Часть первая. Динамика: Зенит – Надир
Глава 1Мотор заглушили, немного не доехав до поворота. Сквозь редкие деревья виднелась уродливая изба. От самогона, припасенного лет за триста до появления мотора, ее куриные ножки заплелись и подвели основную массу. Они отказали, а избушка села в грязь и осталась сидеть, врастая в участок.
Какой-то шутник воткнул ей телевизионную антенну, точно иголку. Наверно, ему захотелось проверить уколом, осталась ли жизнь в ее стенах, которые заросли мхом и грязью, образовали с крышей единый землистый конгломерат без окон и без дверей. Избушка дернулась и вырвалась; она захрипела, иголка осталась, шутник убежал.
– Двери там есть, – шепнул человек, сидевший справа от водителя. Он угадал мысли своих товарищей; те напряженно дышали ему в спину. От их дыхания человеку давно сделалось жарко. – И окна есть, – добавил человек. – Они погасили свет.
– Вы про какой дом говорите, командир? – недоверчиво спросил заплечный голос. – Про то вон убожество, что ли?
Командир обернулся:
– Не похоже? – осклабился он. – Ты их, брат, не знаешь. Я таких дюжину взял. Они, демоны, хитрые… Они в землю закапываются. Снаружи посмотришь – обнуленный сортир, а провалишься – там тебе княжеские палаты, евростандарт, спутниковая связь, трепанация черепа…
Сзади как будто вздохнули – так показалось, но командир не ручался. Он взял автомат, снял с предохранителя.
– С Богом, пошли, – шепнул он ветровому стеклу. – Заходим без шума. Главное – проникнуть в подпол. Когда войдем, гасите любого. Но если заденете Ярослава, уляжетесь на его место, в раствор.
– Не пыли, командир, – покладисто пророкотало уже несколько голосов. – Кто же Ярослава не знает! Целехонек останется.
Машина лопнула почти беззвучно, будто состарившийся гриб, когда он взрывается спорами. Из нагретого кузова посыпались фигурки; приседая и поводя стволами, они растянулись в муравейный полукруг и устремились в подлесок. Командир, стараясь не шуметь, выпрыгнул из кабины. Он слился с левым флангом, которому предстояло атаковать фасад: в незапамятные времена избушка отведала русского духа и, подавившись при повороте, поворотилась к лесу не передом и не задом, но боком.
Предводитель отделился от бойцов, пробежал чуть дальше, притормозил и взялся делать яростные жесты. Короткими махами, сложив указательный палец со средним, он подсказывал отряду направление движения. Черные тени бежали направо, как мальчики, и налево, как девочки. Командир дернул плотную шапочку вниз, после чего сделался неотличим от обычных автоматчиков. Сверкая глазами, он первым пересек дремучий за ненадобностью огород и подбежал к крыльцу, которое, конечно же, намеренно никто не чинил, чтобы оно скрипело и предупреждало об опасности. Командир привалился к двери ухом, пробившимся сквозь специальную прорезь в шапочке: мертвая тишина. Ухо мгновенно отсырело, в него поползла озабоченная мокрица. У нее были важные сведения. Ей давно не терпелось рассказать, что горница, что бы о ней ни думали, на самом деле полна людей, которые, в количестве семерых человек, разместились по лавкам и приготовились к бою. Восьмой же человек, самый опасный, стоит посреди комнаты и готовит неприятный сюрприз.
Информация была настолько безотлагательной, что мокрица, не доверяя обманчивым барабанным косточкам, намеревалась передать эти сведения лично, непосредственно в мозг. Командир отклеился от двери, раздраженно запихнул в ухо палец ровно настолько, насколько позволила обрезанная перчатка; провернул его там и вытер о камуфляж.
Поэтому во всем дальнейшем виноват был он, и только он.
– Ну, Ладушкин, ты сам напросился, – шепнул командир. Он дал отмашку и выбил дверь, почти не затратив на то мускульного усилия.
В ту же секунду вспыхнул свет, и бойцы, ворвавшиеся в горницу, обнаружили там видного террориста, бородатого и усатого Семена Ладушкина, который стоял отдельно с напруженной гранатой в правой руке. Снаряд был похож на позеленевший от времени шоколадный снежок. К животу Семена Ладушкина был примотан вчерашний, как показалось командиру, батон в неблагодарной роли шахидского пояса.
Левая рука террориста рассеянно поигрывала красивыми проводами.
– Стоять! – Семен Ладушкин осклабился. – Ложи стволы на пол!
Вбежавшие споткнулись и растерянно замерли. Ладушкин начал пятиться к окну, и командир задал себе вопрос, когда же это успели распахнуть створки, и почему он прозевал.
– Всех подорву, – предупредил Ладушкин, видя, что командир дернулся вперед. – Ложи ствол, ментяра! Зарежу, – добавил он неуверенно.
