– Одна из прекраснейших женщин королевства, говорят.
– Это интересно.
– Говорят, у нее замечательная фигюра.
– Для меня все это – в прошлом, более или менее. И вам это известно.
– Разумеется, сир. Я просто держу вас в курсе.
– Что-нибудь еще?
– Гавейн отчикал деве голову. Случайно. В очередной раз.
– Боже милостивый, – сказал Артур. – Кому?
– Дочери Короля Зога. Мне кажется, ее звали Линет.
– Значит, вся Албания подымется, – сказал Артур. – И вся албанская ненависть к итальянцам – псу под хвост. Эти дамочки всегда попадаются Гавейну под горячую руку. Наносит удар, руку рикошетит от панциря противника или еще чего, и Гавейн отсекает голову оказавшейся поблизости дамы. Это уже система. А в прессе мы выглядим нехорошо. И Ха-Ха об этом высказывался.
– На Ха-Ха никто не обращает внимания.
– Я с вами категорически не согласен, – сказал Артур. – Народ ловит каждое его слово. Его находят восхитительным. Весь англоговорящий мир считает, что Ланселот спит с Гвиневерой.
– О, я в этом сомневаюсь, – сказал сэр Кэй. – Ей тридцать шесть. Люди разве спят с женщинами такого возраста?
– О вкусах не спорят, – сказал король. – Я не возлегал с Гвиневерой вот уже двенадцать лет. Не то чтобы она не нравилась мне, вы понимаете, да? Но двадцать четыре – мой верхний предел. Всегда был и всегда будет.
– Довольно здраво, – сказал сэр Кэй. – Возможно, отношения у них какие-нибудь пиетистические – у Ланселота с королевой, то есть. Быть может, они читают вместе облагораживающие душу труды, ходят к заутрене, блюдут новены, ну и прочее в том же духе.
– Гвиневера не набожнее кошки.
– Кроме того, поступили письма от Виктора Эммануила, – сказал сэр Кэй.
– Я их прочел. Весьма неприятные. Итальянцам подавай Югославию, Грецию, Ниццу и бог весть что еще.
– В старину, – заметил сэр Кэй, – мы бы заставили гонца эти письма съесть. Вместе с печатями.
– Я никогда не вымещал гнев на гонцах, – сказал Артур. – По мне, так это низко.
– Пришла депеша от королевы. Что-то о локомотиве, который железнодорожный профсоюз приварил к рельсам.
– Да-да-да, – сказал Артур. – Кто у нас сейчас главный железнодорожник? Предполагаю, им нужно больше денег.
– Как и людям с верфей. Там есть некий поляк, он выступает от имени обеих групп. Забыл его фамилию.
– Ну так дайте им чуть больше денег, – сказал Артур. – И соответственно поднимите акциз на пинту.
– Нет, – сказал сэр Кэй. – Сначала акциз, потом прибавка – вот в чем весь фокус. Так менее очевидно.
– Они считают, что денег у меня куры не клюют, – сказал Артур. – Денежный запас конечен. Этого они не хотят понимать. Думают, у меня по чердакам и чуланам во всех замках стоят огромные сейфы с деньгами.
– Так оно и есть, – сказал сэр Кэй.
– Не в этом дело, – сказал Артур. – Это не мои деньги в реальном смысле слова. Это государственные деньги, деньги Англии. Нам нужно поддерживать страну на ходу. Кто знает, что случится на этой войне? Может, мы проиграем? И тогда нам придется выкупать себя и все это чертово королевство. Благоразумно откладывать что-то на крайний случай. Обыватель о крайних случаях никогда не заботится.
– И то правда.
– А кроме того, Вильгельмина Нидерландская богаче меня, и все это знают. Я разве жалуюсь, что я в Европе лишь на втором месте по богатству? Нет, не жалуюсь. Я принимаю сей факт благосклонно.
– Вы знамениты своей скромностью и умеренностью, – сказал сэр Кэй. – А также – постоянством…
– Дать итальянцам хоть кусочек того, что они хотят? Думаю, не стоит. А то прибегут за добавкой.
– Можно разбомбить Милан. Превентивный удар. Пусть задумаются. О собственном поведении.
– Во мне так и не развился вкус к бомбежкам мирного населения, – сказал король. – Выглядит нарушением общественного договора. Мы обязаны вести войну, они – за нее расплачиваться.
– Да, было времечко.
– Позвольте мне кое в чем признаться, – сказал Артур. – Меня всегда беспокоило, какой некролог я получу от «Таймс». Любопытно, да? Мне вот очень любопытно. Сколько страниц? Сколько фотографий? Какого размера? Презренные мысли, что скажете?
– Нам всем это интересно, – сказал сэр Кэй. – Мы уже так давно читаем некрологи.
– Если б мы ввязались в войну за Чехословакию, – сказал Артур, – мы бы выиграли ее, не сходя с места, я в этом убежден. Задним числом, я полагаю, но все же…
– Это французы струсили.
