В Америке женщину признают как личность по ее заслугам, даже если она была некогда гейшей. Как долго еще японцы будут цепляться за свои нелепые предрассудки? Японская молодежь уже начинает проявлять значительно большее понимание. Я была бы счастлива, если кто-то благодаря моей книге расстанется со своими предрассудками в отношении гейши.
Утро в «веселом квартале»
Каждое утро хозяин ресторана с гейшами «Хана-масуи», облачившись в полосатый, подбитый ватой халат, поливал горшечные растения у входа в свое заведение.
Обычно «отцы» ресторанов с гейшами оказываются сонями. Но вот его я видела по дороге в школу уже на ногах в половине восьмого утра. Летом на нем было короткое кимоно [1] и холщовые штаны или же вообще одна набедренная повязка, а на плечи было наброшено влажное полотенце. В холодное время года он облачался в упомянутый стеганый халат или в ночную рубашку с накинутым сверху широкополым жилетом.
Время от времени он даже собственноручно подметал улицу метлой, хотя под его началом, конечно, было много прислуги и утибако — так называют горничных, которые помогают гейшам при одевании.
Бонсай — вот что было его всепоглощающей страстью. Стоило весной проглянуть по утрам солнцу, как он с гордостью начинал приводить их в порядок у изгороди. Он обмакивал в настой из табака кисточку и касался ею чуть ли не каждого листочка дерева, даже если то было величиной с рисовое зерно.
Тогда, в начале эры Сева, еще не было и в помине пестицидов вроде ДДТ. Табачный настой служил средством борьбы с вредителями бонсая.
Наш квартал относился к кёкати — лицензионному кварталу (простой народ называл его «веселым»). А это значило, что там могут работать рестораны с гейшами и чайные домики. К подобным особым кварталам в Токио тогда относились Ямасиро-тё, Ха-тикан-тё, Сигараки-дзиммити и Компару-симми-ти — названия, которые часто встречаются в романах Идзуми Кёка или Нагаи Кафу. Ныне они примерно соответствуют области восточнее и западнее шестого, седьмого и восьмого кварталов Гиндзы. Прежде они стояли особняком.
Весь канал Сандзиккэнбори был запружен плавучими ресторанами, которые теснились там уже с эпохи Эдо. Неподалеку, рядом с театром «Симбаси» и вблизи храма Хонган в районе Цукидзи, располагались солидные рестораны, которые вмещали более сотни посетителей.
Мой путь в школу пролегал мимо бесчисленных, обступающих друг друга заведений с гейшами, стоянок рикш, купален и парикмахерской, знаменитой своими национальными японскими прическами. Переулочки были запружены лавками, торгующими необходимыми для гейш товарами вроде украшений для волос, белой пудры, губной помады и дамских сумочек. Помимо этого, здесь можно было найти даже специализированные магазины, где продавались гэта и особые зонтики для гейш от солнца либо дождя. На углу восьмого квартала располагалась контора работников заведений с гейшами — союза гейш.
Около половины восьмого, в квартале все еще царил ночной покой. Лишь скрип повозки молочника изредка нарушал полную тишину. После ночного дождя на изгороди можно было увидеть пару сохнущих черных тэта или же под навесом у самого входа полощущиеся на ветру таби и воротнички для кимоно.
Мне тогда было семнадцать, я носила матроску и длинную косу. Чаще приходилось спешить, не оглядываясь по сторонам. Но когда я проходила мимо «Ханамасуи», то порой смотрела на хозяина заведения.
Конечно, я была ему знакома, однако он постоянно был занят своим делом: либо подметал улицу, либо возился со своими любимыми бонсай. Он и не мог представить, что молодая девушка с уложенной вокруг головы косой была гейшей Кихару, с которой тот так часто непринужденно болтал в лифте конторы гейш.
В седьмом квартале, что в западной части Гинд-зы, как раз позади современного здания Кэйкиндзо-ку, располагалось издательство «Народная газета». Напротив же находилась купальня Компару-ю. Там работал один сансукэ, то есть банщик, который внешне походил на актера Такада Кокити.
Насколько я знаю, в других кварталах сансукэ терли посетителям лишь спины, но в квартале гейш они прислуживали нам при мытье волос и бритье шеи. Многие молодые гейши посещали именно эту баню. Моя подруга Томака через день отправлялась туда мыть голову, так что ее кожа на голове буквально горела.
