док-станция, и я не скрываю, что возвращаюсь сюда для подзарядки.
Важное место в книге займут дороги, машины (довольно много дорог и довольно много машин, если вдуматься… и даже один мотоцикл), а еще паромы, поезда, самолеты и другие транспортные средства, которые я смогу найти и под любым предлогом включить в рассказ.
Это путешествие в поисках идеального виски, предпринятое с полным пониманием того, что искомого продукта, скорее всего, не существует. Ничего страшного, ведь в любом поиске важен сам процесс. Впрочем, как знать.
Книга неминуемо превратится в рассказ обо мне, моих родных и друзьях, в первую очередь о тех, кого удалось подбить на участие в этом проекте (вы, наверное, не удивитесь, если я скажу, что руки никому выкручивать не пришлось). Естественно, всплывут и старые приключения, даже те, что не отмечены противозаконными деяниями. Вместе с тем будут бессовестно раскопаны, растащены, разобраны и раздуты древние предания сомнительной достоверности. Не будем кривить душой: виски – один из самых крепких напитков, и, несмотря на привычные разглагольствования в стиле: «Мы – люди взрослые, я пью потому, что ценю вкус, а не потому, что хочу напиться. Пару стаканчиков в день – и все», виски – это законный, престижный, относительно дорогой, но очень приятный способ снести себе крышу.
И если уж мы заговорили о тех, кому снесло крышу, эта книга не может обойти тему войны. Понятно какой – Иракской войны, Второй войны в Персидском заливе, лично-воспринятой-войны. Я отправляюсь в путь с ее началом и не могу закрыть на эту войну глаза; ничто из того, что случится, пока я буду ездить по шотландским дистиллериям, не пройдет бесследно; я не собираюсь оставлять без внимания встретившихся мне людей, или достопримечательности, или пейзажи, или погоду, и точно так же не смогу игнорировать политическую обстановку в нашей стране и за рубежом. И это не побочная тема для такой книги, как может показаться: виски, каким мы его знаем, всегда по самое горлышко был погружен в политику.
Вот. Конец начала. Вчера утром, в первый официальный день весны, мы с женой разрезали свои паспорта [2]и отправили обрезки мистеру Блэру на Даунинг-стрит.
1. Этот дурман деликатного нрава
– Здорово, Бэнкси! Ну как, написал что-нибудь стоящее?
– Если верить некоторым критикам, ничего, но скоро возьмусь за книгу про виски.
– За книгу про виски?
– Ага. Про односолодовый.
– Шутишь!
– Ничуть.
– Собираешься, значит, как его… экс… экс…?
– Экспериментировать? В общем, да. Поезжу по Шотландии – ну, или кто-нибудь меня повозит, покатаюсь на поездах, паромах, самолетах и так далее, побываю на дистиллериях, попробую разный виски, все такое…
– Тебе за это еще и деньги заплатят?
– Уже аванс выдали.
– Так. Ясно. Помощник нужен?
Пятница 21 марта 2003 года – хороший день для путешествия на пароме. Но начинается он необычно – встаю ни свет ни заря и распечатываю пачку стандартных антивоенных лозунгов на листах формата А4: «НАМ НЕ НУЖНЫ КРОВАВЫЕ ДЕНЬГИ» и «ТОНИ БЛА-БЛА-БЛЭР» (лично мне этот нравится больше всех, пусть он и не столь выразителен). Пока работает принтер, смотрю утренние репортажи с нашей новой войны, которой всего день от роду. Потом иду к своему «Лендроверу», чтобы обклеить его распечатанными листами: один, в прозрачном кармане-файле, вешаю на запаску, прикрепленную к задней двери, шесть – на боковые стекла. Одну бумажку даже прилепляю изнутри на люк в крыше, хотя, наверное, это меня слегка занесло: увидеть ее можно разве что из вертолета или – по чистой случайности – с надземного перехода.
Разрезаю паспорта и сочиняю короткое сопроводительное письмо, пишу электронное письмо в «Гардиан» и объясняю, зачем мы сделали то, что сделали, а потом отправляюсь в Инверки́ тинг(Inverkeithing), чтобы послать обрезки паспортов на Даунинг-стрит, 10.