– Неизменно верно во всем винить французов, – сказал Артур, – но Мюнхен, главным образом, наших рук дело. Слишком много решений мы вверили гражданскому правительству.
– И это ошибка – если задним числом.
– Конституционная монархия, – сказал Артур, – прекрасна в мирное время. В мирное время не стоит беспокоиться о торговом балансе и тому подобном, нам подавай соколиную охоту. А военное время – совсем другой коленкор. Вот когда мы нужны. Вспомните осаду Андорры. Мы же были великолепны. Ланселот в замке, возглавляет оборону. Бесподобен, как водится. Видели б вы его на бастионах – как он швырялся в осаждающих ульями. Он обожает швыряться ульями в осаждающих. Разумеется, мы проиграли.
– А кто облажался? – спросил сэр Кэй. – Уайтхолл. Гражданские. Мы проигрываем войну.
– Да уж явно не выигрываем. Меня так и подмывает заглянуть в Пророчество Мерлина и посмотреть, как все обернется.
– Я думал, Пророчество Мерлина уже дискредитировано.
– Разумеется, – сказал Артур. – Дискредитировано. Целиком и полностью опровергнуто. Не представляет ни малейшего научного интереса. Его происхождение в клочьях. О каком именно Пророчестве Мерлина вы говорите?
– А их больше одного?
– Есть то, которое Гальфрид Монмутский послал Епископу Линкольнскому, – сказал Артур. – Знаменитое. И есть подлинное.
– Существует второе Пророчество Мерлина?
– Существует.
– И у вас оно есть?
– Есть.
– А откуда вы знаете, что ваше – подлинное?
– Вы забываете, – сказал Артур, – что я был знаком с Мерлином. А Гальфрид Монмутский – нет. Если вы – такой же знаток пророческих повадок, как я…
– Да ни боже упаси, – сказал сэр Кэй. – Я в замешательстве.
– А сколько еще замешательств впереди, – сказал Артур. – К примеру: если я руководствуюсь Пророчеством, то есть читаю Пророчество как историю, хотя история еще не свершена, тогда для меня будущее – переопределено, а этого я не желаю. Все дело в благоразумном использовании Пророчества, разве не ясно? Нужно использовать его, а не быть используемым им.
– И все же, – сказал сэр Кэй, – если это действительное, подлинное Пророчество, от него трудно отмахнуться, как мне кажется.
– Это немалое искусство, – сказал Артур. – Игнорировать советы, я имею в виду. Некоторым так и не удается им овладеть.
– А можно посмотреть? – спросил сэр Кэй. – Этот… э-э… документик?
– Некоторые не верят, пока не увидят что-то собственными глазами, – сказал Артур. – Некоторые видят собственными глазами, но все равно не понимают, что видят. А некоторым их король что-то говорит, но они все равно желают это что-то увидеть собственными глазами.
– Я сглупил, – сказал сэр Кэй.
– Да, – сказал Артур.
Ланселот в единоборстве с Черным Рыцарем.
Латы Черного Рыцаря – из черных пластин с серебряной гравировкой. Ланселот оделяючи его мощным ударом в плечо.
– Сдаетесь, сэр?
– Боже упаси, – сказал Черный Рыцарь.
– Не соблаговолите ли тогда немного передохнуть?
– Вы не рыцарь, а воплощенная любезность, – сказал Черный Рыцарь. – Да, небольшая передышка мне бы не помешала.
Двое усемшись вместе, шлемы сняты; преломивши кус перченого бри с краюхой грубого помола.
– С моей точки зрения, – сказал Черный Рыцарь, – вся проблема – в России.
– Мало ли что говорят, – ответил Ланселот. – Поживем – увидим.
– По моим ощущениям, Германия намерена затеять русскую кампанию.
– Когда?
– Они подтягивают войско к границам, как я слышал.
– Надежна ли ваша информация?
– Как и все, что можно получить на моем уровне, – сказал Черный Рыцарь. – Получше того, что пишут в газетах, похуже того, что циркулирует в министерствах. Нам, простым рыцарям, не докладывают. Вы же, с другой стороны, имеете доступ к самому королю.
– Имел, – сказал Ланселот. – Теперь уж нет. Артур меня, наверное, по-прежнему любит, но бог знает – я не виделся с ним вот уже несколько месяцев. Все дело в Гвиневере.
– Слыхал, – сказал Черный Рыцарь. – Повсюду передавали. В смысле общественного интереса это чуть ли не затмевает войну.
– Вот были времена… – сказал Ланселот. – Все заводили интрижки в пристойном спокойствии. Прелюбодеяние считалось делом частным, о нем беспокоились одни принципалы. А теперь и французскую галошу не надеть – тобою тут же оклеят все заборы на стройплощадках.
– Знавал я одну девушку в Греции, – сказал Черный Рыцарь. – И чах по ней до самых глубин моей души.
