Геннадий Прашкевич - Пожить в тени баобабов

– Прощаться?

– Прощаться.

– За бугор?

– За бугор.

– Надолго?

– Чего гадать? Там посмотрим, – Сергей хорошо засмеялся, показывая ровные белые зубы. – Там посмотрим, братан. Я, ты знаешь, прятаться в деревне не собираюсь. Мне хоть дворец построй, не уживусь в деревне. Мне жизнь нужна. Вечное движение. Голоса. Ну, ты ж знаешь!

– Почему прятаться? Почему в деревне? – удивился Валентин. – Вон Владимир под боком. Совсем не деревня. У меня там техникум. Ребята подрастают. Хорошие ребята, – зачем-то подтвердил он кивком. – Вот увидишь, я из них еще не одного чемпиона выращу.

«Техникум… Ребята…» – потягиваясь, с наслаждением поддразнил Серега. – Узнаю тебя, Русь…

Впрочем, он не собирался корить брата или спорить с ним.

Каждому свое.

К этому они пришли много лет назад и сами по себе.

– По маленькой?

– А чего ж! – Серега весело подмигнул. – И баньку, братан! Баньку, это прежде всего!

Так и было.

И по маленькой, и банька. А потом они еще повалялись на берегу озера. Погода позволила, Серега расслабился. Никогда, как в тот последний раз, он так много не говорил. Правда, Серегу не сразу поймешь – всерьез он говорит или в шутку? Я, дескать, братан, открыл секрет долголетия. Оно же – вечность. Вот еще месяц назад, братан, я ничего такого не знал, возился себе с компьютерами, и вдруг открыл! Простенький секрет, ну, совсем, в сущности, простенький, но секрет! Ничего вроде, на первый взгляд, необычного, как бы даже случайность, на первый взгляд. Ну, вроде вот как шел по дороге и подобрал валяющийся под ногами ключик… Правда, тот ключик…

Серега с наслаждением рассмеялся:

– Нет, братан, это не совсем простой ключик! Несколько волшебных цифирек на нем, и вся проблема – цифирь запомнить. С этим ключиком вход в будущее обеспечен. Не к баньке, не к деревне, не к этому озеру, братан, не к техникуму. Техникум и будущие чемпионы – это все, конечно, хорошо, но скушно. Вот как скушно, братан! Ты только посмотри! Вырастишь пару чемпионов и все, жизнь прошла. А ты же еще на слонов не охотился, сумчатых не ловил. В Париже, знаю, бывал, и в Мюнхен летал, и даже в Чикаго, только ведь там с таких, как ты, с гордости Советского Союза, глаз не спускали. Не парижанки, – засмеялся Серега, – а свои… сумчатые! Ты, братан, еще не гонял голых баб по пляжам Таити, не летал на воздушном шаре над Африкой, не заглядывал в Лиму, а ведь это хрен знает где, чуть ли не на Амазонке! Вон как мир велик, а жизнь… Жизнь совсем коротка… Даже то время, что тебе отпущено природой, уходит черт знает на что. Ну, банька, ну, еще раз выпьешь на берегу этого озера, ну, даже вырастишь еще пару чемпионов… Скушно… Обидно… А я, братан, жар-птицу схватил… Я, братан, ключик нашел от будущего. С мелкими такими цифирками. Запомнишь их, и все. Делай, что хочешь. Можешь пшик превращать в золото, таитянок гонять по пляжам, баобабы выращивать в Лодыгино!

Серега сам изумился своим словам:

– Пожить в тени баобабов!

– Березка не устраивает?

– Уже не устраивает, братан, – засмеялся Серега. – Ну, никак не устраивает! Я родился под березкой, предполагается, что и лягу под нее, так почему не полюбоваться и баобабами? Хочу свободы. Хочу открытого мира. Почему мне какая-то березка должна застить мир?

– А что, застит?

– А то нет? – удивился Серега. – Ты вон каких знаменитых борцов по ковру валял, тебя генсек целовал в губы, а что в итоге? «Выращу пару чемпионов…» Тоже мне, жизнь! Мог бы все построить иначе. Мог бы сидеть сейчас не в Лодыгино, а в том же Париже. Ну, в Берлине, на крайний случай.

– Я непослушным был, – быстро сказал Валентин.

– Знаю, – Серега рассмеялся. – Да если бы и послушным был, что толку? Ну, получил бы казенную дачку немножко получше этой. И в более престижном месте. Что с того? Там та же самая банька, те же самые родные березки. Может, даже и техникум рядом.

Валентин нахмурился:

– А чем плохо?

Серега рассмеялся, откинувшись на траву:

– Вот и я не понимал, пока не сделал открытие.

– Знаю я эти открытия…

– Не знаешь! – возразил Сереге и уверенно сжал крепкий мощный кулак. – Если бы знал, не валялся бы на бережку озера, а держал бы весь мир в кулаке. Заметь, не деревушку под Владимиром, не техникум, не каких-то там предполагаемых чемпионов, а весь мир. И жил бы сейчас не под березкой, а в тени баобабов. И гонял бы не чужих коров, лезущих в огород, а голых таитянок по пляжу. И в Париж бы мотался без казенных соглядатаев и тогда, когда бы именно тебе, а не кому-то другому, этого захотелось!

