Илья, кто там?.. Пашка?! Йес-с!.. Да ведь, Вади-им, да ведь я успею, да я с ними только вот чуточку посижу, понял, а потом за английский, да самую-самую чуточку только вот, понял…
* * *
Вадим:
Дети… Хм, дети, - пацаны! Нюанс существенный… Как я жил без них, не понимаю.
Два метеора.
Боги небесным огнём
мне их послали.
Ладно, пока Илюшка с другом Пашкой будут заниматься своей музыкой, - мама дорогая, куда там, - музыка! - рэп этот, это ж… - ладно, пока они будут там с этим творчеством афроамериканских акынов сидеть, а Тошик будет изо всех своих избыточных сил (мощностью в двенадцать с половиной пацанячьих лет), трепать им нервы, я пока займусь нашей историей.
Стоп. Надо ведь мне про себя что-то сказать. Ладно, «самую-самую чуточку только», как Тошик выражается… Илька вот написал, что я очень опасен. Да… Нет, не так, - просто я умею, и могу, и делал, а возможно, что и буду ещё делать некоторые специфические вещи, - а то, что я делал эти вещи лучше многих других, то, что я жив и успешен, что Тошик с Ильёй теперь и навсегда в полном порядке, это…
Мурзик-Тузик, хм… Пацаны про него сами расскажут, если захотят, а захотеть надо, и не только затем, чтобы ВСЁ для них с этим рассказом совсем уж закончилось, весь тот ужас, но и… - НАДО. А про конец Мурзика-Тузика я расскажу сам, - хм, «конец», - в этом контексте слово «конец» приобретает оттенок особенной двусмысленности, ведь отрезал я этому нелюдю всё, что только можно отрезать у нелюдя. Это заняло у меня довольно много времени… но я не торопился… не-ет, - редко я делал что-либо с таким удовольствием! - и даже дохлая кошка с помойки, которую я в финале моей беседы с Мурзиком-Тузиком, - он ещё дышал, когда я затолкал ему эту падаль в его предварительно выпотрошенное мною брюхо, - даже этот дохлый кошак не показался мне излишеством…
Собственно, того, что я сейчас написал, будет достаточно для рассказа о конце этого выблядка. А детали… - малоаппетитно это всё было, настолько малоаппетитно, - ах, какой я тогда получил кайф! - настолько малоаппетитно, что после я чрезвычайно удивился, почему это не попало на первые полосы СМИ, дело ограничилось лишь маленьким сюжетом в криминальной хронике одного из телеканалов. Тем более удивительно, что в кровавой бане, которую я устроил в «Доме гимнастов», менты потом нашли одного известного персонажа из того цирка уродов, который у нас именуется «отечественным шоубизнесом», - блядь, вот уж жаль, что я не опознал его сразу, - в запаре я был, по пуле в глаз, и сайонара, - это он отделался более чем легко, - «пусть течёт кровь из носу в мире шоубизнесу»…
Но ведь это было уже после того, как в мою Импрезу WRX STi залезли Илюшка и Тошик… Тогда у меня была Импреза, сейчас у нас Tribeca, - перемена стиля довольно резкая, но производитель неизменен, люблю Субару…
Ты чего прискакал? Прогнали что ли?.. А ты?.. А чего взъерошенный такой?.. Скажи спасибо, что не прибили… Да уж, куда им! Тошик, какого чёрта ты к ним лезешь, когда они делом заняты?.. Ну-у, согласен, - «дело», - это я погорячился… А я в наушниках потому, что Вэйтса слушаю. И потому-то, кстати, я твоих боевых воплей и не слышал, - ох, Антон, дождёшься, нажалуются на нас соседи… Не вопил? Новенькое что-то… Где?! Где это я сматерился?.. Мда. Ну, а что? Каких ещё эпитетов, по-твоему, заслуживает отечественный шоубизнес?.. И равнять даже нельзя! Вот уж право слово, Тошик, чем пыхтеть над этими своими топиками, что вам по английскому задают, лучше бы ты язык по Вэйтсу изучал… С чего ты взял? Он и безо всяких матюгов достаточно убедителен в своей эмоциональности… А я тоже, как умею, так и говорю. Погоди-ка, Антон… А ну, сказал!.. Так, читай:
Том Вэйтс поёт нам.
Английским и не пахнет -
по-русски это!
Да… Нет… А вот не стараешься, потому и не получается… Ну, садись. Пойду к Илюшке, за тебя мстить, а может быть даже, - если повезёт, - бумбокс его испорчу… Вот тебе и ха-ха…
* * *
Антон:
Значит, отрезал всё, что можно Мурзику-Тузику Вадим и кошку дохлую напоследок в брюхо затолкал? А мне не рассказывал почему?! А вот если только Илюшке рассказывал, тогда я… Ну ладно, я придумаю, чо я тогда!