Слева от купальни держал свое заведение торговец сакэ Насимура, где наряду с сакэ он торговал древесным углем и дровами. Госпожа Насимура прежде была утибако в большом ресторане с гейшами «Каватацунака». В непосредственной близости располагалось еще четыре или пять подобных заведений, а немного дальше, с правой стороны, был прелестный ресторанчик, славящийся жареными сардинами. Поскольку сам владелец некогда работал корреспондентом большой ежедневной газеты «Асахи Симбун», ресторан был излюбленным местом журналистов, актеров и литераторов.
Ресторан существует и поныне, и, как мне известно, им заведует его сын, господин Кигэн.
Мы жили как раз напротив лавки Насимуры, торгующей сакэ. Каждое утро я шла отсюда пешком к вокзалу Симбаси и поездом отправлялась в Отяно-мидзу. Оттуда уже было рукой подать до «Первой языковой школы» в районе Хонго-Кинсукэ. Всякий раз, выходя в Отяномидзу, я попадала в круговорот прибывших на работу загородников, так что в этот час пик каждое утро мне встречались одни и те же лица. Со временем я стала здороваться с некоторыми людьми, встречая их на платформе, на выходе или же перед самим вокзалом.
Среди них был и Ота Сабуро, работник внешнего ведомства. У него был старший брат, Ота Итиро, который также состоял на службе в министерстве иностранных дел, в азиатском отделе.
Они часто бывали на приемах, которые устраивало их ведомство. Кроме того, я виделась с Сабуро чуть ли не каждое утро. Но я всегда потупляла взор, пытаясь быстро прошмыгнуть мимо, чтобы не встретиться с ним случайно глазами.
Как раз накануне вечером я повстречала его на приеме в Ямагути, где была одна молодежь. Мы все — и гости и гейши — чудесно повеселились.
На следующее утро мы столкнулись лицом к лицу при выходе с перрона, и у него появилось такое выражение на лице, как и у хозяина заведения «Ханамасуя», словно я ему знакома. Ничего удивительного, ведь мы весь прошлый вечер проболтали, и он подтрунивал надо мной:
— Малышка Кихару, ты еще так юна, а уже неплохо зарабатываешь. Ты бываешь чуть ли не на каждой вечеринке. Определенно, у тебя большие сбережения.
— Что верно, то верно. И я заработаю еще больше и с этим приданым выйду замуж.
— Вот и чудесно, выходи за меня!
— Правда? Вы хотите жениться на мне? Тогда я со всем своим приданым перейду к вам.
— Я могу принять только твое приданое. Но заполучить еще тебя, этого я не заслуживаю.
Это возмутило мою подругу Котоё:
— Какое бесстыдство! Как может повернуться язык сказать такое!
Мы рассмеялись. А на следующее утро на вокзале он несколько раз смущенно обернулся в мою сторону.
В один из следующих вечеров я наверняка встречу его в Синкираку или Ямагути. А утром опять…
Я усмехнулась про себя и продолжила путь в школу.
Во время выходов мы должны появляться в чайных домиках исключительно в праздничной прическе симада и в официальном, украшенном гербами длиннополом кимоно. Кто появлялся в крепдешиновом или с простым рисунком кимоно, того распорядительница вечера или хозяйка заведения тотчас отправляла переодеваться.
Такие встречи назначались на вечер с 18 до 21 часа, и заказы на них делались загодя, за несколько недель. Около 21 часа появлялась хакоя, прислуга, чтобы переодеть гейш. Теперь уже разрешалось облачаться в более простые или крепдешиновые кимоно, и даже можно было более свободно завязать оби, иначе говоря, с 21 часа гейшам разрешалось вести себя более раскованно.
Но по-настоящему торжественные встречи происходили большей частью между 18 и 21 часом. В течение вечера давались различные представления: выступали рассказчик ракуго, комик, фокусник или артисты варьете, а под конец по желанию гостей гейши устраивали традиционные танцы.
В то время некоторые эстрадные певцы выпустили как раз ставшие очень популярными пластинки, и я могла почти каждый вечер наслаждаться звучанием их прекрасных голосов.
Особенно я грезила о прекрасной Итимару, в которой меня восхищало буквально все — от выбора ею кимоно до самой прически.
Рассказчику ракуго Мимасуя Кокацу было тогда уже за восемьдесят, и поэтому он ограничивался небольшими отрывками. Он ужасно сквернословил. В присутствии Кобаяси Итидзо, выступавшего в труппе театра-варьете «Такарадзука», он, не моргнув глазом, во всеуслышание заявил: «Этот Кобаяси, или как его там, какой-то фигляр. Он выстраивает своих девочек в ряд, заставляет их размахивать ногами и за это еще требует деньги. Возмутительно!»
