Большая часть этих подробностей была непонятна людям, далеким от медицины, но Данилов был уверен, что пациенты должны знать или хотя бы иметь представление о том, что он будет делать, как и для чего. Информированное согласие на эпидуральную анестезию, подписанное пациенткой, было уже вклеено в историю родов (постарался заведующий отделением анестезиологии и реанимации), но Данилов всегда проговаривал вслух то, что считал нужным, особенно если в воздухе пахло конфликтом, чтобы не слушать потом: «а нам не сказали» или «нас не предупредили».
— Мы заплатили столько, что в первую очередь вы должны позаботиться о нашем удобстве! — перебил его муж. — А о своем — в последнюю очередь!
О выражении его лица, скрытого под марлевой повязкой, можно было судить по недружелюбному, колючему взгляду.
— Все наши усилия в первую очередь направлены на благо наших пациентов, — ответил Данилов ровным голосом, глядя прямо в глаза собеседнику, а затем протер руки тампоном, смоченным в спирте, и обратился к медсестре:
— Ира, будьте любезны.
Анестезист подвинула к доктору столик с инструментами, сняла с него стерильную салфетку-покрывало и распечатала упаковку одноразовых перчаток.
— Тряпье! — хмыкнул муж роженицы, взглянув на салфетку.
Стерильные салфетки и простыни и впрямь выглядят неаппетитно — совсем не как в кино, где все белье или снежно-белого, или пастельно-салатового цвета. В жизни же стерильные простыни серо-бурые и покрыты разномастными пятнами — этим они внешне отличаются от белых нестерильных.
Дело в том, что при стерилизации белье обрабатывается горячим паром, отчего ткань окисляется, темнеет и приобретает «грязный» вид, будучи при этом абсолютно чистой.
Акушерка тем временем сняла с роженицы рубашку и помогла ей усесться на краю кровати, свесив ноги вниз, согнув спину, опустив голову и плечи и положив руки на колени.
— Маша, тебе удобно? — забеспокоился муж.
— Беременной женщине в таком положении удобно быть не может, — вздохнул Данилов, надевая перчатки, — но удобного положения для пункции еще не придумали.
Доктор взял у Иры еще один тампон со спиртом и протер перчатки сверху, затем принял металлический зажим, похожий на ножницы с изогнутыми лезвиями — в них был зажат тампон, смоченный йодом. Данилов принялся тщательно обрабатывать место пункции, забирая широко вокруг. После йода обработал кожу семидесятиградусным спиртом, затем снова йодом и опять спиртом. Привычку к старому методу обеззараживания кожи Данилов приобрел во время интернатуры по анестезиологии и неукоснительно следовал ему, игнорируя новомодные асептики.
— Как это «не придумали»? — после непродолжительной паузы «взбух» муж. — А разве лежа пункцию не делают?
«Начитанный», — подумал Данилов с раздражением, переходящим в головную боль.
— Ваша супруга имеет несколько избыточную массу тела, — стараясь говорить ровно и убедительно, начал Данилов, — ввиду чего оптимальный доступ, страхующий от осложнений, возможен лишь в положении сидя. Но если вы настаиваете, то я могу сделать пункцию в положении лежа.
— Мне нормально… — негромко сказала роженица в паузах между протяжными стонами.
Врач и акушерка заботливо поддерживали ее с обеих сторон.
— Значит, при проведении пункции в сидячем положении вы гарантируете нам отсутствие осложнений? — посуровел муж. — Я вас правильно понял, доктор?
«Вот кретин! — мысленно выругался Данилов. — Накаркает». Вслух же он спросил, стараясь придать своему голосу побольше мягкости:
— Можно я буду работать молча? Извините, но я так привык. Разговоры мешают мне сосредоточиться.
— Игорь! — Роженица попыталась обернуться к мужу, но ей не дали этого сделать.
— Никаких движений! — строго сказал Данилов. — Сидите, как сидели, только согнитесь побольше. Сейчас я произведу местное обезболивание, которое может вызвать кратковременное чувство жжения или распирания. Это быстро пройдет, не волнуйтесь. Вы меня поняли?
— Да.
— Очень хорошо. Начинаем…
Данилов уселся на табурет рядом с кроватью, получил от Иры шприц с раствором лидокаина и начал обкалывать место пункции. Встревоженный «козел» встал у него за спиной и шепотом поинтересовался у Иры:
— Что за препарат?
— Лидокаин, — так же тихо ответила Ира.
«Как он тут еще на камеру весь процесс не снимает? — подумал Данилов. — Но диктофон у него в кармане точно есть, к гадалке не ходи».