Кошка дохлая, - это то, что надо, я, правда, Илюшке говорил после, когда мы удрали из «Дома гимнастов», что я бы всех бы их живьём бы сжёг бы!.. Но до того как мы с Илом туда попали, много же чего случилось, и ничего хорошего не было, плохо всё было. Ну, не так плохо, как в «Доме гимнастов», но тоже ни фига хорошего со мной не было, ну, кроме Илюшки. Илюшка меня вытащил…
Вторая ночь в интернате… Не знаю… Нет, надо. Надо рассказать, правильно Ил говорит, это же моя затея, да и просто НАДО, и вот Вадим так же считает. Короче, я сейчас, скажу только Вадиму и Илье, чтобы меня не дёргали, и расскажу…
Вот, значит, вторая ночь. Ну, меня трахнули, короче… Изнасиловали, так это называется. Да ну, это и не удивительно, особенно, после того, что я потом насмотрелся, странно, что меня вот сразу, на первую ночь не трахнули, - хотя нет, забыл, на вторую ночь ведь Быр-Быр дежурил, поэтому меня тогда, в его дежурство и… Да, Быр-Быр! Борис Борисович. Ну, это у нас в интернате единственный дядька был, он там, у нас, чо-то вроде… завхоз, что ли… И на всё ему было насрать, да нет, и всем, - и воспитателям, и учителям, - всем насрать было, но Быр-Быру особенно. После десяти он уже и ни бе, ни ме, ни кукареку, - закроется у себя в кандейке, и квасит, пока не срубится. Ему, старому пердуну, и выходить ни х… (ага, Илюшка, это не считается, это я не сматерился!), во-от, значит, ему и в толчок-то выходить ни шиша не надо, толчок у него прямо в кандейке был…
Вот на вторую ночь он и дежурил. Но уже сразу, как только нас с Ленкой Окуневой в интернат привезли, вот в первый же день мне там не понравилось! Плакал… Потихоньку, это при всех нельзя, это сразу хана, и в детдоме этого не любили, но чтобы так вот, как в «инкубаторе»! Ну, ладно, не понравилось, и чёрт бы с ним, да ведь тут ещё эти… Ну, суки, которые, - так уж и буду их называть, - суки эти… «Рыжий». А если я не рыжий! Ну и сказал я там одному, - Клим там такой, фамилия у него Климентьев, говорю ему, - сам ты! - ну, не только, добавил там кое-что… И, главное дело, ничего и не произошло, посмеялся этот урод, и ласково так мне: - узнаем, говорит, кто, значит, рыжий, - завтра Быр-Быр дежурит, вот и узнаем…
Ил написал, что он на меня внимания не обратил сперва. Ну-у… А я на него обратил. Вообще-то, случайно, наша спальня напротив ихней прямо, меня заводят, вот, говорят, это твоя теперь будет койка, ну, я там постель застилаю, а потом в открытую дверь смотрю, и хорошо видать, чего в спальне напротив, у них тоже дверь открытая. А там пацан на кровати у окна лежит, прямо поверх постели, - а за это, мне ведь сразу сказали, что без ужина оставляют, - а он лежит, и ничо, и такой ещё книжку читает, ногу на ногу положил себе, и читает… Ничо себе, думаю, старшим, значит, можно… А книжка у него в газету обёрнута, ну так, как будто в обложку, и не видать, что за книжка, и лица у пацана не видать, только волосы пепельные видать, я подумал ещё, - красиво… как сталь волосы, или как серебро, - и не седой ведь, ну, просто цвет у Илюшкиных волос такой, пепельный…
Ну, там обед потом, потом я поплакал, и тоскливо так, не знаю никого, все какие-то… А в детдоме у нас хорошо было, а тут в «инкубаторе» все какие-то… А первой ночью меня краской измазали, гуашью. И никто не смеялся, вот что странно… Я думал такой: - ведь это же шутка, мы и в детдоме так прикалывались, но тут никто не смеялся, - я во сне краску размазал, не видно стало, что они написали мне гуашью, но все сразу поняли, вот никто и не смеялся…
Ну, весь день так себе прошёл, уроки там, потом нас хотели повести в «Центр творчества», да не срослось чо-то ни шиша, ну, и старшаки вообще тогда злые стали, Клим с Длинным пацану одному из нашей палаты по морде дали, просто-запросто, а мне такие говорят: - чо уставился, с тобой особый разговор будет, после отбоя тобой займёмся! А я не испугался. Ну, думаю, пропишут там, ладно, так положено, чо уж там, потерплю…
Отбой… Меня в душевую завели, их четверо, значит, и даже на стрёме никто из этих сук не встал, а чо им бояться, Быр-Быр в жопу пьяный, и насрать ему, а тут ведь такое дело, новенького ведь трахать щас будем, и меня тогда и… Да. Трахнули. Всем ясно? Или описать надо, с деталями там, всякими? Не надо, но одно я расскажу, в деталях расскажу. Они мне говорят: - будешь орать, рыжий, тогда мы тебе в рот поссым, а потом пасть заткнём трусами. Твоими, говорят, и ещё носки затолкаем, а вот носки наши будут, выбирай, - будешь молчать, или будешь орать… И я молчал, только стонал сквозь слёзы и сквозь зубы, а когда совсем уж невмоготу стало, я отрубился… Ненадолго, эти суки меня в чувство привели быстро… Потом перекурили, задницу мою посмотрели, смеются, - целая задница, эх, говорят, жалко Лидовского какого-то нету, он тогда кому-то жопу здорово разворотил, во, ржут, членяра был у пацана!.. И снова меня, по второму кругу. А я сознания уже не терял, и не скулил уже, даже и не плакал уже вовсе, губу изнутри прикусил до кровяни, и думаю: - Что ж, это вот, значит и есть смерть, значит, завтра я умру, с этим в душе жить мне нельзя, для такого у меня в душе места нету… А вафлить, - ну, в рот они мне не стали давать, хотели, но не стали, говорят, - завтра, рыжий. Всё завтра по полной программе тебе будет, ничо, привыкнешь, потом сам просить будешь, а щас мы спать хотим, вали, давай, в палату, жопу подмой, и вали, и чтобы ни гу-гу, сам ведь всё понимаешь, рыжий, мы же тогда тебе не члены в жопу засунем, вон в углу швабра стоит, её и засунем на всю длину…
