– Передам дословно, синьора! Желаете что-нибудь выпить?
– Я желаю, чтоб вы немедленно отправились к вашему главному летчику и предупредили его, что в случае чего ему несдобровать!
Стюардесса вздохнула и пошла выполнять приказание вздорной пассажирки.
Как и положено по расписанию, самолет компании «Алиталия» совершил промежуточную посадку в Милане.
– Послушай, Франческо, – приказал командир старшему стюарду, – пойди проверь, что там с этой проклятой собакой этой проклятой красотки!
Франческо исчез.
– А красотка годится! – со знанием дела заметил штурман и даже облизнулся. – Вполне. Я ее видел.
– Лучше бы она ехала поездом! – отозвался командир и как в воду глядел, ибо в этот момент вернулся Франческо, а на нем, как говорится, лица не было. И трагическим голосом он произнес:
– Собака издохла! Совсем издохла!
– Вот что, Франческо, – командир корабля, как и положено командиру, мгновенно принял решение, – иди и поймай любого бродячего пса и… сам понимаешь! А я договорюсь с наземными службами и задержу вылет самолета по техническим причинам.
… В Москве в аэропорту «Шереметьево-2» Лучана прошла паспортный контроль, а затем ее провели в специальное помещение.
– Обождите, пожалуйста! – Таможенный служащий был предельно вежлив и говорил по-английски. – Сейчас вам доставят вашу собаку!
– Можете говорить по-русски, я понимаю, – с сильным акцентом, но зато без ошибок произнесла Лучана и… обмерла.
Дело в том, что рабочий подкатил тележку, на которой стояла клетка, а в ней испуганно озирался по сторонам несчастный лохматый пес.
Синьора Лучана Фарини застыла как вкопанная. Синьора Фарини впервые в жизни потеряла дар речи, и русской, и итальянской тоже.
– Что с вами? – Таможенник был корректен. – Вам нехорошо? Может быть, воды?
– Questo… questo… questo e non il mio cane… – Хозяйка собаки опомнилась и перевела на русский: – Это не моя собака!
– Не ваша? – искренне изумился таможенник. Любой бы на его месте удивился.
– Не моя. Где ваш начальник? – Лучана пришла в себя и начала скандалить. Любой бы на ее месте скандалил.
– Я начальник.
– Немедленно верните мне мою собаку, иначе…
– Вы только не нервничайте! – перебил таможенник, он же начальник. – Сейчас мы во всем разберемся. Клетка ваша?
– Si – questo e la mia gabbia, mia… моя клетка, но в ней…
Опытный таможенный служака не дал договорить:
– Клетка ваша. А бархатная подушка?
– Подушка? Наверно, il cuscino. Подушка мой.
– Ошейник тоже ваш? – Таможенник перехватил инициативу и не желал ее отдавать.
– Ошейник, поняла, il collare, тоже мой. – Лучана пылала гневом. – Но это живая собака, а я сдавала в багаж мертвую собаку!
Начальник таможенников пошатнулся. Он был немолод, многое повидал на своем таможенном веку, но такое…
– Ну да, – выдавил он, – конечно, была собака мертвая, долетела – стала живая!
– Мама моего мужа, – Лучана стала объяснять, стиснув зубы, – русская. Она была замечательная женщина и прожила девяносто два года. Она уехала из России во время вашей революции!
– Извините, – вмешался таможенник, – но какое отношение имеет революция к вашей собаке?
– Прямое! – воскликнула Лучана. – Мама моего мужа любила мужчин, у нее было столько романов!
– Пожалуйста, короче! – строго попросил начальник.
Но Лучане было плевать на все его просьбы:
– Она любила мужчин и собак! Когда умерла, не собака, а мама моего мужа, согласно завещанию, я ее похоронила в Москве. Сейчас, три года спустя, когда ушла из жизни ее любимая собака, я решила, что справедливо похоронить ее тоже в Москве. Вам, наконец, все понятно?
– За что? – простонал начальник таможенников. – Что я вам сделал плохого?
– Верните мне мою мертвую собаку! – закричала Лучана. – У нее было шесть золотых медалей! Они до сих пор висят у меня в гостиной.
Начальнику надоела вся эта идиотская канитель:
– Хорошо! – Он повысил голос. – Эй, кто тут есть поблизости? Принесите мне нож! Сейчас мы зарежем вашу живую собаку, и она снова станет мертвая!
– Вы мерзавец! – вспыхнула Лучана. – Я давно знаю – в таможенной службе работают исключительно мерзавцы. Запомните, я это так не оставлю! Поехали, randagio!
На русский это слово переводится – «бродяга».
Лучана поставила чемодан на тележку рядом с клеткой и потянула тележку к выходу. Обернулась, чтобы напоследок сказать таможеннику еще парочку крепких слов, но тот уже благополучно исчез.