Покончив с местным обезболиванием, Данилов подождал немного, чтобы подействовал лидокаин, а затем вооружился шприцем со специальной иглой для пункции, длинной и толстой. В шприце был физраствор. Данилов ввел иглу между позвонками и осторожно, не торопясь, продвинул ее вперед до тех пор, пока игла не перестала встречать сопротивления. Ощущение «провала» означало, что игла оказалась в эпидуральном пространстве.
Юртаева и Пангина держали роженицу и одновременно говорили ей что-то успокаивающее. Та односложно отвечала им в промежутках между стонами. Вокруг царила бы гармония — если бы не присутствие мужа.
Данилов отсоединил шприц и ввел через иглу тонкий пластиковый катетер. В этот момент роженица закричала — ее стоны никак не могли быть связаны с действиями Данилова, поэтому он спокойно вынул иглу, положил ее в лоток для использованных инструментов, принял у Иры шприц с обезболивающим раствором и несказанно удивился, услышав в свой адрес:
— Коновал! Нельзя ли поаккуратнее?!
Данилов почувствовал, как в висках надсадно застучали невидимые молоточки. Захотелось встать, взять хама за шкирку и разок-другой приложить лицом о стену. Или даже об железный угол кровати. «Спокойствие, только спокойствие, — напомнил себе Данилов. — Пропускаем мимо ушей идиотский комментарий и делаем свое дело».
— Сейчас я введу через катетер пробную дозу препарата, — сказал Данилов, обращаясь к пациентке. — Сообщайте мне обо всех своих ощущениях. Это очень важно. Дурнота, тошнота, звон или шум в ушах, онемение какой-то части тела, появление привкуса во рту, чувство тепла, холода, мурашки…
— Нельзя ли побыстрее? — снова встрял муж. — Сказали — сообщайте обо всех ощущениях, и все тут! Чего рассусоливать? Ей же больно!
— Я поступаю так, как считаю нужным, — коротко и жестко ответил Данилов, начиная вводить препарат.
— Вы должны поступать так, как нужно нам! — ярился мужчина. — Мы вам платим, а не наоборот!
Доктор Юртаева одарила Данилова сочувственным взглядом, но вслух ничего не сказала и к порядку мужа пациентки не призвала — похоже, уже успела понять, что это бесполезно.
— Что чувствуете? — поинтересовался Данилов у пациентки, введя первую порцию обезболивающего.
— Живот тянет, как и тянуло, — ответила та, — и больше ничего.
— Значит, надо увеличить дозу! — «посоветовал» муж. — Чего время-то терять?
— Роды — это вообще долгий процесс, — успокаивающе сказала Юртаева. — Особенно первые. А Владимир Александрович — очень опытный и знающий врач…
— Ворон ворону глаз не выклюет! — грубо оборвал ее муж роженицы. — А то я не знаю! Вы всегда своих покрываете, как в Самаре…
Данилов усмехнулся, благо под марлевой повязкой все равно не было видно: «Интернет — зараза почище чумы».
Случай, то ли произошедший с пациенткой одного из самарских родильных домов, то ли полностью или частично выдуманный, за считанные часы стал известен всей стране. Рассказ о мытарствах несчастной женщины в родильном доме вывесила в своем блоге одна из ее родственниц. Этот текст больше походил на воспоминания узников гитлеровских концлагерей.
Пациентку начали обзывать еще в приемном отделении, причем оскорблениями не ограничились. Родственница, видевшая все своими глазами, в подробностях описывала грубые тычки, сопровождавшиеся не менее грубыми словами, которыми нерадивые акушеры и акушерки подгоняли роженицу. И так далее, с уймой шокирующих подробностей.
На взгляд Данилова, случай выглядел не совсем правдоподобно.
С одной стороны, в рассказе приводились фамилии, имена и должности виновных, что косвенно свидетельствовало о его реальности. При этом было совершенно не понятно, почему двоюродная сестра роженицы, бывшая рядом с ней все время и рассказавшая об этом всему Интернету, спокойно наблюдала, как злыдни в белых халатах мучают ее родственницу. Тут бы вмешаться, устроить скандал, поставить грубиянов на место…
Эта нашумевшая история никак не продолжилась: родственница ограничилась только одним рассказом, ничего не сообщив о его последствиях.
А самарским роддомом руководила бывшая однокурсница непосредственного даниловского начальника — доктора Вознесенского, заведующего отделением анестезиологии и реанимации. Вознесенский любопытства ради позвонил ей и узнал, что весь сыр-бор был вызван тем, что администрация роддома отказалась предоставить молодой матери с ребенком отдельную палату вместо двухместной, указанной в договоре. Пациентка и ее родственники наобещали несговорчивой администрации «кучу неприятностей», и надо признать, сдержали свое обещание. В роддом одна за другой нагрянули две комиссии — городская и областная. Кстати, одноместных палат в этом роддоме, построенном в пятидесятые годы прошлого века, вообще не было.
