Я думаю, на второй месяц наших прогулочек ей уже захотелось чего-то другого. Это ее уже не цепляло, как сначала, мне кажется, она начала задумываться о более крупной дичи. Что я могу вам сказать еще? Мне это казалось совершенно естественным… она уже не реагировала, как раньше, а я хотел, чтобы она была такой же, как раньше. Я знаю, вы можете сказать, что я какой-то урод. Но вы не знали эту девчонку. Убить собаку или ребенка – ради нее мне было все равно. И вот тогда мы сбили эту пятнадцатилетнюю девушку; она гуляла со своим дружком, матросом. Они выходили из парка, где аттракционы. Я вам сейчас все расскажу.
В тот вечер Слэкс была в ужасном состоянии. Едва она села в машину, я понял, что она чего-то хочет. Я понял, что нам придется кататься всю ночь напролет, но обязательно что-нибудь найти.
Черт возьми! Нам не везло с самого начала. Я погнал прямо на Куинсборо-Бридж, а оттуда на круговые автострады, я никогда не видел столько машин и почти никого из прохожих. Вы мне скажете, для автострад это нормально. Но в тот вечер я этого не понимал. Ведь мне нужны были не прохожие. Мы накручивали километр за километром. Объехали вокруг и очутились посреди Кони-Айленд. Слэкс сидела за рулем уже порядочное время. Я болтался сзади и на поворотах цеплялся, чтобы не свалиться. Вид у нее был как у чокнутой. Я ждал. Как всегда. Я клевал носом и дожидался. Я просыпался, когда она пересаживалась на заднее сиденье. Черт возьми! Даже думать об этом не хочется.
Все произошло очень просто. Она мчалась, кидая машину из стороны в сторону от 24-й Уэст к 23-й, и тут она их увидела. Они развлекались, он шел по тротуару, она – рядом, по проезжей части, чтобы казаться еще меньше ростом. Парень был высокий, хорошо сложенный. Девушка со спины казалась совсем молоденькой, светлые волосы, коротенькое платье. Было довольно темно. Я видел, как руки Слэкс сжимали руль. Сука. Водить она умела. Она погнала прямо на них и зацепила девушку. У меня было такое ощущение, что я сейчас подохну. Я обернулся, девушка лежала на земле, неподвижный комок, ее парень бежал за нами и кричал. Затем я увидел, как на улицу вывернула зеленая машина, старая модель, которую еще использовали в полиции.
– Быстрее! – завопил я. Она мельком посмотрела на меня, и мы чуть не впилились в бордюр тротуара.
– Жми! Жми!
Я знаю, что именно упустил в эту минуту. Я знаю. Теперь я видел ее только со спины, но знаю, что должно было произойти, если бы не… Вот почему мне на все наплевать, понимаете? Вот почему ребята могут завтра утром забрить мне башку. Забавы ради они могут оставить мне челку или покрасить меня в зеленый цвет, под стать полицейской машине. Мне все до лампочки, понимаете?
Слэкс гнала вперед. Она вырулила, и мы оказались на Серф-авеню. Раздолбанное такси урчало и визжало. Легавые, наверное, уже висели у нас на хвосте.
Затем мы выбрались на поворот к автостраде. Все, теперь уже нет светофоров. Черт! Если бы у меня была другая машина. Все перемешалось у меня в голове. Сзади прибавили газу. Улиточные бега. Мне хотелось выть от ярости.
Слэкс выжимала все, что было можно. Я по-прежнему видел ее со спины, но я знал, чего ей хотелось, и это меня заводило так же, как и ее. Я опять заорал: «Жми!» – и она давила на полную катушку. Потом она обернулась на секунду, не больше, а в это время какой-то тип выезжал на поворот. Она его не видела. Он ехал справа. Километров семьдесят пять, как минимум. Я увидел, как мы несемся прямо на дерево, и сжался в комок, но она даже не моргнула, и когда они меня вытащили из машины, я визжал как свинья, а Слэкс уже не двигалась. Руль продавил ей грудь. Они с трудом вытянули ее за руки, за ее белые руки. Такие же белые, как ее лицо. Слюна еще блестела у нее на губах. Глаза были открыты. Я не мог двигаться из-за руки, вывернутой в обратную сторону, но я попросил положить ее рядом со мной. Тогда я смог рассмотреть ее глаза. И ее всю. Из нее хлестала кровь. Она была вся в кровище. Но только не лицо.
Они раскрыли полы ее мехового пальто и увидели, что под ним ничего не было. Только штаны. Ее белая кожа казалась бесцветной и мертвой при свете газовых фонарей, которые освещали дорогу. Когда мы врезались в дерево, молния на ее штанах была уже расстегнута.
1947