– Что там у вас в клетке? – машинально спросил другой таможенник, чином поменьше, дежуривший на контроле.
– Разве не видите – индийский слон! – Лучана проследовала дальше по зеленому коридору. Так именуется проход через таможню, где нельзя задекларировать валюту, но зато не надо предъявлять багаж.
Стоило Лучане появиться в зале ожидания, как ее тотчас же атаковали шустрые, хваткие охотники за пассажирами.
– Do you wont the car? – Всех опередил пышноволосый малый в короткой кожаной куртке; не дожидаясь ответа Лучаны, решительно взялся за ручку тележки и резко бросил конкуренту, пытавшемуся пристроиться к Лучане с другой стороны: – Отваливай! Дама с собачкой моя!
– Гостиница «Советская»! – уже не по-английски, а вовсе по-русски сообщила адрес иностранка.
Нельзя сказать, чтобы Гриша, так звали водителя, обрадовался. Знает русский, меньше заплатит. Но ничего не попишешь. Гриша изобразил на лице улыбку радости:
– Как это ни странно, я тоже говорю по-русски!
Он уже выкатил тележку из здания аэровокзала и теперь направлялся к автостоянке.
– Мы легко договоримся – сорок пять долларов!
Это был проверенный Гришин прием – называть некруглую цифру, что удивляло иностранцев и сбивало их с толку. Однако Гриша не предполагал, что перед ним итальянка, а для нее торговаться – привычное дело.
– Двадцать! – автоматически больше чем вдвое скинула цену Лучана.
– Тридцать пять! – как бы нехотя произнес Гриша.
– Двадцать пять, или я беру другую машину! – Ледяной тон Лучаны исключал дальнейшую дискуссию. – Да, я беру другую машину! Решено!
Они стояли у странного сооружения, которое по замыслу его автора должно было называться автомобилем, но состояло с ним лишь в отдаленном родстве. Кузов принадлежал когда-то какой-то шикарной иномарке, может быть, даже «роллс-ройсу», верх… верха не было. Это был открытый драндулет на высоких, здоровенных шинах, будто снятых с трактора, и с длинным капотом, на котором сверкали великолепные фары, которые ставят на гоночных машинах экстра-класса.
– Вам не нравится мой «мерседес»? – невинно вопросил Гриша. Он уже привык к подобной реакции клиентов.
– Вы называете вот ЭТО «мерседесом»? – с издевкой переспросила Лучана, оглядываясь в поисках другой, нормальной машины.
– Пожалуйста! – Гриша пожал плечами. – Пусть будет «БМВ», если вам так больше нравится! Вы когда-нибудь ездили на подобном…
– Катафалке… – вставила Лучана. – Я знаю это слово, мне еще рано на катафалке!
За этим разговором с явным интересом наблюдал другой шофер и, понимая растерянность Лучаны, жестом приглашал ее к своей элегантной «ауди». Он был могучим детиной с лицом убийцы из американских триллеров.
Грише повезло. Убийца Лучане не понравился.
– Почему вы копаетесь? – Лучана дернула дверцу Гришиного автомобиля; она, естественно, не открывалась. – Поехали!
Гриша мгновенно справился с непокорной дверцей и помог Лучане вскарабкаться на сиденье:
– Поехали! А собачку так в клетке и повезем? Она что, кусается?
Лучана поглядела на пленника, который жалобно взирал из-за решетки:
– Кто ее знает! И вообще – держать собаку в клетке варварство!
Гриша хотел задать напрашивающийся вопрос, но, памятуя о двадцати пяти долларах, смолчал, добыл из-под своего сиденья веревку, с превеликой осторожностью открыл клетку и, рискуя собственной рукой, умудрился поддеть веревку под ошейник.
– Это у вас кобелек или сучка? – Гриша всегда разговаривал с пассажирами в легкой иронической интонации, что помогало ему сохранять достоинство и не превращаться в лакея.
– Понятия не имею, – сказала правду Лучана, а Гриша подумал, что иностранка с придурью.
Ответ на Гришин вопрос дал бедняга, выпущенный на волю. Первое, что он сделал, – поднял ногу на Гришино колесо.
– Так! – протянул Гриша. – Это кобель.
Собака все еще продолжала держать ногу поднятой. И Гриша меланхолически заметил:
– Сейчас он продырявит мне резину! Ишь сколько накопил за перелет!
– А может, он и не летал! – высказала неожиданное предположение Лучана. – Может, он сам в клетку залез или его туда запихнули! Это ведь не моя собака! У моей было шесть золотых медалей! Мы когда-нибудь поедем?
«Все! – подумал Гриша. – Накололся! Эта ничего не заплатит, она не просто с придурью, она целиком в придури!» – а вслух сказал:
– Конечно, у этой дворняги нет медалей, и, конечно, это не ваша собака. Просто вы любите возить с собой чужих собак. А с клеткой что будем делать?
