Мы продвигались вперед по заросшим дорожкам, осторожно отодвигая колючие ветви бугенвиллии, «морского винограда» и цветущего гибискуса. За ними пряталась еще большая разруха и запустение.
– Это старое водохранилище, – пояснила Клеопатра, когда мы шли через большой прямоугольник. – Одно из первых мест на земле, где из морской воды стали делать пресную. Проклятые англичашки находят странную прелесть в забытых богом уголках, но надо отдать им должное – устраиваться они умеют. Даже в таком захолустье, как это. Когда смотрителем маяка был отец Соломона, это место казалось маленьким раем. Он разбил тут огород, сажал цветы вдоль тропинок и даже лужайку подстригал.
С более близкого расстояния выяснилось, что даже башня испытала на себе разрушительное действие соли и морской воды. Я взглянул на отслаивающуюся краску и трещины во внешней стене.
– Доброе утро, Святой Петр, – промурлыкала Клеопатра, остановившись перед большой и толстой паутиной, растянувшейся поперек тропинки. Ткач, отвратительный фиолетовый с желтым паук размером с мою ладонь, висел тут же и был готов защищать свою территорию. Да уж, такую паутину безнаказанно не смахнешь.
– Вы знаете этого паука? – спросил я Клеопатру.
– Он совершенно безобиден, если, конечно, его не доставать, – ответила она.
Мы обошли Святого Петра и двинулись сквозь низкий кустарник между двумя небольшими строениями. Неожиданно из подлеска выскочил енот и стремглав помчался к берегу.
– Мне казалось, вы говорили, этот остров необитаем, – заметил я.
Клеопатра не ответила.
Я молча оглядывался по сторонам, и мысли меня посещали самые невеселые. Вдруг раздался удар. Я обернулся. Рукояткой своего мачете Клеопатра старалась сбить висячий замок, прикованный цепью к большой железной двери у основания маяка. По пути мне пришлось перебираться через токсичную кучу разлагающихся свинцово-кислотных аккумуляторов, валявшихся вокруг башни. Новые смотрители уже электрифицированного маяка просто выбрасывали старые батареи из окон, и это придавало домикам и прилегающей территории резиденции смотрителя особенно разбомбленный и запустелый вид.
Я перевел взгляд с булыжника под ногами на гигантскую башню и голубое небо над ней. По пути на Багамы Клеопатра поведала мне историю о том, откуда взялся этот маяк и как он сюда попал. Хотя он знавал и лучшие времена, вид его по-прежнему был весьма внушителен. Я стоял и смотрел вверх, ломая голову над тем, как его, черт возьми, вообще построили.
– Здешний проклятый соленый воздух разъест все что угодно. Я повесила этот замок всего месяц назад.
Я решил помочь. Несколько точных ударов большим камнем – и висячий замок отскочил. Железная дверь распахнулась, скрипнула, взвизгнула и глухо ударилась о стену.
Внутри было темно, жарко и стояла отвратительная вонь.
– Вот, – сказала Клеопатра, вручая мне электрический фонарик.
Освещая себе путь, я осторожно двинулся за ней. Она проворно скакала по ступенькам винтовой лестницы, словно Бекки Тэтчер. Я старался не отставать.
Мы взбирались наверх, вдыхая затхлый влажный воздух, бог знает как давно пойманный в ловушку башни. Шаги наши гулким эхом отражались от обитых железом цилиндрических стен. Стайка пушистых летучих мышей прощупала нас своими радарами, порхая вокруг моей головы.
– Не беспокойся, – крикнула Клеопатра. – Я расскажу тебе, как выгнать их, когда ты сюда въедешь.
Виток за витком мы поднимались все выше, пока наверху не показались тонкие лучи света. Клеопатра остановилась – прямо над нами виднелась ржавая крышка люка.
– Мне всегда нравилась эта часть, – сказала она. – Она напоминает мне о встрече с Томасом Эдисоном.[9] В ту ночь он врубил свой генератор – и Бруклинский мост засветился. Это было в день трехсотлетия основания Нью-Йорка.
– Вы знали Томаса Эдисона? – спросил я.
– Не я, мой отец. Отец вез меня во Францию в пансион, и мы были в Нью-Йорке проездом. Просто оказались в нужном месте в нужное время. – Клеопатра медленно двинулась вверх. Я шел следом. – В целом, электричество пошло человечеству на пользу. Только вот для смотрителей маяков его появления стало настоящей катастрофой. В моем списке изобретений Эдисона на первом месте стоит проигрыватель – куда более полезная вещь, чем лампочки или кино. – Клеопатра вытащила свайку[10] из футляра на ремне и вонзила ее в петли. Крышка со скрипом поддалась. – Готов? – спросила она.
