– А что в ней такого жуткого? – поинтересовалась Рейчел.
– Звуки, – поддержала Джесси младшую сестру. – Всякий странный шум.
Девочкам – Джесси и Бет – была выделена комната под чердаком. Старинные вощеные половицы рассохлись, искривились и немилосердно скрипели. Если поднимался ветер, оконные ставни, массивные и деревянные, дребезжали вовсю. И комната не прогревалась.
– Это сова, – объяснила Сабина. – Над ними гнездится ушастая сова Она возится и скребется у них над головами, когда ночью возвращается с охоты.
– Сова! – воодушевилась Рейчел. – Я бы хотела, чтобы над моей комнатой жила сова.
Джесси восхищенно уставилась на Рейчел, которая, казалось, вообще ничего не боится. Но Бет, надувшись, с отвращением добавила:
– А под половицами там мыши!
– Можете поменяться со мной, если хотите, – предложила Рейчел.
– Не надо их баловать, – сурово высказался Джеймс.
– Мы здесь всего-то на две недели, Джеймс. Если им неуютно…
– Им было позволено выбрать эту чертову комнату. Если они получат другую, то через два дня окажется, что им и там «неуютно». Незачем плясать под их дудку.
Но это были просто слова, и каждый понимал, что решение уже принято. Завтра Джесси и Бет поменяются комнатами с Рейчел.
– Мы можем устроить совиную вахту!… – выкрикнул Мэтт.
Рейчел немедленно подхватила:
– Да! Да, конечно!
– А что это такое – совиная вахта? – сразу заинтересовалась Джесси.
– Это когда вы не спите допоздна. По-настоящему допоздна. Сидите под звездами. Выпиваете уйму вина – но к вам это, конечно, не относится. И ждете сову. Она белая и пролетает совсем бесшумно. Мчится сквозь ночь словно призрак.
– А потом, когда она пролетит, что делают?
Мэтт ненадолго задумался.
– Вы становитесь «Совиными вахтенными одного пера», то есть Одноперыми вахтенными. Потом, если увидите еще одну, получаете звание Двуперых вахтенных. И так всю жизнь – пока не станете Семидесятиперыми вахтенными.
«Он все это сочиняет, – думала Джесси. – Сочиняет! Что же тут правда, а что нет?»
– А потом?
– He знаю. Что происходит потом, знают только Семидесятиперые совиные вахтенные. А они ничего не рассказывают!
– Не слушайте его, – посоветовала Крисси.
– Хочешь верь, хочешь не верь, но это правда. Сабина, Мэтт и Джеймс были старыми друзьями, но Сабина все же поинтересовалась:
– Откуда он набирается всей этой галиматьи?
– Он еще ребенок, – ответила Крисси. – Оттуда и набирается.
Однако Джесси и Бет настаивали на продолжении. Бет верила всему, а Джесси – хотела поверить.
– Пап, а мы можем устроить совиную вахту?
Джеймс залпом выпил солидную порцию вина и, стукнув стаканом о стол, обратил на девочек помутневший взгляд своих воспаленных глаз:
– Посмотрим. А теперь, если вы закончили, вам обеим пора спать.
Бет обошла вокруг стола, поцеловав по очереди каждого из взрослых и пожелав им спокойной ночи. Джесси осталась на своем месте, притворяясь загипнотизированной пламенем свечи. Неподвижная, словно статуя, она застывшим взглядом уставилась на мерцающий огонек.
– Джесси! – окликнула ее Сабина.
– Хватит, Джесс, – велел отец.
Остальные взрослые, словно парализованные, сидели, отвернувшись от Джесси: вмешиваться никому не хотелось. Но каждый думал про себя: «Вот так, что ли, оно и начинается?» Никому из них не доводилось еще присутствовать при Джессиных выходках, но все наслушались жутких историй от Джеймса или от Сабины, а то и от обоих сразу. Молчание за столом нарушалось только стрекотанием цикад в траве.
– Ты собираешься в кровать? – спокойно спросил Джеймс.
Облизнув большой и указательный пальцы, Джесси загасила свечу:
– Ладно.
Она встала с места, словно лунатик, поцеловала родителей и последовала за Бет в спальню. Мэтт закурил.
– Я уж подумал, она вот-вот какое-нибудь художество устроит.
– Мы все так думали. – Джеймс стянул одну из сигарет Мэтта.
Крисси отметила, что Джесси вела себя безупречно с самого момента прибытия – не ребенок, а золото. Мэтт согласился. Сабина напомнила, что прошло всего два дня, на что Джеймс ответил непристойным словцом, прозвучавшим, однако, достаточно тихо, так что его могли принять просто за шумный выдох. Пока они здесь, предложила Рейчел, им всем надо бы взять на себя какую-то долю ответственности за Джесси – да, собственно, и за Бет, – чтобы немного разгрузить Джеймса и Сабину.
– Врагу бы такого не пожелал, – проворчал Джеймс, умудрившись изгнать из голоса всякий оттенок шутливости.