– Да брось ты. Я у себя в Лодыгино…

Серега в отчаянье схватился за голову:

– Вот заладил!.. Ему про весь мир, а он про свое Лодыгино!

– Да о чем ты?

– Да про мир!

Валентин усмехнулся:

– Ладно, я тебе так скажу. Мир это, наверное, хорошо. Но сразу во всем мире жить нельзя. К тому же, все в мире на все похоже. И под Парижем, кстати, такие же деревеньки, как у нас под Владимиром, ну, может, более ухоженные. И такие же, кстати, растут под Парижем березки, как у нас. И я тебе скажу, ничуть не хуже жить под такими березками, чем под баобабами. И гонять девку Машку по берегу этого озера ничуть не скучнее, чем какую-то таитянку по пляжам. И открытия разные люди тоже делают, вот совсем, как ты. А потом все равно приходит старость и оказывается – ничему и никому те открытия не помогают. Как прежде, качаешь мышцы, возишься со снарядами, делаешь пробежки, а тело-то устало, тело, извини, тебя не слушается. Тут и ключик с волшебными цифирками не поможет. Побежишь за голой таитянской бабой, а ноги заплетаются, а сама баба, оказывается, бежит вовсе не от тебя.

– Узнаю, узнаю… – усмехнулся Серега. – А сам туда же – «чемпионами сделаю!» Да кого? Своих придурков владимирских? В чемпионы они у тебя все равно не выйдут, условия у них не те. Выйдут они у тебя не в чемпионы, а в рэкетиры. Начнут и сюда, в Лодыгино, наезжать, чтобы, значит, прижать лодыгинских челноков. Нет и не может быть других вариантов у твоих предполагаемых чемпионов, сам знаешь.

Валентин нахмурился:

– Ребят не трожь.

– Не трогаю я твоих ребят… – Серега мечтательно уставился в небо. – Плевал я на твоих ребят… Я такое знаю, что весь мир можно перевернуть, братан… Без всякого рычага…

– Ключиком?

– Ага.

– С цифирками?

– Ага.

Они засмеялись.

Склон берега. Дымок костерка. Копченая рыба. Пиво.

Пива Серега привез два ящика.

– Мюнхенское, братан. Освежает мозги, промывает почки. И рыбешка тоже не просто рыбешка. Ее норвежские рыбаки коптят, ее и на столе королей можно увидеть.

– Ничего рыбешка, – одобрительно кивнул, попробовав, Валентин. – У нас Кирюха на Танковой коптит не хуже.

Серега счастливо захохотал:

– Ладно, братан. Убедил! В Лодыгино не хуже, чем в Париже!

Здоровый, веселый, Серега собирался жить долго. Сам ведь утверждал, что узнал какой-то секрет, подобрал к нему какой-то ключик. Цифирка за цифиркою подбирал, уже весь мир зажал в железный кулак – и голых таитянских баб, и африканских слонов, и баобабы, понятно.

А итог?

Вывалился из окна гостиницы.

Пьян был?…

Валентин вздрогнул.

Настенные часы протяжно отбили два удара.

Сразу с боем часов вошли в комнату молча, но уверенно, широкоплечие мортусы в мятых куртках. Четверо. Деловито прицелились к бронзовым ручкам. Богатый, однако, гроб у Сереги, друзья не пожалели, вдруг отметил про себя Валентин. Бронзовые ручки, резьба, защелки, фигурные выступы. Такую красоту и под землю?…

Впрочем, почему под землю?

До крематория, а там…

Он не стал додумывать, а что, собственно, там. Не все ли равно, что там, если отчаливаешь не куда-нибудь за бугор, как собирался отчалить Серега, а в вечность?

– Кто родственники? – обернулся на собравшихся бригадир. – Выносим?

Валентин кивнул.

– Берись, – приказал бригадир, и мортусы в куртках вцепились в бронзовые ручки.

– Погоди.

Валентин хмуро оттолкнул бригадира, присел между высоких табуретов и легко на плечах приподнял тяжелый гроб. Плевал он на выпученные глаза присутствующих. Какое ему до всех них дело? Медленно, как на разминке, выпрямился, поправил на плечах тяжелую ношу и сквозь сгустившееся изумленное молчание и разом порхнувшие в стороны недоуменные шепотки шагнул к широко распахнутой двери.

Кожаные куртки и длинные плащи изумленно прижались к ободранным стенам подъезда.

«Кто это?»

«А хер его знает. Может, братан. Похож».

«Ну, бык! Поднять такое!»

«Ты тише. Может, правда, братан».

Кто-то распахнул настежь двустворчатую дверь подъезда. Валентин по обшарпанной лестнице медленно, как в воду, вошел в плачущий рев траурного марша. Сразу было понятно, что играют не те лабухи, что каждодневно таскают жмуров. Профессионалы. У этих даже лица другие, прямо профессора из консерватории. А может, и правда профессора. Играли они от души, на разрыв сердца. Сереге бы понравилось. Серега уважал профессионалов. Сам был профессионал. Правда, жить хотел долго.