Вернувшись домой, прощаюсь с Энн – я на неделю уезжаю на остров Айла (Islay) [3]. Потом, несмотря на то что путь мой лежит на запад, отправляюсь в центр Эдинбурга, чтобы продемонстрировать свои лозунги: проезжаю по Куинсферри-роуд (Queensferry Road), Шарлотт-сквер (Charlotte Square) и Джордж-стрит (George Street), пересекаю Принсес-стрит (Princes Street) и двигаюсь по Маунду (Mound) мимо временного здания парламента Шотландии в сторону замка, далее по Королевской Миле (Royal Mile) и обратно на Принсес-стрит.
В этот яркий, свежий, солнечный день – совсем не такой, как мое настроение, но в жизни бывают печальные противоречия – мои плакаты замечает несколько прохожих в центре города: кое-кто кивает или поднимает большой палец; несогласные просто отворачиваются. Но большинство вообще не смотрит. Может, нужно было взять цветную бумагу или напечатать текст не просто огромным, но еще и ярким шрифтом, хотя вначале мне казалась, что и так очень даже неплохо. Черт его знает, может, нужно было всю дорогу сигналить?
Двигаюсь на запад, мимо аэропорта, на магистраль M8, доезжаю до Глазго и гружусь на паром от Гу́рока (Gourock) до Дануна (Dunoon).
Смотрю сверху на грузовики и легковушки, стоящие на автомобильной палубе парома, но не могу даже разглядеть плакат на люке своего «Лендровера». Люк у меня тонированный, он чуть приподнимается, а не открывается полностью, и за счет того, что тонировка сделана с помощью сетки, помещенная под стеклом надпись видна только под прямым углом.
Греюсь на солнышке, слушаю вопли крикливых чаек, пью чай из термокружки, заедая его непропеченным шотландским пирогом [4]из микроволновки. С грустью смотрю на останки некогда блиставшей скромной величественностью пристани Гурока, где теперь красуются зады старых многоквартирных домов, более приличные фасады которых выходят на главную улицу. На парковке у самой воды поблескивают лобовыми стеклами автомобили, стоят рыболовы, дальше появляется открытый бассейн, на холме вырастает ряд приятных глазу викторианских коттеджей из песчаника, старые и новые пляжные домики. Глазею на косые улочки, молодые деревья и поросшие кустарником холмы, разглядываю причудливое, украшающее Тауэр-хилл (Tower Hill) здание на востоке, холмы и горы на севере и западе, широкую реку, исчезающую за горящим на юге горизонтом.
Когда-то я жил здесь, в Гуроке. И подрабатывал на пристани.
В юности – лет с десяти и до пятнадцати – летними ночами я, бывало, не мог уснуть у себя в спальне, высоко над бухтой, на холме, над широкой дугой пристани Гурока. Каждой погожей ночью в теплое время года через приоткрытое окно до меня доносился рокот медленно удаляющегося судна. Так рокотал только один из десятка с лишним паромов и пароходов, которые всегда заходили к нам летом.
То были последние годы золотого века реки Клайд (Clyde), когда автомобили еще оставались редкостью и многие жители Глазго на день, а то и на все две недели отпуска отправлялись по воде на такие курорты, как Ларгс (Largs), Данун и Рóтсей (Rothesay). На причале мне доверяли в основном ловить швартовы и поднимать сходни – в начале семидесятых, в студенческие годы, я пару лет проводил летние каникулы в компании нескольких портовых грузчиков и одного-двух школьных приятелей. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что удостоился чести наблюдать конец целой эпохи. Без нас не обходилась швартовка «Уэйверли» – последнего в мире морского колесного парохода, который в летние месяцы до сих пор гремит и брызгает водой на морских курортах Британии; мы смотрели, как суда на воздушной подушке – они еще были в диковинку – уносятся вниз по течению мимо пляжа и лоцманской станции, выстреливая камешками, как пулями, и распугивая отдыхающих. Как я уже сказал, «Уэйверли» пока держится, а вот суда на воздушной подушке у нас не прижились – их век миновал, едва успев начаться; бывает и такое.