– Можете иногда оставлять девочек на нас, – предложил Мэтт, который меньше всех присутствующих подходил на роль няньки. – Тогда у вас с Сабиной будет побольше времени, чтобы…
Неожиданно резко Джеймс поднялся из-за стола.
– Я иду спать. Неважно себя чувствую. После его ухода затрещали цикады в траве;
свечи оплыли, но еще горели.
– У Джеймса со здоровьем все в порядке? – спросила Крисси Сабину.
– В смысле – когда он не пьян и не обкурился? – Сабине внезапно изменила выдержка, и тут проявилась вся мера ее усталости. Сразу стали заметнее розовато-лиловые мешочки под глазами. – Он уже несколько месяцев жалуется на плохое самочувствие. Со мной он говорить на эту тему не желает, врачу показаться – тоже. Просто заявляет, что неважно себя чувствует, и идет спать. Вот как сейчас. Знаешь что? На самом деле нам всем нужны эти каникулы.
Вначале это была идея Джеймса – провести отпуск вместе. По правде говоря, у него были собственные резоны желать, чтобы вокруг него крутились другие люди: он рассчитывал, что присутствие посторонних убавит жар в кипящем семейном котле. Со своей стороны, Сабина ухватилась за представившуюся возможность. Она приветствовала идею, сулившую ей помощь посторонних, – но не с Джесси, а в тех трудностях, которые осложняли жизнь с Джеймсом. Неожиданно Джеймс изменил свои намерения, долго тянул время, а потом снова загорелся первоначальным планом, да еще предложил, чтобы к компании присоединилась и Рейчел. Работавшая ранее в рекламном агентстве Джеймса, она с недавних пор давала Джесси и Бет уроки игры на пианино. Уроки не следует прерывать, объявил Джеймс, если удастся найти дом с инструментом. Сабина не была уверена в том, что это такая уж хорошая идея, так же как и в том, годится ли Рейчел в учительницы ее дочкам. Но, возразил Джеймс, она сейчас переживает крах бурного романа, крах недавний и неожиданный, и с их стороны было бы актом милосердия пригласить ее с собой, к тому же все (то есть Мэтт и Крисси, которые, если уж на то пошло, никогда не высказывали своего мнения о Рейчел) относятся к ней неплохо.
– Итак, Сабина, – спросил Мэтт, явно намереваясь переменить тему, – каково это – вернуться на родину? Какие ощущения?
– Замечательные ощущения. А самое замечательное, что я здесь вместе со всеми вами.
– Господи, как жарко, – вздохнула Крисси, обмахиваясь пляжным полотенцем. – Как насчет того, чтобы поплавать? Давайте все разденемся и прыгнем в бассейн.
– Это что же, я один с тремя женщинами? – комически ужаснулся Мэтт.
– А мы не будем подглядывать, – пообещала Рейчел, сбрасывая белый халатик.
В воду она окунулась первая.
Каждое утро – туман. Густой, сырой туман, висящий над ландшафтом, словно покрывало из тонкого муслина, через которое можно разглядеть лишь размытые контуры самых могучих деревьев и самых крутых меловых утесов. И все же местность, примыкающая к дому, оставалась ясной, солнечной и не утратившей ярких цветов, как будто туман, развертывающийся подобно рулону драпировочной ткани, останавливался в тридцати метрах от дома. Однако, несмотря на утреннее тепло, влага проникала в жилище. Из-за нее разбухали и потрескивали деревянные ставни, застревали в пазах выдвижные ящики комодов, отсыревали простыни; она вызывала боли в локтях и коленях, заставляя ныть старые кости.
– Это нормально для Дордони? – услышала Джесси вопрос Рейчел.
О том же спрашивала Крисси. И Мэтт тоже допытывался:
– Такой туман… Для здешних мест это нормально?
Сабина считалась экспертом по всем вопросам, касающимся Франции, начиная от народных пословиц и кончая метеорологией. Но каждый раз ее ответ звучал одинаково:
– Меня не спрашивайте. Я же с севера.
– Совершенно нормально. – Джеймсу об этом было известно не больше, чем любому другому члену компании, но он уже прежде бывал – дважды – в здешних краях. Любое небрежное замечание о погоде могло быть истолковано Джеймсом как критика выбранного им места отдыха.
И действительно, туман не являл собою чего-то совсем уж необычного для Перигора – или Дордони, как предпочитают британцы называть эту часть Франции, раскинувшуюся между широкими отмелями Ло и многочисленными извивами самой Дордони. Каждое утро, словно выполняя какую-то механическую работу, желтое солнце скатывало влагу в шар из серых хлопьев; к середине утра работа бывала выполнена, а весь туман – выжжен. Небо снова обретало свой герадьдически голубой цвет. Стоял август, и плоды уже поспели до того, как прибыли наши туристы. Поспели блестящие початки кукурузы, лопались и застревали в ветвях плоды инжира, сливы падали и разбивались на земле. И все это заставляло приезжих чувствовать себя в некотором роде опоздавшими к похоронам.