Нас окатило солнечным светом. Подтянувшись, мы пролезли в дыру в небе и очутились в стеклянной комнате, купающейся в лучах утреннего солнца. Отсюда «Лукреция» выглядела игрушечной лодочкой на гладкой поверхности кристально чистой воды лишь в несколько дюймов глубиной. На самом же деле до дна в этом месте было футов тридцать.
Несколько матросов ныряли за раковинами. С башни маяка открывался вид на весь остров, обрамленный бирюзовыми пятнами отмелей и темно-синей лентой океана вдали. Клеопатра указала на канал Китов, холм Рыбы-парусника и мыс Орлика. В недалеком будущем мне предстояло их изучить так же хорошо, как и свою лошадь.
– Невероятно, – вот и все, что мне удалось из себя выдавить.
– Такую красоту грех не спасти, как по-твоему?
– Ага.
– За исключением этого, – добавила она, указывая на жуткую путаницу старых проводов, самодельные распределительные короба и стробоскоп на верхушке длинной, узкой шахты. – Это должно исчезнуть. Линза, появившаяся здесь вместе с маяком, была не просто плодом инженерного гения. Она была произведением искусства. Линзы, призмы и источник, создававшие луч света, – все вместе это называется «бычьим глазом», потому что выглядит как мишень из прозрачного стекла. Французский физик Огюстен Френель придумал его в начале XIX века.
– Как это работало? – спросил я.
– Хрустальные линзы, скрепленные латунными пластинами, фокусировали свет горелки в ярчайший пучок, направленный к линии горизонта. Вся конструкция весила около четырех тонн и плавала в круглом чане почти в тысяче двухстах фунтах ртути. Это позволяло ей двигаться почти без трения. Она вращалась с помощью часового механизма из тросов и грузиков, который каждые два часа заводил смотритель маяка. Луч света, пронзавший темноту, был виден за двадцать миль. – Клеопатра замолчала, словно вспоминая, как это выглядело в действительности. – Ничто в мире не сравнится с ее светом. Моряки называют ее душой маяка.
– Полагаю, вся эта красота оказалась слишком сложной для двадцатого века, – заметил я.
– Такой красивой вещи место в музее – не здесь. Основание перерезали паяльной лампой и просто выпихнули все это в окно. Остальное довершила сила тяжести. Вот так душу маяка вырвали и разбили о камни, а латунную раму продали на металлолом. – Клеопатра глубоко вздохнула. – И вот чем ее заменили, – добавила она, указывая на прожектор. – В современном мире просто нет времени для ручной подкачки керосина или завода часов. Именем прогресса они превратили маяк Кайо-Локо в гигантский тостер.
Виток за витком спускались мы вниз по лестнице. Виток за витком плела Клеопатра свою сеть. Она не могла позволить себе умереть, пока «бычий глаз» не будет найден и маяку не вернут его душу.
– В супермаркете ее не купишь, – сказала она мне. – Это иголка в стоге сена, но я найду ее. А тем временем нам нужно все здесь привести в порядок. Следует вернуть маяку его прежний вид. Для этого ты мне и нужен.
Выбравшись из мрачных недр башни и очутившись на свежем воздухе, Клеопатра запустила руку в карман брюк и вытащила ключ.
– Талли, я достаточно пожила на свете и знаю, что лапша на ушах – ядовитее всех нефтеперерабатывающих заводов в Техасе, так что перейду сразу к делу. Я знаю, все это, Должно быть, звучит безумно, особенно из уст чокнутой стану и, которая подцепила тебя на пляже в Мексике, но я уверена – судьба свела нас не случайно. Кажется, я там вытащила твою задницу из беды, так что по законам кармы ты мне должен.
– Не могу не согласиться.
– Короче, мне пришло в голову, что ты бы мог поболтаться тут некоторое время и отремонтировать все, пока я ищу линзу, – заключила она.
– Не вопрос, – ответил я. В тот момент тайное убежище в какой-нибудь глуши было как нельзя кстати.
– Работенка непростая, но я почему-то уверена, что ты справишься.
– Думаю, справлюсь.
Клеопатра заключила меня в долгие объятия. Святой Петр, спустившийся на паутинке с ветки «морского винограда», подглядывал за нами.
– Прежде чем мы уйдем, я хочу показать тебе еще одну штуку. Посмотришь, и мы уйдем.
Мы прошли мимо сломанной радиоантенны и обогнули башню. Клеопатра расхохоталась.
– Знаешь, когда я была гораздо моложе, я наняла одного ковбоя. Они не очень-то любят обниматься, зато дело свое знают, – сказала она. – Вон там, – она указала на изъеденный ржавчиной предмет в форме полумесяца, валявшийся у основания башни. Ветви «морского винограда» пробрались в болтовые отверстия, и кусок металла стал частью дерева.