– Тебе все равно не уйти, – быстро заговорил командир и стал медленно нагибаться, как будто принял решение подчиниться и выполнить грубое требование. – Дом окружен. Тебя возьмут в огороде.
– Попробуйте, – улыбнулся Семен Ладушкин. Его благородное тонкое лицо с печальными глазами, подернутыми восточной дымкой, неприятно исказилось, являя собравшимся подлинный облик бандита. Не выпуская гранаты, Ладушкин погладил себя по окладистой бороде. – Может, и возьмешь. Это как посмотреть. К ангелам-то вместе полетим.
Он сел на подоконник и перебросил ноги в темноту. Испуганные кузнечики притихли.
Подручные Ладушкина, не выдержав напряжения, начали подниматься с лавок и боком перемещаться к окошку. Ладушкин вновь улыбнулся прощальной улыбкой.
– Скажи мне, где Ярослав, и всем дам уйти, – хрипло сказал командир.
Ладушкин принял гранату в ослепительные зубы и показал командиру средний палец: жест, которому он научился из западного кино.
– Огонь! – заорал командир, вмиг распрямился и вскинул автомат.
Ладушкин перевалился в ночь и замелькал белым заполошным пятном. Командир, не заботясь о творившемся сзади, утвердился на подоконнике и открыл стрельбу. За его спиной разразилась буря. Пули щелкали о панцирь, мешая командиру прицелиться. Автоматчики, широко расставив ноги, крошили шайку; горницу заволокло матерным дымом, и острый запах пороха оставался после каждого выкрика. Командир занял, наконец, удобную позицию и выпустил Ладушкину вдогонку длинную очередь. Убегающее пятно замедлило движение, потом остановилось совсем, помаячило среди лопухов и рухнуло в прохладную черную зелень. Командир свалился следом. Пригнувшись, он побежал к Семену, который, когда его, наконец, разыскали в лопухах, выглядел целым и невредимым: разбойник лежал и хитро смотрел на запыхавшегося преследователя.
Подтянулись остальные; из яркого освещенного окна медленно выплывал и расползался кровавый туман. В покинутой комнате что-то чавкало и мычало; крышка подпола начала подниматься, но этого никто не увидел. Все столпились вокруг подобравшегося Ладушкина. Командир присел на корточки. Он легко хлопнул террориста по правой щеке, и Ладушкин с готовностью, не переставая улыбаться, подставил ему левую.
– Где Ярослав, паскуда? – осведомился командир.
Тем временем Ярослав Голлюбика, кряхтя и отплевываясь от мерзкой жижи, отряхиваясь от слизистых наслоений, был уже в брошенной комнате по самую грудь. Он выбирался из погреба. Упершись разлапистыми ладонями в скользкий от крови пол, он, когда командир затеял допрос, как раз подтягивался.
Ладушкин, не отвечая, добродушно прикрыл веки и снова их поднял.
– Что ты скалишься! – командир замахнулся. В замахе он скосил глаза на взрывоопасный батон.
– Ага, – кивнул Ладушкин. – Правильно глядишь.
Он что-то сделал рукой, и командир не успел ему помешать. В следующее мгновение и сам он, с подсыхающим следом от непонятой мокрицы на камуфляже, и Семен Ладушкин, и бронированные соколы специального предназначения взлетели на воздух, разделившись в полете на многочисленные фрагменты и ступени. Ярослав Голлюбика к тому моменту полностью выкарабкался из подпола и как раз шел к окошку. Взрыв заставил его отшатнуться; Голлюбика прикрыл глаза, одновременно защищая некогда русую, а ныне невнятной окраски бороду. Ладони хватило сразу на все.
– Эх, – он покачал головой, когда ударная волна, разбившись о его торс, утратила свои поражающие свойства. Ярослав присмотрелся к дыму и пламени, но ничего не разобрал. Бормоча что-то досадливое, он вернулся к отверстию, опустился на колени и позвал: – Обмылок! Вылезай, не шали. Руки на затылок.
Ответа не было. Голлюбика сунул перепачканное лицо в авангардную черноту квадрата, откуда тянуло морквой, рассолом и фиксирующими растворами. Он крикнул еще раз, на сей раз погромче:
– Обмылок! Вылезай, кому сказано!
Выждав немного, он выпрямился, поискал вокруг и нашел спички.
– Я иду искать, – предупредил Ярослав. Он спрыгнул в подпол, в самую уголовную закуску – вышеназванную моркву, квашенную капусту и картохи, откуда тотчас же послышались топот, глухие удары, звон стекла, сопровождавшиеся неразборчивыми ругательствами. Потом шум стих. Минутой позже он сменился безнадежными причитаниями: – Ушел! Ушел, сволочь! Обмылок! Если ты еще здесь, я из тебя душу выну! Тебе ли не знать!
